Бенедикт Спиноза - Этика

Отчаяние есть печаль, происходящая из идеи будущей или прошедшей вещи, относительно которой устранена причина сомнения.

Таким образом, из надежды является безопасность, а из страха отчаяние, когда устраняется причина сомнения относительно исхода вещи; а это бывает оттого, что человек прошедшую вещь воображает присутствующей и созерцает ее как настоящую, или оттого, что воображается что-нибудь другое, исключающее существование тех вещей, которые причиняли ему сомнение. Ибо хотя в исходе отдельных вещей (по короля, пол. 31 части 2) мы никогда не можем быть уверены, однако же может быть так, что мы не сомневаемся в их исходе. Ибо, как мы показали (см. схол. пол. 49 части 2), иное дело не сомневаться в вещи, и другое – иметь уверенность в ней; и поэтому может случиться, что образ прошедшей или будущей вещи вызовет в нас такую же радость, как и образ вещи настоящей, как это мы доказали в положении 18 этой части, которое и см. с его схолией 2.

Веселость есть радость, сопровождаемая идеей прошедшей вещи, которая случилась сверх ожидания.

Угрызение совести есть печаль, сопровождаемая идеей прошедшей вещи, которая случилась сверх ожидания.

Соболезнование есть печаль, сопровождаемая идеей несчастья, случившегося с другим, кого мы воображаем подобным себе. См. схолию пол. 22 и схолию пол. 27 этой части.

Между соболезнованием и состраданием нет другого различия, кроме того, что соболезнование относится к отдельному аффекту, а сострадание – к общему его характеру.

Благорасположение есть любовь к тому, кто делает добро другому.

Негодование есть ненависть к тому, кто делает зло другому.

Я знаю, что эти слова в общепринятом языке значат нечто иное. Но моя цель не в том, чтобы объяснять значение слов, но природу вещей, и обозначать вещи такими названиями, значение которых в обыкновенном словоупотреблении не слишком уклоняется от того значения, в котором я хочу употреблять их, что достаточно высказать один раз. Впрочем, причину этих аффектов см. в коррол. 1 пол. 27 и в схол. пол. 22 этой части.

Превознесение состоит в том, что о ком-нибудь из любви к нему имеют мнение больше надлежащего.

Пренебрежение состоит в том, что о ком-нибудь из ненависти к нему имеют мнение меньше надлежащего.

Итак, превознесение есть действие или свойство любви, а пренебрежение – ненависти; и потому превознесение следует еще определить так, что оно есть любовь, поскольку она оказывает на человека такое действие, что он о любимой вещи имеет мнение больше надлежащего, а пренебрежение есть ненависть, поскольку она производит на человека такое действие, что он о том, кого ненавидит, имеет мнение меньше надлежащего. См. об этом схол. пол. 26 этой части.

Зависть есть ненависть, поскольку она производит такое действие на человека, что он печалится от счастья другого и, напротив, радуется по причине несчастья другого.

Зависти обыкновенно противопоставляется сочувствие, которое можно определить так:

Сочувствие есть любовь, поскольку она производит такое действие на человека, что он радуется счастью другого и наоборот, печалится при виде несчастья другого.

Впрочем, о зависти см. еще схолию пол. 24 и схолию пол. 32 этой части. Рассмотренные до сих пор аффекты радости и печали суть те, которые сопровождаются идеей внешней вещи как причиной самой по себе или случайно. Отсюда я перехожу к другим аффектам, которые сопровождаются идеей внутренней вещи как причиной.

Самодовольство есть радость, происходящая оттого, что человек созерцает себя самого и свою способность к деятельности.

Униженность есть печаль, происходящая оттого, что человек созерцает свое бессилие или слабость.

Самодовольство противопоставляется униженности, поскольку мы разумеем под ним радость, происходящую оттого, что мы созерцаем нашу способность к деятельности. Но поскольку мы понимаем под ним также радость, сопровождаемую идеей какого-нибудь поступка, который мы считаем сделанным по свободному определению души, этому тогда противопоставляется раскаяние, которое мы определяем так:

Раскаяние есть печаль, сопровождаемая идеей какого-нибудь поступка, который мы считаем сделанным по свободному определению души.

Причины этих аффектов мы показали в схолии пол. 51 этой части, в пол. 53, 54, 55 и в схолии последнего. О свободном же решении души см. схолию пол. 35 части 2. Но здесь нужно еще заметить, что нет ничего удивительного в том, что все действия, которые мы по привычке называем несправедливыми, сопровождаются печалью, а те, которые называются справедливыми, радостью. Это большей частью происходит от воспитания, как легко видеть из сказанного выше. Вследствие того, что родители порицали первые и часто бранили за них детей, а, напротив, внушали вторые и хвалили за них, и происходит то, что первые возбуждают движения печали, а вторые – радости. И это подтверждается таким опытом. Ибо привычки и религия не одинаковы у всех; но напротив, что одни считают священным, то другие признают нечестивым, и что для одних почетно, то для других позорно. Итак, судя по тому, как кто воспитан, он или раскаивается в известном поступке, или хвалится им.

Гордость состоит в том, что из любви к себе имеют о себе мнение больше надлежащего.

Итак, гордость отличается от превознесения тем, что это последнее относится к внешнему объекту, гордость же относится к самому человеку, имеющему о себе мнение больше надлежащего. Но как превознесение есть действие или свойство любви, так гордость есть свойство и действие самолюбия; и ее можно еще определить так, что она есть любовь к самому себе, поскольку она производит такое действие на человека, что он думает о себе больше надлежащего. См. схолию пол. 26 этой части. Этот аффект не имеет противоположного себе. Ибо никто из ненависти к себе не ценит себя меньше надлежащего; даже никто не ценит себя меньше надлежащего, поскольку он воображает, что он не может сделать того или другого. Ибо если человек воображает, что он не может чего-нибудь сделать, то воображает это необходимо, и этим воображением он настраивается так, что он действительно не может сделать того, о чем воображает, что он этого не может сделать. Пока он воображает, что он не может сделать того или другого, до тех пор он не определяется к деятельности и, следовательно, до тех пор для него невозможно делать это. Однако же, если мы обратим внимание на то, что зависит только от одного мнения, то мы можем представить себе возможность того, что человек имеет о себе мнение меньше надлежащего. Ибо может случиться, что кто-нибудь, представляя себе с печалью свою слабость, вообразит, что все презирают его, в то время как другие менее всего думают о том, чтобы презирать его. Кроме того, человек может иметь о себе мнение меньше надлежащего, если он в настоящем отрицает в себе что-нибудь по отношению к будущему времени, относительно чего он не уверен, так же как если он думает, что он ничего не может понять достоверного и ничего другого не может сделать или делать, кроме несправедливого, гнусного и т. д. Затем, мы можем сказать, что человек имеет о себе мнение меньше надлежащего, когда мы видим, что он по излишнему опасению оконфузиться не отваживается на то, на что отваживаются другие, равные ему. Таким образом, этот аффект мы можем противопоставлять гордости, который я назову само– уничижением. Ибо как из самодовольства проистекает гордость, так из униженности – самоуничижение, которое поэтому мы определяем так:

Самоуничижение состоит в том, что вследствие печали имеют о себе мнение меньше надлежащего.

Обычно гордости противопоставляется униженность, но это бывает тогда, когда мы обращаем внимание более на действия той и другой, а не на их природу. Обычно мы называем гордым того, кто слишком прославляет себя (см. схол. пол. 30 той части), кто относительно себя рассказывает только о добродетелях, а относительно других – только о пороках, кто желает, чтобы его предпочитали всем, и кто, наконец, выступает с такой важностью и пышностью, которая свойственна только людям, стоящим гораздо выше его. Наоборот, мы считаем униженным (смиренным) того, кто слишком часто краснеет, кто сознается в своих пороках и рассказывает о добродетелях других, кто уступает всем и кто, наконец, ходит с опущенной головой и не любит украшаться. Впрочем, эти аффекты, именно смирение и самоунижение, встречаются весьма редко. Ибо природа человеческая, рассматриваемая сама в себе, восстает против них, насколько может (см. пол. 15 и 54 этой части); и потому те, которых считают смиренными и самоуниженными, большей частью бывают особенно честолюбивы и завистливы.