«Как, неужели это Лиза?» – вырвалось у меня.
«Да, она; мисс Элизабет Маггинз». Он с нежностью произнес ее имя.
«Но, – не удержался я, – мне показалось, что она вам совсем не нравится. Из нескольких слов, которые вы бросили тогда одному из ваших друзей, я понял, что ее общество было вам даже неприятно».
«Не мне, а Смиту, – перебил он меня. – Но как может судить о женщине этот гнусный тип? То, что она ему не нравится, только свидетельствует о ее достоинствах».
«Может быть, я ошибся, – заметил я, – но мне показалось, что она немного простовата».
«Да, пожалуй, она не совсем то, что в свете принято называть леди, согласился он, – но видите ли, мой дд-рогой Мак, я не столь высокого мнения о свете, чтобы его мнение могло иметь для меня значение. Я и свет, мы расходимся по многим пунктам, и я горжусь этим. Она хорошая, красивая девушка, и она моя избранница».
«Лиза – славная девушка, – согласился я, – и, очевидно, добрая, но подумайте, Смайт, достаточно ли она... ну. как это сказать... достаточно ли она развита для вас?»
«По правде сказать, – возразил он с одной из своих насмешливых улыбок, – я не очень интересовался ее интеллектом. Для того чтобы создать настоящий английский семейный очаг, вполне достаточно моего собственного интеллекта. В этом нет для меня ни малейшего сомнения. Мне не нужна развитая жена. Приходится, конечно, встречаться с надоедливыми людьми, но зачем же жить с ними, если можно этого избежать?»
«Нет, – продолжал он, возвращаясь к своему обычному тону, – чем больше я думаю об Элизабет, тем больше убеждаюсь, что она – единственная женщина, которая может стать моей женой. Согласен, что поверхностному наблюдателю мой выбор может показаться странным. Я не собираюсь объяснять его другим или осмыслять его сам. Познать человека – свыше человеческих сил. Одни безумцы пытаются делать это. Может быть, меня привлекает в Элизабет то, что она – моя полная противоположность. Может быть, слишком одухотворенная личность для своего дальнейшего совершенствования нуждается в соприкосновении с более грубой материей. Трудно сказать. Подобные вещи должны всегда оставаться под покровом тайны. Я знаю только то, что люблю ее, и, если меня не обманывает моя интуиция, она – та подруга, к которой ведет меня Артемида».
Ясно было, что он влюблен, и я перестал с ним спорить.
«Так, значит, бы продолжаете с ней встречаться и теперь (я чуть было не сказал: «когда вы уже больше не Смит», но побоялся расстроить его, лишний раз упомянув это имя), когда вы вернулись на Олбэнн?»
«Не совсем так, – ответил он. – Когда я уехал из Ярмута, то потерял ее из виду и снова встретил только пять дней тому назад, в небольшой чистенькой кондитерской. Я зашел туда, чтобы выпить стакан молока с кексом, и, представьте себе, подала мне их она. Я сразу узнал ее».
Здесь лицо его осветилось настоящей человеческой улыбкой.
«Теперь, каждый день в четыре часа, я пью там чай», – прибавил он и взглянул на стоявшие на камине часы.
«О том, как она относится к вам, нечего и спрашивать, – сказал я смеясь, – ее чувства к вам были совершенно очевидны».
«Но самое странное во всей этой истории то, – продолжал он, и прежнее смущение снова овладело им, – что теперь я ей совсем не нравлюсь. Она просто гонит меня. Выражаясь собственными словами прелестной малютки, она не хочет меня «ни за какие деньги». Она заявила, что выйти за меня замуж – это все равно что вступить в брак с заводной игрушкой, ключ от которой потерян. Ее слова скорее откровенны, нежели любезны, но мне это нравится».»
«Позвольте, – перебил я его, – а знает ли она, что вы и Смит это одно и то же лицо?»
«Что вы! – с тревогой ответил он. – Она ни в коем случае не должна этого знать. Вчера она заметила, что я похож на одного парня из Ярмута, и я просто похолодел от ужаса».
«А с каким видом сказала она это?»
«То есть как с каким видом?» – повторил он, не понимая.
«Каким тоном говорила она об этом парне – сурово или ласково?»
«А знаете, – ответил он, – теперь, когда я вспоминаю ее слова, мне кажется, что, говоря о парне из Ярмута, она как-то потеплела».
«Мой милый друг, – сказал я, – все ясно как день. Она любит Смита. Ни одна девушка, которой нравится Смит, не может увлечься Смайтом. В вашем настоящем виде вы никогда не покорите ее. Отложите дело до того времени, когда станете Смитом, что случится, очевидно, через несколько недель. Сделайте ей предложение в образе Смита, и она примет его. А после брака вы сможете, мало-помалу и осторожно, познакомить ее со Смайтом».
«Черт возьми, – воскликнул он, забывая свою обычную флегматичность, я не подумал об этом! Ведь когда я в здравом уме, то Смит и все, что его касается, представляется мне просто сном, и мысль о нем просто не пришла бы мне в голову».
Он поднялся и протянул мне руку. «Я так рад, что зашел к вам, проговорил он. – Ваш совет почти примиряет меня с моей ужасной судьбой. Теперь я, пожалуй, даже с нетерпением буду ждать того времени, когда на целый месяц стану Смитом».
«Очень приятно, – ответил я, пожимая его руку. – Не забудьте же зайти и рассказать мне все подробно. Чужие любовные дела обычно не особенно интересны, но ваш случай такой необыкновенный, что может считаться исключением из правила».
Мы расстались, и я не видел его в течение целого месяца. Но однажды, поздно вечером, горничная явилась ко мне со словами, что меня хочет видеть мистер Смит,
«Смит, Смит, – пробормотал я, – какой Смит? Разве он не дал вам визитной карточки?»
«Нет, сэр, – ответила девушка, – он не из тех, что имеют визитные карточки. Это не джентльмен, сэр. Но он говорит, что вы знаете его».
Было ясно, что она ему не поверила.
Я готов был сказать, что меня нет дома, но вспомнил вдруг вторую личину Смайта и велел провести его к себе.
Он вошел не сразу. На нем был костюм еще более крикливого покроя, чем прежде, если только это возможно. Я подумал, что он, должно быть, сам изобрел для себя такой фасон. Он был потный и грязный. Вместо того чтобы протянуть мне руку, он робко сел на краешек стула и осмотрелся кругом с таким видом, как будто впервые видел мою комнату.
Его застенчивость передалась мне, я не знал, что сказать, и некоторое время мы просидели в неловком молчании.
«Ну, – решился я наконец и, следуя методу застенчивых людей, сразу взял быка за рога. – Как поживает Лиза?»
«Лиза? А что ей делается!» – отвечал он, не отводя – глаз от шляпы, которую держал в руках.
«Вы добились своего?» – продолжал я.
«Чего это?» – переспросил он, поднимая глаза.
«Вы женились на ней?»
«Как бы не так», – ответил он и снова возвратился к созерцанию своей шляпы.
«Как, неужели она отказала вам?» – изумился я.
«А я ее и не спрашивал, – сказал он. – Очень она мне нужна!» /
Я понял, что сам он не станет ничего рассказывать и что мне придется вытягивать из него все по кусочку.
«Но почему же? – продолжал я допытываться. – Разве вы перестали ей нравиться?»
Он грубо засмеялся:
«Ну, этого нечего, бояться: она липнет ко мне, что твой пластыре не сойти мне с этого места, коли вру. И никак мне от нее не отвязаться. Эх, ушла бы она к кому другому, а то у меня она вот где сидит!»
«Но вы с таким восторгом отзывались о ней всего месяц тому назад!» вырвалось у меня.
«Так ведь то был Смайт. От этого накрахмаленного болвана всего можно ожидать. Но пока я Смит, меня не проведешь, я малый не промах. С такими девчатами хорошо проводить время, – продолжал он, – но жениться – черта с два, на таких не женятся. Мужчина должен свою жену уважать. Нужно, чтобы она стояла на ступеньку-другую повыше тебя и тянула тебя за собой. Чтоб ты смотрел на (.ее снизу вверх и почитал. Хорошая жена-это богиня, это ангел».
«Похоже на то, что вы уже встретили подходящую леди», – перебил я его.
Он густо покраснел и стал рассматривать узоры на ковре. Потом он снова поднял голову, и я увидел, что лицо его совершенно преобразилось.
«О мистер Мак-Шонесси, – воскликнул он, и в голосе его прозвучала нотка настоящей мужественной страсти, – до чего же она хороша, до чего прекрасна! Смею ли я, ничтожный, даже мысленно произносить ее имя! А какая образованная! Впервой я увидел ее в Тойнбихолл, где в аккурат собрались самые отборные леди и джентльмены. О если бы вы могли только ее слышать, мистер Мак-Шонесси! Она ходила со своим папашей и все веселила его: смеялась и над картинами, и над людьми. Ах, до чего же она остроумная, до чего ученая, и... какая гордая! Когда они пошли к выходу, я побежал за ними, открыл перед ней дверцу коляски, а она подобрала платье и посмотрела на меня ну прямо как на грязь под ногами. Ах, если бы я в ^ самом деле был грязью, я мог бы надеяться хоть когда-нибудь облобызать ее ножки».
Его чувства были так искренни, что я не мог смеяться над ними.
«А вы не разузнали, кто она?» – спросил я.
«Как же, как же, – ответил он, – я слышал, как старый джентльмен крикнул кучеру «домой», и я бежал вслед за ними до самой Харлей-стрит. Тревиор, вот как ее зовут, Хэдит Тревиор».
