Бенедикт Спиноза - Этика

Нравственная сила (virtus) есть сама человеческая мощь, которая определяется только сущностью человека (по опр. 8 этой части), т. е. (по пол. 7 части 3), которая определяется одним усилием, по которому человек стремится сохранить свое существование. Следовательно, чем более кто-нибудь стремится сохранить свое существование, тем более он одарен нравственной силой и, следовательно (по пол. 4 и 6 части 3), поскольку кто-нибудь не заботится о сохранении своего существования, постольку он бессилен, – что и требовалось доказать.

Таким образом, только тот, кто побежден внешними и противоположными своей природе причинами, пренебрегает стремлением к своей пользе и сохранением своего существования. Только принуждаемый, говорю я, не необходимостью своей природы, а внешними причинами человек отказывается от пищи или губит себя, – что может случиться различным образом. Именно, кто-нибудь убивает себя, принуждаемый другим, который поворачивает его правую руку, в которой случайно был меч, и заставляет направить острие меча в свое собственное сердце, или же пускает по повелению тирана, как Сенека, кровь из своих жил, т. е. желает избежать большего зла посредством меньшего; или же, наконец, потому, что какие-нибудь скрытые внешние причины так настраивают его воображение и так удручают тело, что оно принимает другую природу, которая противоположна прежней, и идеи которой не может быть в душе (по пол. 10 части 3). Но чтобы человек необходимостью своей природы побуждался не существовать или измениться в другую форму – это так же невозможно, как и то, чтобы из ничего могло произойти что-нибудь, как это каждый может видеть даже при посредственном размышлении.

Никто не может желать быть счастливым, хорошо действовать и хорошо жить, кто вместе с тем не желал бы быть, действовать и жить, т. е. действительно существовать.

Доказательство этого положения или, лучше, сам предмет его ясен сам собой, а также и из определения пожелания. Ибо пожелание (по 1 опред. афф.) счастливо или хорошо жить, действовать и проч. есть сама сущность человека, т. е. (по пол. 7 части 3) стремление, по которому каждый стремится сохранить свое существование. Следовательно, никто не может желать, и проч., – что и требовалось доказать.

Нельзя представить себе ни одной добродетели, которая предшествовала бы этой (именно стремлению сохранить свое существование).

Стремление сохранить себя есть сама сущность вещи (по пол. 7 части 3). Таким образом, если бы можно было представить какую-нибудь добродетель, которая предшествовала бы этой, именно этому стремлению, тогда сама сущность вещи представлялась бы (по опр. 8 этой части) предшествующей себе самой, – что (как ясно само собой) абсурдно. Следовательно, нельзя представить ни одной добродетели, и проч., – что и требовалось доказать.

Стремление сохранять себя есть первое и единственное основание добродетели. Ибо прежде этого принципа нельзя представить никакого другого (по пред. пол.), а без него (по пол. 21 этой части) нельзя представить никакой добродетели.

О человеке, поскольку он определяется к какому-нибудь действию тем, что он имеет неполные идеи, нельзя вполне сказать, что он действует по добродетели (нравственной силе); это можно сказать лишь поскольку он определяется тем, что он понимает.

Поскольку человек определяется к какому-либо действию тем, что он имеет неполные идеи, постольку (по пол. 1 части 3) он страдает, т. е. (по опр. 1 и 2 части 3) делает нечто такое, что не может быть представлено посредством одной только его сущности, т. е. (по опр. 8 этой части), что не следует из его добродетели (нравственной силы). Но поскольку он определяется к какому-нибудь действию тем, что он понимает, постольку (по тому же пол. 1 части 3) он действует, т. е. (по опр. 2 части 3) делает нечто такое, что может быть представлено только посредством одной его сущности, или (по опр. 8 этой части) что вполне вытекает из его добродетели, – что и требовалось доказать.

Действовать вполне по добродетели значит в нас не что иное, как действовать по руководству разума, жить, сохранять свое существование (эти три акта означают одно и то же) на основании искания своей собственной пользы.

Действовать вполне по добродетели – значит (по опр. 8 этой части) действовать по законам собственной природы. Но мы действуем лишь постольку, поскольку понимаем (по пол. 3 части 3). Следовательно, действовать по добродетели значит не что иное в нас, как действовать по руководству разума, жить и сохранять свое существование, и притом (по короля, пол. 22 этой части) на основании искания своей пользы, – что и требовалось доказать.

Никто не стремится сохранять свое существование ради другой вещи.

Стремление, по которому каждая вещь стремится сохранить свое существование, определяется только сущностью самой вещи (по пол. 7 части 3), и только из того, что дана эта сущность, а не из необходимости другой вещи необходимо следует (по пол. 6 части 3), чтобы каждый стремился сохранять свое существование. Кроме того, это положение следует из короллария пол. 22 этой части. Ибо если бы человек стремился сохранять свое существование ради другой вещи, то эта вещь была бы первым основанием добродетели (как ясно само собой), что (по вышеуказанному короля.) абсурдно. Итак, никто не стремится, и проч., – что и требовалось доказать.

Все то, к чему мы стремимся по разуму; есть не что иное, как понимание; и душа, поскольку она пользуется разумом, ничего не считает для себя полезным, кроме того, что ведет к пониманию.

Стремление сохранять себя есть не что иное, как сама сущность вещи (по пол. 7 части 3), которая, поскольку существует как таковая, представляется в уме имеющей силу сохранять свое существование и делать то, что необходимо вытекает из данной ее природы. См. опред. позыва в схол. пол. 9 части 3. Но сущность разума есть не что иное, как наша душа, поскольку она понимает ясно и отчетливо. См. опред. его во 2 схол. пол. 40 части 2. Итак (по пол. 40 части 2), все то, к чему мы стремимся по разуму, есть не что иное, как понимание. Затем, так как это стремление души, по которому душа, поскольку она рассуждает, стремится сохранить свое существование, есть не что иное, как понимание (по первой части этого пол.), то из этого следует, что это стремление к пониманию (по короля, пол. 22 этой части) есть первое и единственное основание добродетели, и что мы стремимся понимать вещи не для какой-нибудь цели (по пол. 25), но, напротив, душа, поскольку она рассуждает, может представлять добром для себя только то, что ведет к пониманию (по опр. 1 этой части), – что и требовалось доказать.

Ни о чем другом мы не знаем наверняка, что оно добро или зло, как только о том, что действительно ведет нас к пониманию, или что может препятствовать пониманию.

Душа, поскольку она рассуждает, не стремится ни к чему другому, как к пониманию, и считает полезным для себя только то, что ведет к пониманию (по пред. пол.). Но душа (по пол. 41 и 43 части 2 и схол. этого последи, пол.) с достоверностью знает вещи только тогда, когда она имеет полные идеи, или (что то же по схол. 2 пол. 40 части 2) поскольку она рассуждает. Следовательно, ни о чем другом мы не знаем наверняка, что оно добро, как только о том, что действительно ведет к пониманию, и наоборот, то есть зло, что может препятствовать пониманию, – что и требовалось доказать.

Высшее благо души есть познание Бога и высшая добродетель души – это познавать Бога.

Самое высшее, что может понимать душа, есть Бог, т. е. (по опр. 6 части 1) абсолютно бесконечное существо, без которого ничто не может существовать и ничто не может быть представлено. Поэтому (по пол. 26 и 27 этой части) высшая польза души, или (по опр. 1 этой части) высшее добро, есть познание Бога. Далее, душа, поскольку она понимает, постольку лишь и действует (по пол. 1 и 3 части 3) и постольку лишь (по пол. 23 этой части) можно безусловно сказать, что она действует по добродетели. Итак, безусловная добродетель души есть понимание. Но самое высшее, что душа может понимать, есть Бог (как мы уже доказали). Следовательно, высочайшая добродетель души – это понимать или познавать Бога, – что и требовалось доказать.