В комнате было темно, только светился кончик сигареты, с которой Том сидел без дела у отворенного окна. Эмори закрыл за собой дверь и постоял, прислонившись к ней.
– Привет, Бенвенуто Блейн. Ну, как там дела в рекламной промышленности?
Эмори растянулся на диване.
– Гнусно, как и всегда. – Перед глазами встало агентство с его бестолковой сутолокой и тут же сменилось другим видением. – Бог ты мой, она изумительна.
Том вздохнул.
– Я просто не могу тебе выразить, до чего она изумительна, – повторил Эмори. – Я и не хочу, чтобы ты знал. Я хочу, чтобы никто не знал.
От окна снова донесся вздох – вздох человека, смирившегося со своей участью.
Глаза у Эмори защекотало от слез.
– Том, Том, ты только подумай!
– Давай посидим, как тогда, – шепнула она.
Он сел в глубокое кресло и протянул руки, чтобы принять ее в объятия.
– Я знала, что ты сегодня придешь, – сказала она тихо. – Как раз когда ты больше всего был мне нужен… милый… милый.
Губы его легко запорхали по ее лицу.
– Ты такая вкусная, – вздохнул он.
– Как это, любимый?
– Ты сладкая, сладкая… – Он крепче прижал ее к себе.
– Эмори, – шепнула она, – когда ты будешь готов на мне жениться, я за тебя выйду.
– Для начала нам придется жить очень скромно.
– Перестань! – воскликнула она. – Мне больно, когда ты себя упрекаешь за то, чего не можешь мне дать. У меня есть ты – большего мне не надо.
– Скажи…
– Ведь ты это знаешь? Ну конечно знаешь.
– Да, но я хочу, чтоб ты это сказала.
– Я люблю тебя, Эмори, люблю всем сердцем.
– И всегда будешь?
– Всю жизнь… Ох, Эмори…
– Что?
– Я хочу быть твоей. Хочу, чтоб твои родные были моими родными… Хочу иметь от тебя детей.
– Но родных-то у меня никого нет.
– Не смейся надо мной, Эмори. Поцелуй меня.
– Я сделаю все, как ты хочешь.
– Нет, это я сделаю все, как ты хочешь. Мы – это ты, а не я. Ты настолько часть меня, насколько я вся…
Он закрыл глаза.
– Я так счастлив, что мне страшно. Какой был бы ужас, если б это оказалось высшей точкой.
Она устремила на него задумчивый взгляд.
– Красота и любовь не вечны, я знаю. И от печали не уйти. Наверно, всякое большое счастье немножко печально. Красота – это благоухание роз, а розы увядают.
– Красота – это муки приносящего жертву и конец этой муки.
– А мы прекрасны, Эмори, я это чувствую. Я уверена, что Бог нас любит.
– Он любит тебя. Ты – самое ценное Его достояние.
– Я не Его, Эмори, я твоя. Первый раз в жизни я жалею о всех прежних поцелуях, теперь-то я знаю, что может значить поцелуй.
Потом они закуривали, и он рассказывал ей, как прошел день на работе и где им можно будет поселиться. Порой, когда ему случалось разговориться не в меру, она засыпала в его объятиях, но он любил и эту Розалинду – любил всех Розалинд, как раньше не любил никого на свете. Быстротечные, неуловимые, навек ускользающие из памяти часы.
Однажды Эмори и Хауорд Гиллеспи встретились случайно в деловой части города. Они вместе зашли в кафе позавтракать, и Эмори выслушал рассказ, очень его позабавивший. У Гиллеспи после нескольких коктейлей развязался язык, и для начала он сообщил Эмори, что Розалинда, по его мнению, девушка со странностями.
Как-то раз они целой компанией ездили купаться в Уэстчестер, и кто-то упомянул, что туда приезжала Аннет Келлерман и прыгала в воду с шаткой тридцатифутовой вышки. Розалинда тут же потребовала, чтобы Хауорд лез туда вместе с ней – посмотреть, как это выглядит сверху.
Через минуту, когда он сидел на краю вышки, болтая ногами, рядом с ним что-то мелькнуло – это Розалинда безупречной «ласточкой» пронеслась вниз, в прозрачную воду.
– После этого мне, сами понимаете, тоже пришлось прыгать, я чуть не убился до смерти. Меня стоило похвалить уже за то, что я вообще решился. Больше никто из компании не пробовал. Так у Розалинды потом хватило нахальства осведомиться, зачем я во время прыжка пригнул голову. Это, видите ли, не облегчает дела, а только портит впечатление. Ну я вас спрашиваю: как быть с такой девушкой? Я считаю, это уже лишнее.
Гиллеспи было невдомек, почему Эмори до конца завтрака не переставал блаженно улыбаться. Скорее всего, решил он, это признак тупого оптимизма.
Библиотека в доме Коннеджей. Розалинда одна, сидит на диване, хмуро глядя в пространство. Она заметно изменилась, даже похудела немного. Блеск ее глаз потускнел, можно подумать, что она стала по крайней мере на год старше.
Входит ее мать, кутаясь в манто. Окидывает Розалинду тревожным взглядом.
М и с с и с К о н н е д ж. Ты сегодня кого ждешь?
Розалинда не слышит, во всяком случае, не отзывается.
Сейчас заедет Алек, он везет меня на эту пьесу Барри «И ты, Брут». (Спохватывается, что говорит сама с собой.) Розалинда! Я тебя спросила, кого ты ждешь.
Р о з а л и н д а (вздрогнув). Я?.. Что… Да Эмори…
М и с с и с К о н н е д ж (язвительно). У тебя последнее время столько поклонников, что я просто не могла угадать, который на очереди. (Розалинда не отвечает.) Досон Райдер оказался терпеливее, чем я думала. Ты на этой неделе ни одного вечера ему не уделила.
Р о з а л и н д а (несвойственным ей раньше, до предела усталым тоном). Мама, прошу тебя…
М и с с и с К о н н е д ж. О, я-то вмешиваться не намерена. Ты уже два месяца потратила на гения без гроша за душой, но, пожалуйста, продолжай, потрать на него хоть всю жизнь. Я вмешиваться не буду.
Р о з а л и н д а (словно повторяя скучный урок). Тебе известно, что небольшой доход у него есть и что он зарабатывает тридцать долларов в неделю в рекламном…
М и с с и с К о н н е д ж. И что этого даже на твои туалеты не хватит. (Делает паузу, но Розалинда молчит.) Я пекусь только о твоих интересах, когда отговариваю тебя от безрассудного шага, о котором ты до конца дней будешь жалеть. И на папину помощь рассчитывать нечего. Он немолод, и дела у него последнее время идут плохо. Единственной твоей опорой оказался бы мечтатель, очень милый юноша, из хорошей семьи, но мечтатель – умный мальчик, и больше ничего. (Дает понять, что ум – черта сама по себе отрицательная.)
Р о з а л и н д а. Мама, ради бога…
Входит горничная, докладывает о приходе мистера Блейна, и тут же входит он сам. Друзья Эмори уже десять дней твердят ему, что он «выглядит как Божий гнев», и они правы. А последние полтора суток он не был в состоянии проглотить ни куска.
Э м о р и. Добрый вечер, миссис Коннедж.
М и с с и с К о н н е д ж (вполне ласково). Добрый вечер, Эмори.
Эмори и Розалинда переглядываются. Входит Алек. Тот все время держался нейтральной позиции. В душе он уверен, что предполагаемый брак будет для Эмори унизительным, а для Розалинды несчастным, но глубоко сочувствует им обоим.
А л е к. Здорово, Эмори!
Э м о р и. Здорово, Алек! Том сказал, что встретится с тобой в театре.
А л е к. Да, я его видел. Как дела с рекламой? Сочинил что-нибудь блестящее?
Э м о р и. Да ничего особенного. Получил прибавку… (все взгляды с интересом обращаются к нему) два доллара в неделю.
Все разочарованно отводят глаза.
М и с с и с К о н н е д ж. Идем, Алек. Я слышу, автомобиль подали.
Все прощаются – кто более, кто менее сердечно. Миссис Коннедж и Алек уходят, после чего наступает молчание. Розалинда по-прежнему хмуро смотрит в камин. Эмори подходит и обнимает ее.
Э м о р и. Девочка моя. (Поцелуй. Снова пауза, потом она, схватив его руку, осыпает ее поцелуями и прижимает к груди.)
Р о з а л и н д а (печально). Я люблю твои руки, больше всего люблю. Я часто вижу их, когда тебя здесь нет, – такие усталые… Я знаю их до мельчайшей черточки – милые руки!
На минуту их взгляды встречаются, а потом она разражается сухими рыданиями.
Э м о р и. Розалинда!
Р о з а л и н д а. Ой, мы такие жалкие!
Э м о р и. Розалинда!
Р о з а л и н д а. Ой, я хочу умереть!
Э м о р и. Розалинда, еще один такой вечер, и силы мои кончатся. Ты уже четыре дня такая. Влей в меня хоть немножко бодрости, а то я не могу ни работать, ни есть, ни спать. (Беспомощно озирается, точно в поисках новых слов взамен старых, сносившихся.) С чего-то надо начинать. Начинать вместе – это даже лучше. (Отклика нет, и наигранная уверенность покидает его.) В чем дело? (Рывком встает и ходит по комнате.) Это все Досон Райдер, я знаю. Он изматывает тебе нервы. Ты всю эту неделю каждый день с ним виделась. Люди мне говорят, что видели вас вместе, а я должен улыбаться, кивать и делать вид, что для меня это не имеет ни малейшего значения. А ты за все это время не нашла нужным ничего мне рассказать.
