она ходила в школу (католическую), но если какие-то документы и сохранились, то где-нибудь в завалах архивов, разбирать которые ни у кого нет охоты.
Мне же нужно было понять (хотя бы приблизительно), что думала и чувствовала Салли, поэтому я перечитала все истории, которые смогла найти, написанные девушками на одно-два поколения моложе Салли, которые провели со своими похитителями годы или даже десятилетия. И изучила материалы о похищениях, которые имели место лет за десять до того, что случилось с Салли.
Случаи, когда ребенка или девушку похищает незнакомец, и сейчас-то редки, а уж во времена Салли были и того реже. Вот почему похищение Чарльза Линдберга-младшего в 1932 году на несколько недель завладело вниманием всей Америки. Разумеется, этому способствовала и слава родителей мальчика, суперпопулярного летчика Чарльза Линдберга и его жены, Энн Морроу Линдберг, тоже летчицы; вообще же исчезновение ребенка воплотило кошмар любого родителя: оказывается, их малыша могут похитить среди ночи прямо из детской. Вот почему вся страна, затаив дыхание, следила за поисками, пока несколько недель спустя мальчика не нашли мертвым.
Случаи же, когда ребенка похищают, удерживают в течение длительного времени, а потом его удается спасти, бывают еще реже. Поэтому всех так потрясло похищение шестилетней Джун Роблес [107], дочери богатых родителей из Тусона, штат Аризона, произошедшее за четырнадцать лет до того, как исчезла Салли. 25 апреля 1934 года незнакомец подкараулил Джун после уроков и заманил в машину (седан «Форд»). Роблесы получили несколько писем с требованием выкупа. Сперва у них просили пятнадцать тысяч долларов, потом десять. Шли дни; время от времени кто-то сообщал, что видел девочку (но потом выяснялось, что это не она); казалось, похитителя вот-вот найдут, но увы. Наконец в резиденцию губернатора Аризоны Б. Б. Мура пришло письмо с чикагским почтовым штемпелем: в письме сообщалось, где держат Джун. В пустыне под Тусоном на глубине трех футов под землей нашли металлический ящик, в котором обнаружили Джун – в цепях, истощенную, искусанную муравьями, но живую.
Для человека, просидевшего девятнадцать дней в тесном ящике, девочка держалась на удивление бодро. Через несколько дней после спасения Джун приехала на пресс-конференцию, которую снимала французская киностудия «Пате». (Впрочем, репортеры не задавали девочке вопросов: отвечать ей помогал отец, Фернандо.) Держалась девочка спокойно и, казалось, заранее отрепетировала ответы. Призналась, что ей не терпится в пятницу вернуться в школу. Это было последнее интервью Джун Роблес. Больше она никогда не общалась с журналистами.
Расследование затянулось, как молчание Джун. Все зацепки ни к чему не привели, никто не был арестован, суд присяжных никому не предъявил обвинения, да и ФБР в конце концов сдалось, неофициально согласившись с вердиктом присяжных – вроде похищение, но доказательства отсутствуют, так что в целом все выглядит подозрительно. Джун осталась в Тусоне, вышла замуж, родила детей, потом у нее появились внуки. В 2014 году ее не стало; жизнь она вела замкнутую, а потому журналистам потребовалось три года, чтобы установить, что это ее когда-то в детстве похитили – а кто именно, так никто и не узнал. Это осталось тайной, равно как и то, насколько похищение повлияло на Джун и ее родных.
Рассказы о жизни в неволе, наподобие современных историй девушек, «найденных живыми» (например, Элизабет Смарт, Джейси Дьюгард, Наташи Кампуш и тех трех, кого удерживал в Кливленде Ариэль Кастро), позволили предположить, что думала Салли, заглянуть ей в душу. Они также помогли мне понять, за счет чего похитителям удавалось годами подвергать этих девушек и женщин физическому, сексуальному и психологическому насилию.
Смарт, Дьюгард и Коллин Стэн – «девушке в коробке», которую супруги-мучители продержали в плену семь лет, – было разрешено покидать дом, ходить в магазин за покупками, даже путешествовать (Стэн навещала родителей [108], после чего возвращалась к похитителям), и ни разу они не позвали на помощь. Чтобы выжить, девушки психологически приспособились, сумели вынести все мучения, но никогда не считали их чем-то нормальным. Каждый день, каждый час похитители твердили жертвам, что близкие давным-давно о них забыли. Год за годом те, кто унижал, оскорблял, насиловал и мучил, оставались для этих женщин единственными, кто их «любит»: из-за этого неизбежно возникал когнитивный диссонанс.
Дьюгард провела со своим похитителем восемнадцать лет [109] и родила от него двоих детей. Несмотря на весь ужас своего положения, она так боялась потерять дочерей, что сперва, несмотря на все расспросы полицейских, не признавалась в том, кто она, и лишь позже, осознав, что похитители уже ничего ей не сделают, сказала правду. Смарт тоже не сразу поверила полиции и призналась, кто она такая на самом деле.
Мы знаем о том, что чувствовали и как выживали эти девушки, потому что некоторые из них опубликовали книги о выпавших им на долю годах мытарств. Смарт, Дьюгард и три девушки из Кливленда – Аманда Берри и Джина Де Джизус в соавторстве, Мишель Найт в одиночку – сумели рассказать свои истории так, как хотели, и тогда, когда сочли нужным, надеясь, что их печальный опыт принесет хоть какую-то пользу.
В отличие от девушек и женщин следующих поколений, у Салли Хорнер не было возможности рассказать миру свою историю. Не было у нее и выбора умолчать о ней, как сделала Джун Роблес. Об их скитаниях с Фрэнком Ласаллем остались лишь обрывочные сведения, собранные с горем пополам из судебных материалов и подкрепленные информацией из городских архивов. Впрочем, отсутствие столь же красноречиво, как и присутствие. Вместо фактов придется довольствоваться умозаключениями. Остальное дорисует воображение.
Летний зной закончился несколько недель назад, но в автобусе до Балтимора по-прежнему было жарко и душно. На автобусную станцию Филадельфии Фрэнк Ласалль и Салли приехали на такси [110]. Возможно, Салли гадала, зачем они дали такой крюк, ведь они же на юг собирались. Спрашивала, почему они так спешно покидают Атлантик-Сити, куда подевался «универсал» и почему они не взяли с собой ни вещи, ни фотографии. Но скорее всего, она все же оставила вопросы и претензии при себе.
Она должна была держать в уме легенду: Ласалль – ее отец. Слово его – закон. Отступать от этого сценария запрещалось под страхом наказания. Ей приходилось каждый день терпеть его издевательства. И прятаться от теперешней пустоты в мир собственных воспоминаний и фантазий.
Таксист высадил их у автобусной станции Филадельфии. Фрэнк и Салли сели в одиннадцатичасовой автобус до Балтимора. Фрэнк купил билеты; для Салли – за полцены (благо возраст еще позволял). Они заняли места: ехать им предстояло три часа. Возможно, ехали они не одни.
