Проснулся он в полдень в чьей-то незнакомой, вернее, слиш-ком хорошо знакомой постели - в доме свиданий. Рядом с ним храпела толстая черноволосая девица. Ему смутно вспомнились ночные кабаки на Монмартре, какая-то драка, физиономия поли-цейского,-слава богу, глупости он вытворял на правом берегу Сены. У него даже голова не болела, только смертельно хотелось пить. Он встал и напился-пил и пил прямо из крана над эмали-рованной раковиной, премило украшавшей комнату. Потом подо-шел к окну, выходившему на какую-то незнакомую улочку. И за-стонал про себя. Что же он все-таки натворил? Он встряхнул спя-щую девицу, она что-то буркнула и, приоткрыв глаза, поглядела на него почти так же удивленно, как и он на нее. На редкость противная девка!
- Это я с тобой, значит?..-произнесла она.-Ну и надрался же ты.
- Где мы?
- Около Бульваров. Ты мне должен пять косых, мальчик.
- А что я вытворял?
- Не знаю. Ты попал ко мне в шестом часу. Я тебя уложила, и все тут! А что раньше было, не знаю.
Он быстро оделся, положил на ее постель кредитку и напра-вился к двери.
- До свидания, дядя,-сказала она.
- До свидания.
Светило яркое солнце. Он вышел на Итальянский бульвар. На-тали, Натали, где же сейчас Натали? Может быть, в агентстве? Нет, должно быть, завтракает где-нибудь по соседству, как обычно. Он взял такси. Голова была пустая. Надо увидеть Натали во что бы то ни стало. Это главное. Но агентство было заперто, в сосед-нем ресторане он Натали не обнаружил. Он перепугался. Такси не отпустил и велел ехать домой. Он бесшумно отпер входную дверь и замер в передней: Натали сидела в кресле и казалась спокойной. У него возникло ощущение, будто разыгрывается очень старая и очень глупая сцена: возвращение беспутного мужа после ночного кутежа.
- Я напился,-сказал он.
Она не ответила. Он заметил, что у нее темные круги под гла-зами. Сколько ей, в сущности, лет? На ней было черное платье, его брошка,-должно быть, она не ложилась, так и просидела в этом кресле всю ночь.
- Я заходил в агентство,- продолжал он. - Тебя там не ока-залось. Я... Мне ужасно неприятно, Натали. Ты беспокоилась?
Он говорил глупые слова, но что же ему оставалось говорить? На душе, однако, стало легче. Теперь он сознавал, что все время, пока ехал в такси, боялся только одного - вдруг он не найдет ее. Но вот она тут и как будто даже улыбается.
- Беспокоилась? - переспросила она. - Почему?
Он подошел к ней, и тогда она встала с кресла, посмотрела ему в лицо с каким-то любопытством, почти что с интересом. А за-тем дала ему две увесистые пощечины. И направилась в кухню.
- Сейчас сварю кофе,- сказала она ровным голосом.
Жиль не шевелился. Он совсем ничего не ощущал, только го-рели щеки: у Натали оказалась тяжелая рука. Постояв, он по-плелся на кухню и прислонился к косяку. Она с величайшим вни-манием следила, как закипает вода.
- Гарнье просидел со мной до трех часов утра,-сказала она так же спокойно. - Звонил по телефону в редакцию, потом в клуб. Тебя там не было. Тогда он позвонил Жану, и Жан нам сказал, что ничего особенного тут нет для тебя это вполне обычное дело. Кажется даже, он счел все это довольно забавным, что нас и успо-коило.
В голосе ее звучала убийственная ирония.
- Так как Жан не знал, что я слушаю по отводной трубке, он даже сказал Гарнье, чтобы тот посоветовал мне привыкать. Мне это понадобится.
- Перестань,- сказал Жиль.
- Я стараюсь в две минуты объяснить то, что ночью заняло у меня двенадцать часов. Кажется, я не злоупотребляю твоим временем.
- Всякий может раз-другой напиться.
- И этот "всякий" может позвонить по телефону и сказать: "Я пьянствую, спи спокойно". Но я думаю, что тебе это испортило бы все удовольствие.
"А ведь верно,-подумал Жиль.-Как раз мысль о моей ви-новности и подстегивала меня нынче ночью".
- Вот кофе,- сказала она. - Ты получил все, что тебе требо-валось: нелепый ночной кутеж, сцену, устроенную любовницей, две пощечины, чашку кофе. Правильно? Твой портрет-схема за-вершен? Прекрасно. Я ухожу в агентство.
Она на ходу надела пальто и вышла. Жиль с минуту постоял, озадаченный, потом выпил кофе, развернул газету, но читать не стал. Оказалось, что он не вызвал у Натали ни ревности, ни гнева.
Прежде всего она испытывала тревогу, а потом презрение. Зазво-нил телефон. Жиль бросился к аппарату. Может быть, она раскаи-вается в своей суровости?
- Ну что, старик,-послышался голос Жана,-опять за глу-пости принялся?
- Да,- ответил Жиль.
- Ты один?
- Да.
В голосе Жана звучала веселая снисходительность сообщника. Но что-то в душе Жиля мешало ему соскользнуть по той наклон-ной плоскости, на которую толкал его Жан.
- Как прошло возвращение? Плохо?
- Две оплеухи,- ответил Жиль и, когда Жан рассмеялся, по-нял, что все-таки соскользнул.
Глава восьмая
Теперь он знал, что в его отношениях с Натали появилась тре-щина. Он не знал в точности из-за чего-может быть, из-за того, что он, сам того не ведая, тщетно ждал от нее какого-нибудь низ-кого или пошлого поступка, который поставил бы их на один уро-вень. Неужели ночная пьянка - выходка, в общем, банальная для доведенного до крайности человека,-выявила внутреннюю сущ-ность их обоих и показала, что Натали выше его? Но, может быть, расхождение было неизбежной расплатой за шесть месяцев сов-местной жизни? А действительно ли Натали лучше его? Бывает ли один лучше другого в любовных отношениях, то есть в таких отно-шениях, где значение имеют не моральные, а эмоциональные ка-чества? А все же, как бы то ни было, она теперь смеялась реже, чем прежде, худела, и нередко в их чисто физической близости было что-то неистовое, нарочито яростное, словно каждый хотел с избытком утолить страсть другого и подчинить его себе и словно само наслаждение уже не было тем великолепным подарком, ка-ким оно бывало для них прежде, а доказательством чего-то. Но что могли доказать эти вскрикивания, эти стоны, эти вздрагива-ния? Что могли доказать объятия двух жалких существ, которых влекло друг к другу? Что все это значило по сравнению со взгля-дом Натали в иные минуты или с отсутствием взгляда у Жиля? Они ничего не могли поделать: было плотское влечение, но этого оказалось недостаточно, их близость приносила лишь наслажде-ние - и ничего больше. Жиль никогда еще не был так захвачен страстью и никогда еще не находил так мало радости в своей любви.
Настал день, когда Натали понадобилось съездить в Лимож. Тетя Матильда, та, что присылала ежемесячно сто тысяч, была при смерти и звала племянницу. Решено было, что Натали про-будет там с неделю, остановится у Пьера и возвратится как можно скорее. Жиль отвез ее на вокзал - на Аустерлицкий вок-зал, который был свидетелем того, как восемь месяцев назад Жиль уехал ужасно несчастный, как вернулся, не сознавая, что влюблен, снова уехал влюбленным и возвратился, прочно связав себя с На-тали. Теперь он вспомнил о каждом из этих четырех путешест-венников и не знал, каким из них он хотел бы сейчас быть. Нет, знал-ему хотелось быть тем влюбленным Жилем, который в мае, уже сознавая свою любовь, но еще не понимая, что его ждет, смотрел из окна вагона, как течет Луара, проносятся пригороды, бегут облака, тем Жилем, для которого ночные часы пути полны были чудесных неожиданностей, завершившихся самым большим чудом - на перроне его ждала Натали, сбежавшая со званого ужина. Как она бросилась тогда ему навстречу! Жилю нравилась история их любви, хотя иной раз и не нравилась их совместная жизнь. Ему нравился даже тот худой и грустный, несчастный па-рень, на грани отчаяния, тот страдалец, каким он был тогда, и очень нравилась та страстная, безрассудная, не знавшая меры и такая благовоспитанная женщина, которая внезапно влюбилась в него. Ах, луга Лимузена, и трава, нагретая солнцем, и дно про-зрачной реки, и ладонь Натали, охватившая его затылок, и та мрачная каморка, где они соединились в первый раз, и взгляд хозяина харчевни, и душная комната под раскаленной крышей, и коктейли Флорана!.. Но почему же сейчас они бродят по пер-рону растерянные, как заблудившиеся собаки, придумывая, что бы сказать друг другу, то и дело сверяя часы с вокзальными, по-купая какие-то нелепые иллюстрированные журналы? Что случи-лось? Он взглянул на четкий профиль Натали, вспомнил, как они прожили в Париже эти три месяца, и не мог разобраться в себе. Он вовсе не хотел, чтобы она куда-то уезжала, но, если бы по какой-то фантастической причине вдруг что-нибудь случилось в пути, например под Орлеаном, и ей пришлось бы вернуться сей-час домой, он был бы взбешен. В тот день он собирался поужи-нать с Жаном и с приятелями - ничего увлекательного в этой перспективе не было, во всяком случае, ничто не влекло его силь-нее, чем эта женщина, и все-таки сейчас ему хотелось, чтобы она уехала, чтобы поезд отошел поскорее. Да он просто с ума сошел! В нем живет какой-то несчастный безумец, которому дороже его свобода, никчемная, ненужная свобода.
