Сухая листва липнет к стене. Линней щупает оконное стекло, прогнувшееся внутрь. Хочет подать садовнику знак. Но тот занят своими делами.
Линней:
— Бывают разновидности столь непохожие, что, хоть они и образуют один вид, ботаники отнесли их к двум разным видам, например Polygonum amphibium, гречиха земноводная, в воде она плавучая, а на суше — прямостоящая, или восходящая.
Линней предостерегает ботаников от склонности воспринимать разновидности как новые виды, ведь от этого количество видов растений чрезмерно возрастает, ибо никакие пределы не соблюдаются.
Линней садовнику:
— Ты — центральная фигура, а я на периферии. Садовник:
— Я этого не разумею.
Иногда студенты просят Линнея рассказать о поездке на Север. В таких случаях Линней недовольно хмурится. Студенты принимают его недовольство за смущение, какое испытывает герой, когда речь заходит о его подвиге. Но Линней знает, причина его недовольства кое в чем другом.
Особенно досадно, когда студенты просят рассказать о плавании из Сёрфолла к мальстриму, морскому водовороту.
Один только Линней знает, что этого плавания не было.
Так же и с финном Кайто. Его здесь никогда не было.
А студентам хочется, чтобы он вновь описывал быстрые потоки талой воды, вынуждавшие его сходить с тропы, босиком брести по опасным болотам и, скинув одежду, преодолевать холодные стремнины.
Линней рассказывает, стыдясь той живости, какую обретает его повествование. И не то чтобы досадует на вымысел. У вымысла были свои причины. Его тревожит, что он выпустил в мир нечто несуществующее.
Теперь оно существует, по его вине.
Славный денек, говорит себе Линней.
Что означает: необыкновенное небо, на удивление тепло.
Любопытно, говорит себе Линней.
Что означает: законы жизни, звездная система, развитие бабочки, ночь.
Уезжают ученики — Усбек, Адлер и Хассельквист.
Садовник показывает Линнею кленовый лист, усеянный множеством черных пятен неправильной формы, с желтой каемкой по краям. Садовник знает, кленовые листья поражены грибком-паразитом. Подносит лист к уху, прислушивается.
— Странная все-таки штука — грибы, — говорит он. — Неизвестно, что они делают. Неизвестно, животные это или растения. Ничего неизвестно.
— Rhytismaасеппит[10], — помолчав, говорит Линней.
Линней заползает в туннель. Туннель — это запреты. Локти. Глина.
Камни. Он существует. Запреты существуют. Колени. Солнца в туннеле нет. Колени. Говорить запрещено. Он помнит песок. Двигаться запрещено. Помнит руки. Думать запрещено. Пальцы на ногах. Помнит туннель. Колени. Запреты в силе. Песок. Камни. Его там нет. Но запреты применимы не всегда. Он. Руки. Запреты применимы когда угодно. Колени. Камни.
23 июля. Жарища. Линней в саду, потный, одурманенный зноем, размышляет о каменной ограде, которую решил построить. Поодаль, на лугу, козы, что по ночам приходят к нему в сад, все разоряют и пачкают. Странно все-таки, что по закону отвечают за ограды владельцы усадеб. Скорее уж, огораживать надо владельцев животных, а не усадьбы.
Садовник:
— В Лёвсте козы почем зря карабкаются на каменную ограду. Они созданы для гор. А во владениях Бильке ограда самая высокая и крутая из всех. Козы просто обожают ее, а от их беготни камни расшатываются.
Пасторша Корвин из Сканёра продемонстрировала свою находку — яйцо в яйце. Меньшее яйцо, куриное, как и большее, было размером с мушкетную пулю и содержало, как выяснилось, только белок, без желтка.
Вскрыли яйцо за завтраком, при свидетелях. Линней помнит их веселое, изумленное любопытство: может ли в том яйце, что было внутри яйца, оказаться еще одно яйцо, а в нем еще одно и так до бесконечности, все меньше и меньше.
При воспоминании об этом Линней испытывает беспокойство, в причинах которого он не уверен.
По ходатайству Линнея Артеди отправился в Амстердам. 3 000 рыб в коллекциях аптекаря Себы требуют классификации и описания. Таково еще одно различие.
Линней, взяв укоризненный тон, в шутку предупреждает друга:
— Не перекупайся в каналах-то!
Какой-то человек с доской на плече мимоходом останавливается, говорит:
— Зашли бы как-нибудь, посмотрели на дом. Линней кивает, вопросительно глядит на пришельца, который совершенно ему незнаком. Одежда рабочая, руки грубые. Никак поблизости что-то строят?
Иногда студенты просят Линнея рассказать о том времени, что он провел в Голландии, у Бурхаве[11], особенно историю про боярышник.
В своем дендрарии Бурхаве показывал всем дерево, которое полагал достопримечательностью, еще не описанной никем из натуралистов. Быть может, добавление к сотворенному? Линней тотчас узнал это дерево — обыкновенный боярышник, Sorbus intermedia.
Бурхаве не соглашался.
Тогда Линней заметил, что Вальян[12] подробно описал сей вид в своем «Botanicon Parisiense»[13].
Бурхаве и тут не согласился. Сказал, что у него есть книга Вальяна и он тщательно ее изучил. Послали за книгой, и оказалось, Линней был прав.
Студенты высоко ценят учителя, который был прав.
Линней охотно рассказывает эту историю. Бурхаве утверждал, что нашел вид за пределами Системы. А Линней доказал, что этот вид в Системе уже есть, имеет название и четко описан. К сотворенному ничего не добавилось.
Наступает сентябрь. Три ночи кряду — заморозки, опасные для индийского кресса, красного амаранта и турецких бобов.
Садовник укрывает посадки одеялами и пледами.
Черные крачки в густой осоке на илистых наносах вдоль Фундуон, Лаггаон и Севьяон. Линней берет на заметку их наряд: черный бархат и сизая накидка. У основания клюва различает легкий красный промельк.
На том месте, где сидел садовник, Линней находит мелкие кусочки пробки и спрашивает, откуда они. Но ответа не получает, а может, не помнит.
Линней чувствует слабость. Кончики пальцев на руках и ногах онемели. Острой иглой он тычет кожу но боли не ощущает. Зато ладони колет изнутри, а предплечья зудят, по ним словно мурашки бегают Нос холодный.
Линней у сестер и брата. Они хворают. Бледные. Шелестящий шепот тревоги вокруг.
Линней:
— Где болит?
В ответ медленный взгляд.
— В боку.
Линней:
— Можете сказать, где именно?
— В боку.
Показывают жестом. Плечо, ладонь, запястье, локоть чуть приподнимаются и опускаются.
— В каком боку?
— В боку. В боку
Они совершенно без сил. Линней укладывается в постель, рядом с ними. Плечи и затылки у них горячие, косы толстые, челки красиво уложены. Их носы, колени, виски, талии. Линней при них в постели, чтобы вытянуть из их тел горячку, вытянуть болезнь.
— Это ракушечные гномы, — говорит садовник.
Линней рассматривает статуэтки, рядком стоящие посреди дорожки. Маленькие гномы, смешные маленькие фигурки. Садовник режет их из пробки, а одежду мастерит из подобранных ракушек. У гномов есть лица, и тому кто на них смотрит, хочется с ними поговорить. Жаль, я так не умею, думает Линней и хвалит садовника.
Уже октябрь. Линней зовет садовника к себе.
— Я нанял Нитцеля. Он будет старшим садовником. А ты — его помощником.
— Отлично, — говорит садовник.
— Дитрих Нитцель. Главный садовник в Хартекампе, у Георга Клиффорда.
— Отлично, — говорит садовник.
— Там он выращивает три тысячи видов. А сюда привезет около трехсот растений. Ящики отправлены, дня через три будут здесь.
— Отлично, — говорит садовник.
Гибрид. Это амбиция. Дерзость. Попрание божественных законов.
Неужели, как и в мире животных, среди растений возможны гибриды?
Неужели от двух разных видов растений возникает третий, как лошак от лошади и осла?
Возможно ли самостоятельное размножение таких потенциальных гибридов?
— Пока это неизвестно, — говорит Линней.
Ночью Линней видит из своего окна необъяснимые вспышки света, проблески, белые блики в листьях индийского кресса. Необъяснимые потому, что нет никакого внешнего источника света, который мог бы вызвать такой эффект.
На прямой вопрос садовник отвечает, что вспышки он тоже видел, но особо задумываться не стал, так как связать их ни с чем не мог.
Линней горит желанием как следует разобраться в истории с индийским крессом, найти объяснение случившемуся.
Четверг. Утро. Доставка провизии. Слух о большом зверинце в Хаммарбю. Виноват садовник, который в разговоре с халькведскими мужиками — возницей и работником — обмолвился, что ему-де и в саду, и в доме приходится обихаживать уйму животных. Слух этот мигом достиг Чоксты, Вальбю, Севьи, Крисслинге, Эдебю, Сёдербю в Данмаркской волости Ваксальского уезда, и многих усадеб в Фунбуской волости Расбуского уезда, и Касбю да Мармы в Лаггаской волости Лонгхундраского уезда.
