Глава шестая
Жиль переживал свою досаду целый день. В конце концов, он все время играет при этой женщине глупейшую роль. Он ничего не понимает в театре, не очень-то разбирается в литературе, ли-шен художественного чутья, ему нередко случается сморозить глу-пость даже в тех вопросах, которые считаются его специальностью, а она незаметно старается его спасти. Как она, наверное, смея-лась, видя его ухаживания за Элоизой, за этой несчастной Элои-зой, которую богатый любовник (должно быть, у него губа не дура) готов сию же минуту бросить ради Натали. Конечно, в На-тали, при всей ее образованности и безупречных манерах, есть изюминка; даже пьяный американец и тот это почуял. Когда Жиль запер за посыльным дверь и вернулся в спальню, держа с глупей-шим видом огромный букет, Натали, не объясняя в чем дело, при-нялась хохотать. А он с минуту сидел на краю постели и бормо-тал: "Ну и ну! Ну и ну!"-пока она не взяла у него из рук цветы и не поцеловала его.
- А что ты ему ответила?
- Что это очень любезно с его стороны, но я люблю другого. Я, правда, забыла показать на тебя пальцем,-вскользь доба-вила она.
- Все-таки он порядочный нахал,- заметил Жиль. Он был уязвлен. Рядом с нею он всегда будет в проигрыше. Разумеется, она его любит, но ведь в чем-то самом главном она неизмеримо сильнее его. У него мелькнула мысль, что, несомненно, это и спасло его три месяца назад, и вместе с тем он ломал себе голову, как бы доказать ей обратное. Если поразмыслить хоро-шенько, то с самого начала их связи инициатива во всем исходила от нее. Он же сделал только одно-ускорил их отъезд. А так- ведь это она его выбрала, соблазнила и добилась того, что они теперь вместе. И конечно, если дать ей волю, вскоре вся их жизнь пойдет по ее указке. Доказательство-вчерашний вечер. Правда, за два месяца ему впервые пришлось по ее милости нести такую тяжелую повинность, как вчера, но ведь, как говорится, лиха беда начало. Из человека униженного он превращался постепенно в че-ловека скованного. Работалось ему в тот день плохо, настроение было ужасное, и он решил навестить Жильду. Со времени своего возвращения он ни разу не заглянул к ней, что было не очень-то деликатно с его стороны, тем более что Жильда обладала двумя огромными достоинствами: во-первых, она всегда была на стороне мужчин, во-вторых, она умела молчать. В шесть часов он уже был у нее и, едва переступив порог, вспомнил, какой ужасный вечер провел тут весной, ожидая какую-то женщину, которой он в конце концов даже не отворил дверь. Это было еще "до Натали", и, разумеется, здесь он должен о ней молчать. Натали - это его тайна, она его жена, и он не должен болтать о ней ни с кем, иначе это будет подло, и этого она наверняка ему не простит. Но он уже сидел в глубоком красном кресле со стаканом ледяного виски в руке, а напротив сидела внимательная и дружелюбная, любо-пытная женщина, сообщница былых его сумасбродств. Он чувствовал себя помолодевшим. В конце концов, любовное приключе-ние - это любовное приключение, и только.
- Ну как?-спросила Жильда.-Выглядишь ты прекрасно. Ты, говорят, очень счастлив.
- Очень,-вяло подтвердил он.
Она, как всегда, была обо всем прекрасно осведомлена.
- Так зачем же ты тогда сюда пришел? - и она засмея-лась.-Мужчины приходят ко мне либо за любовью, либо чтобы пожаловаться. Ты не очень-то похож на счастливого любовника. В чем дело?
- Это сложно,- начал Жиль.
И он заговорил. Говорил долго, чуть подтасовывая факты к своей выгоде, хотя и ненавидел себя за это. К концу рассказа он совсем расстроился. Она слушала молча, прищурив глаза, ку-рила сигарету за сигаретой, и выражение лица у нее было как у хиромантки-у нее часто бывало такое выражение. Когда он умолк, она встала, прошлась по комнате, слегка покачивая бед-рами, потом снова села в кресло и пристально посмотрела на него. В общем, все это было довольно смешно, и Жиль уже раскаи-вался, что пришел к ней. Она заметила лукавую искорку в его взгляде и рассердилась.
- Если я верно поняла, мадам забрала тебя в руки и ты не знаешь, как вырваться.
Жиль возмутился.
- Вовсе нет,-сказал он.-Я забыл главное. Я не сказал тебе самого главного...
А главным была горячая страсть Натали, ямка на шее На-тали, куда он утыкался лицом, засыпая, непрестанная нежность. Натали, глубокая ее правдивость и его безграничное доверие к ней. Все то, что Жильда, роскошная полупроститутка, с ее де-шевой развращенностью, уже давно разучилась понимать. Но за-чем же тогда он здесь?
- А что же главное? Втюрился ты в нее, что ли? Но он уже вскочил и, заикаясь-не то от гнева, не то от сты-да,- забормотал, с трудом выговаривая слова:
- Я плохо тебе объяснил... Забудем это. Извини меня.
- Ну когда она вернется к своему мировому судье, приходи ко мне,сказала она. - Я всегда дома, ты ведь знаешь.
"Да,-думал он с ненавистью,-ты всегда дома. И ты всегда рада любой подлости, любой гнусности и прихотям своих прияте-лей. Ты из той породы женщин, с которыми мужчина как будто все в жизни забывает, а на самом деле просто захлебывается во всякой мерзости".
Уже подойдя к двери, он обернулся.
- Вовсе она не забрала меня в руки, как ты говоришь, я сам к ней прицепился.
- Ну тогда надо было рассказывать о ней по-другому,- смеясь, заметила Жильда и заперла, за ним дверь.
Очутившись на лестнице, он почувствовал, что его трясет от негодования, но и сам не знал, на кого он злится. Как бешеный, он промчался через весь Париж, поставил куда-то машину, бегом поднялся по лестнице. Но, подойдя к своей квартире, он услышал смех Натали и мужской голос. Тяжело дыша, он остановился. "Если это американец, набью ему морду-и вся недолга. Это пойдет на пользу и мне, и ему, обоим сразу". И вместо того, чтобы отпереть дверь своим ключом, он позвонил, находя, что так будет приличнее. Однако Натали открыла дверь, звонко смеясь.
- Угадай, кто у нас!-сказала она.
В дверях гостиной стоял ее брат и улыбался. Вероятно, у Жиля было очень странное выражение лица, потому что Натали спро-сила:
- А ты думал кто?
- Не. знаю,-пробормотал он.-Здравствуйте, Пьер.
- Ты думал-это Уолтер?
- Уолтер?
- Ну, тот вчерашний американец. Я как раз рассказывала Пьеру про него...
И, смеясь до слез, она упала в кресло. Брат стоял возле нее и тоже смеялся, и Жилем овладело ощущение счастья. Брат и сестра смеялись заразительно, как дети, в них чувствовалось что-то ребячливое и искреннее, и оба были такие красивые, что на них приятно было смотреть. Нормальные люди. Значит, еще существуют на свете нормальные люди. Жиль рухнул в кресло, измученный и довольный. Он у себя дома, в своей семье, после того, как из-за своего дурацкого характера так по-дурацки провел день.
- Когда вы приехали, Пьер?
- Сегодня утром. У меня оказалось два свободных дня, а мне очень захотелось увидеть Натали. Мне ее писем недостаточно.
Так она, значит, часто писала брату? Между посещениями му-зеев? А что она вообще делает целыми днями? Он всегда расска-зывал ей, возвратившись с работы, как у него прошел день; они, как сумасшедшие, спорили о политике, говорили о газете, о зна-комых, но она никогда ему ничего не рассказывала о себе, гово-рила только о своей любви к нему. Что же она могла писать брату? "Я счастлива... Я скучаю... Жиль очень хороший... Жиль не очень хороший..." Он бросил взгляд на Пьера, пытаясь про-честь на его лице отзвуки этих писем, но ничего не увидел. Лас-ковое любопытство-и только. Нет, она, наверное, одинаково та-ится и от него и от брата. Он вспомнил о том, что говорил о ней, сидя целый час у Жильды, и ему стало стыдно.
- Я вижу, вам и выпить нечего,-торопливо сказал он.- Натали совсем не хозяйка.
- Натали всюду чувствует себя гостьей,-отозвался брат.- Тут уж она ничего не может с собой поделать.-Он весело улы-бался.
Натали побежала к холодильнику, мужчины остались одни.
- Судя по ее виду, моя сестра счастлива,-сказал Пьер. ' Говорил он спокойно, но в его голосе звучала все та же нотка угрозы. Как в тот знаменательный вечер в Лиможе. В общем, он выступал в роли "благородного брата", и это немного раздражало Жиля.
- Надеюсь, она действительно счастлива,- сказал он.
- Буду очень рад, если я ошибся в своих опасениях,- миро-любиво продолжал Пьер.-А как мне стало тоскливо в Лиможе без нее!
- Огорчен за вас,-сказал Жиль.-Но мне было бы так же тоскливо без нее в Париже.
- Вот это главное. В сущности, только это мне и хотелось узнать.
- Она вам не писала об этом? Пьер засмеялся:
- Натали не любит говорить о своих чувствах. Вам-то следо-вало бы это знать.
Неумело держа поднос, вошла Натали, и Пьер тотчас вскочил ей навстречу, спеша освободить ее от ноши. Да, Натали, вероятно, всю жизнь оберегали, всю жизнь любили, и, должно быть, Жиль, с его нервозностью избалованного ребенка, зачастую внушал ей страх. Между нею и братом была глубокая взаимная любовь, взаимная привязанность, множество воспоминаний обо всем, что они сделали друг другу хорошего-просто так, по велению сердца, и Жилю вдруг захотелось, чтоб и у него в жизни было так же, И он вдруг вспомнил, что у них с сестрой не было душевной бли-зости, если не считать ее материнской к нему привязанности, а его отношения с другими женщинами сводились к подспудным без-радостным битвам, прерывавшимся недолгими минутами счастья, но неизменно заканчивавшимся либо победой с привкусом пора-жения, либо просто поражением. Он вдруг почувствовал усталость, оттого что перепил вчера; таким он себя не любил.
