— Ну вот, — говорит садовник, — вы сами и есть потешные картины и фигуры.
Все трое смеются. Линней видел эту сцену. От него не спрячешься.
Линней рассказывает о своих книгах. О том, как в них можно собрать все на свете знания.
— И как же? — любопытствует садовник.
— Проводя различие меж описанием и фактом.
Садовник на мгновение замирает, потом зигзагами скачет по дорожкам, возвращается к Линнею и опять замирает.
Как же? Как?
Линней продолжает:
— Классификация опирается не только на природу, но в не меньшей степени и на человеческую мысль, которая есть наш способ уразуметь природу. Садовник:
— Я ничего такого помыслить не могу.
Утро, 13 июня. Как и предсказывал календарь, в восемь произошло частное солнечное затмение. Погода стоит сухая, жаркая, иные растения Линней по нескольку раз на дню поливает из зеленой лейки. Двигаться трудно.
Он брызжет водой на обшлаг рукава, смачивает лоб. Ищет садовника и видит: тот сидит на лестнице восточного флигеля. Вокруг него стайка ребятишек. Садовник жестикулирует. Линней с лейкой тихонько подходит ближе, однако останавливается все же на некотором расстоянии и потому слов садовника расслышать не может.
В ворота стучат, почтарь протягивает пакет, плоский, но внушительных размеров. Линней расписывается в получении, уносит пакет в дом. Снимает обертку — под ней два листа картона, а между ними, в шелковой бумаге, — засушенное растение. Сопроводительное письмо обращено к нему, к Линнею.
Вначале идут обязательные приветствия, затем — дело.
«Среди всего сотворенного Господом на земле, пожалуй, не сыщешь ничего удивительнее этого цвет- ка, который, вне всякого сомнения, являет собою одновременно розу, лилию и коноплю. Не розу, не лилию, не коноплю, а всех трех разом. Растение с тремя истоками. Находка — один из многих образцов — сделана в болотистом месте к юго-востоку от Лейдена студентом по имени Франс ван Хаал и послана Вам мною, Андерсом Блекке, ботаником Лейденского университета, для рассмотрения и изучения».
Линней откладывает сопроводительное письмо. Помещает растение на рабочем столе и, вооружившись лупой, пристально рассматривает. Очень скоро он замечает обман. Растение создано рукой человека — части его скреплены между собою клейстером. По запаху Линней узнаёт, что это за клейстер. Зовет садовника в свидетели, демонстрирует ему подделку
— Глупая фальшивка. Картофельный клейстер. Отличный клейстер, новинка, которую я сам применял с хорошим результатом, конечно в иных целях.
Линней знает. Все сущее на земле сотворено Богом, и с тех самых пор никаких новых видов не создавалось. Ничего нового нет, и путем смешения некогда сотворенных видов ничего возникнуть не может.
Пальцами Линней перебирает длинную бумажную ленточку.
— Воздух, вдыхаемый нами, обладает электричеством, а выдыхаемый не обладает.
Но двадцати восьми учеников рядом нет. Только садовник в потемках за окном. Линней начинает сначала:
— Воздух, вдыхаемый нами…
— Н-да, — говорит садовник.
Его лицо теперь совсем близко, прямо перед Линнеем. Но голос доносится словно из дальней дали. Линней делает новую попытку:
— Воздух, вдыхаемый нами, обладает…
— Я, — говорит садовник, — встречал и таких людей, что больше вдыхают, и таких, что больше выдыхают.
Линнею чудится, будто он в озере, под водой. Лето. На голове у него ведро. А все тело облепили травяные лягушки. Садовник стоит на берегу, кричит ему:
— Люди с электричеством! Люди без электричества!
Наутро Линней увольняет этого садовника и нанимает нового.
Новый садовник приезжает, представляется уроженцем Каяны — долговязый финн. Вправду великан, раньше он за деньги выступал перед публикой в разных частях Европы, однако в гвардию прусского короля Фридриха Вильгельма его не взяли, потому что он был на голову выше всех в полку.
— Возьми-ка грабли, — говорит ему Линней.
Но когда Линней этим утром спускается по лестнице и выходит в сад, там стоит прежний садовник, беседуете возницей и работником. Сегодня четверг. Линней подходит к ним, пробует сыр и масло. Колокольцы на деревьях качаются, звенят, ведь дует необычайно свежий ветер.
Студенты скандируют:
— Monandria, Diandria, Triandria, Tetrandria, Pentandria, Hexandria, Heptandria, Octandria, Enneandria, Decandria, Dodecandria, Icosandria, Polyandria, Didy- namia, Tetradynamia, Monadelphia, Diadelphia, Poly- adelphia, Syngenesia, Gynandria, Monoecia, Dioecia, Polygamia, Cryptogamia[8].
Садовник просыпается в сарае. Линней, придя туда, застает его врасплох.
— Ты спал.
— Ливень виноват. Наводит на меня сон, да такой крепкий.
— Ты же на работе.
— Прости.
Линней скользит взглядом по стенам. Спрашивает:
— Что тут у тебя?
— Мой музей, так я его называю.
— Что за музей?
Садовник жестом обводит стены сарая, развешанный на них инвентарь. Говорит:
— В этом саду иной раз попадаются весьма диковинные цветы.
Линней у колодца, его одолевает жажда, он наполняет ковш водой и торопливо пьет, осушает ковш до дна, наполняет снова и пьет, третий ковш он пьет уже помедленнее, делает передышку, оглядывается, допивает воду, снова наполняет ковш, жажды уже нет, но он продолжает пить.
Вокруг садовника стайка ребятишек. Линней подходит ближе, слышит, какой рассказывает о кентаврах. Есть на свете великаны и чудовища, боги и герои, говорит садовник.
Линнею сдается, что окруженный слушателями садовник намекает и на него, да-да, что слова о чудовищах имеют особый подтекст.
— Дети спрашивают, — говорит садовник Линнею. — Я рассказываю.
— Чудовищами ты, садовник, называешь цветы и иные растения, происходящие от нормальных форм. Никаких других форм, кроме изначально сотворенных Господом, не существует.
— А это что в таком случае? — Садовник подводит Линнея к жабнику необычайной формы, который, поди, уж точно не записан в «Систему»[9]. — Существует он или нет?
— Садовник! Поэт преувеличивает и преуменьшает, он иначе не может, — отвечает Линней. — Но в реальности все имеет свою законную величину. Еще поэт пробует соединять разные элементы, чтобы создавать новые образы. Сюда и относятся твои кентавры. Конь и человек — естественные формы в мире природы. А вот кентавров в реальности не существует. Они живут лишь в фантазии. Твой жабник, на первый взгляд, нечто особенное, ни на что не похожее. Но присмотрись — и ты убедишься, что это отнюдь не новый вид, а просто вариант, разновидность в пределах своего вида.
— Однако ж мулы и лошаки существуют, — говорит садовник. — Я их видел.
Опять уезжают ученики — Спаррман и Тунберг.
Начало июня. Ночь. Безветренно. Тепло. Линней просыпается, сна ни в одном глазу. Чтобы заснуть, напевает песенку. Какие, бишь, там слова? «В безгрешном поко-о-о-е… в безгрешном поко-о-о-е».
Вот так, с самого начала:
«Сидели два друга…»
И под конец:
«Что им мешало? — До-о-о-ождь».
Этой ночью Линней так и не уснул. Утром он выходит из дома, ведет садовника к давешнему растению.
— Дело вот в чем, — говорит он садовнику, — Создатель дозволяет природе иной раз как бы повеселиться. Оттого-то различие меж растениями бывает двоякого рода. Одно — подлинное, оно и лежит в основе многообразия, сотворенного премудрой рукою Всемогущего. Другое же различие, являющее себя в разновидностях наружной оболочки, есть шутка природы. Им-то и умеют пользоваться садовники. Поэтому я различаю виды подлинные, созданные всемогущим Творцом, и твои аномальные образцы. Первые имеют для меня величайшую важность, во внимании к их создателю. Вторые я отвергаю, по причине их создателей. Первые существовали и существуют от начала мира. Вторые, то бишь чудовища, могут похвастать лишь короткой жизнью. Твое чудище не даст потомства.
Ребятишки носятся туда-сюда по Уппсальскоп равнине. Снуют стайкой в разных направлениях, безо всякого плана. Линней стоит не шевелясь, покачивается на пятках, смотрит в окно на ребятишек. Ничего не понимает. Обращается за помощью к итальянской подзорной трубе. И видит воздушною змея, который мечется на ветру над Уппсальскоп равниной, за ним-то вдогонку и бегает ребятня. Змей парит высоко, красиво, то вдруг замирает на лету, как ласточка, то стремительно мчится вниз, к детям, однако вовремя сворачивает. У Линнея перехватывает дыхание, змей набирает высоту, но как- то боком и застревает в ветвях дуба. Тишина. Линней делает шаг в сторону, переводит дух.
Ребятишки обступают дуб. Линней хочет сойти вниз, сказать садовнику, чтобы помог им. Обводит взглядом сад и замечает, что садовника швыряет из стороны в сторону. Ветер бушует.
Сухая листва липнет к стене. Линней щупает оконное стекло, прогнувшееся внутрь. Хочет подать садовнику знак. Но тот занят своими делами.
