В то лето он мне признался: в выборе профессии ошибся, техника не для него. Поэтому, мол, плохо учусь. "Весь хвостатый". Вот это было открытие для меня!
— Чем же ты занимаешься в Ленинграде? — спросила я его строго, как и подобает учительнице.
— Хожу по музеям, в театры, книги по искусству покупаю.
— На какие деньги и на что живешь? — я так рассердилась, что чуть не прогнала его.
На четвертом курсе, запутавшись в "хвостах", он и бросил институт.
Оказавшись в Ленинграде не у дел, вернулся в Магнитку. Было тогда ему двадцать с небольшим. Мне 24 года. В то же время переехал в Магнитогорск и Евгений. Окончив институт в 56-ом, он где-то работал по распределению. Каким-то образом ему удалось вырваться оттуда на год раньше, чем полагалось. Мне кажется: он спешил в мой город из-за меня. Сергей, которому было известно, что значит Женька для меня, думал точно так же. Опасаясь, как бы не остаться у разбитого корыта, поторопился сделать мне предложение. И мы поженились. Но вместе прожили недолго. Во-первых, жить нам было негде. Во-вторых, сделавшись мужчиной, он вдруг захотел проверить, что будет, если повести теперь себя, как другие женатые, его знакомые. И я, разумеется, без промедления дала ему от ворот поворот…
Тут его и призвали. Вскоре он прислал мне слезное письмо. Достав из ящика конверт, мои родители долго совещались, сказать мне или нет. Мама говорила, что не надо. Раз семейная жизнь у нас с ним не получилась. Отец заявил:
— Это не нам решать. Пришло письмо. Утаить его перед богом грех…
Я пожалела Сергея, безответственное существо. Отписала ему, наметив для себя следующую перспективу: поддержу, пока служит. А там будет видно. Армия ведь не шутка. Случись с ним беда, еще мучаться из-за него стану, себя корить… Не в моей натуре отказывать человеку, если он умаляет о помощи. Так мы помирились и начали, выражаясь словами Сергея, вести "супружескую" переписку. Пока служил, он писал очень часто. Письма приходили почти каждый день и очень хорошие. Он убеждал меня: мы еще будем счастливы. Ежели Ленинград подпортил его, то армия, мол, подправит. Я старалась верить его словам и думать о нем. Что удавалось мне, пока не разразилась гроза.
Но когда грянул гром, в душе моей словно что-то надорвалось, то, что так искусственно связывало меня с мужем. Не захотелось больше слепо исполнять его желания. Во мне со всей силой заговорили собственные чувства. Я очень испугалась вдруг, но не того, что могу оказаться за решеткой. А того, что по этой причине потеряю возможность хотя бы издали, хоть иногда видеть человека, который мне дороже всех в мире. Женьку.
Помните, как это у Лермонтова: " При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете"…
Всем сердцем в трудную минуту я устремилась к Евгению, надеясь в своей огромной любви к нему почерпнуть силы для того, чтобы выдержать обрушившийся на меня удар. Кроме того, какое-то, опять же безотчетное чувство подсказывало мне: последнее, самое тяжкое испытание выпало на мою долю неслучайно, есть какая-то едва уловимая связь между тем, что прежде я преподносила Женьке, отвергая любя, и тем, что теперь преподнесла мне жизнь. Непременно должны были мы с Евгением увидеться, и увиделись, безусловно.
Наконец я сделала шаг, к которому он подталкивал меня в течении пяти лет. При встрече Евгений сообщил мне, что его тоже вызвали на "горку". И откуда только "им" стала известна его фамилия? В моих дневниках она не упоминается. За то, что будучи женат на другой, откликнулся на мой призыв, немедленно был наказан — понижен в должности. Якобы за "моральное разложение". Уж точно это была их работа, блюстителей "законности и порядка". Их все касалось. Даже в сердечные дела подследственных лезли они, как к себе в карман. Везде свои сверхправа и могущество демонстрировали. У них должен был каждый гражданин спрашивать не только то, как отзываться о сильных мира сего, но и кого любить душой и с кем целоваться. Такие их посягательства меня больше всего возмущали…
В брак Женька вступил вскоре после того, как я вышла замуж. И был несчастлив с женой. Однако расстаться с нею сразу же после нашего примирения не решился. Все мужчины похожи друг на друга в этом отношении. Родился сын и привязал его к себе. Хорошо женщине разглагольствовать о независимости, когда после развода с мужем она оставляет ребенка при себе. А каково мужчинам, вынужденным, когда распадается семья, вместе с постылой супругой терять и горячо любимых детей?
Конечно, так трезво я теперь рассуждаю. Тогда же медлительность Евгения очень задела меня. Он сказал:
— Ты хочешь, чтобы я тебя увидел и все вмиг забыл.
Я ответила:
— Да, только так. А если по- другому, то мне ничего не надо. — И снова стала писать Сергею. Съездила к нему в часть, закрепила наш с ним союз. Как уж он старался ублажать меня! Осыпал цветами. Полевыми, правда. Но ведь и в них есть свое очарование. Фотографировал в море цветов. Утопающую. Собирал на берегу какой-то безымянной тихой речки и дарил мне красивые камешки и ракушки…
Были у него, как видно, хорошие отношения с офицерами, и те не препятствовали нашим частым свиданиям с ним…
Пока мы с Сергеем мирились, Женька, узнав об измене своей жены, развелся с нею. Но я заупрямилась. Надоело мне шарахаться из стороны в сторону.
Эпилог к рассказу "Любовь про запас"
Случайная встреча.
Двое идут по тротуару: женщина, завернутая в длинный мужской плащ, и мужчина, одетый по-рабочему, в кепке, чуть сдвинутой на затылок. Женщина смотрит вниз, на влажный после дождя асфальт, в нем расплываются огни уличных фонарей; мужчина подался корпусом вперед, силясь разглядеть в темноте лицо женщины, приостанавливается.
Женщина медленно подходит к нему. Поняла голову, встрепенулась, узнав. Начала быстро снимать плащ. Сняла, повесила на руку, осталась в узкой юбке и кофточке с короткими рукавами. Под мышкой книга. У женщины тонкая, изящная фигура. Мужчина сосредоточенно смотрит на нее:
— Зачем ты сняла плащ? Ты простудишься.
— Что ты, Женя! Стало совсем тепло…
— Чей это плащ?
— Родственника мужа. Ты в ночную смену?
— Да.
— Но ты же работал только с утра.
— Работал. А теперь вот и в ночь.
— Тебя понизили?
— Я сам этого захотел.
— Почему?
— Мне еще рано обзаводиться чинами.
— Ты уверен? Но тебе везет. Тебе всегда дают больше, чем хочешь.
— Дают… Догонят, да еще добавят! — мужчина самоотверженно расхохотался.
— У меня тоже были неприятности, — женщина пристально посмотрела ему в лицо.
— Ну, в своих ты сама виновата.
— Может быть… В своих и даже в твоих… Ну, ладно, тебе пора…
— Я еще успею. Давай немного пройдемся.
И они не спеша идут параллельно трамвайной линии, мимо одной остановки, мимо другой. Женщина продолжает смотреть вниз, на влажный после дождя асфальт. Мужчина — сбоку — ей в лицо. Останавливаются на площади, возле огромной клумбы цветов.
— Да, — вздохнул мужчина. — Долго мы не виделись. А ведь ходим по одной дороге.
— Ты все надеешься на случайные встречи, которые ни к чему не обязывают, — в голосе женщины чувствуется усмешка.
— Нет, я ждал тебя. После объявления в газете о моем разводе.
— Но ты же хотел помириться со своей женой! — горячо, не скрывая обиды, воскликнула женщина.
— Хотел… Одна половина этого хотела. У меня же семья…
— Тебе надо было еще раз убедиться, какая у тебя семья.
Мужчина понурил голову:
— Разве плохо, что я убедился?
— Хорошо. Да. Но я за это время тоже в чем-то убедилась…
— В чем?
Женщина молчит.
Мужчина берет ее за плечи.
Она отпрянула.
Он опустил руки:
— Я просто хотел посмотреть тебе в лицо, в глаза… Приходи! Ты же первая вышла замуж…
Женщина смотрит в сторону.
На клумбах на длинных ножках покачиваются ромашки.
Мужчина наклонился, сорвал цветок, рассматривает его. Насвистывает что-то грустное.
Мимо проносятся наполненные светом и людьми трамваи. Мужчина отделил от ромашки нераспустившийся бутон и вдруг порывисто опустил стебелек цветка за отставший корешок книги, которую держит женщина. В руках у мужчины остался нераспустившийся бутон.
Почти незаметным жестом женщина прижимает книгу с цветком к груди.
— Приходи! Насовсем! Ты же не любишь своего мужа!
— Ты слишком самоуверен.
— Значит, ты меня не любишь больше?
Женщина хмурит брови. Лицо ее становиться виноватым.
Они идут к трамвайной остановке.
Со звоном тормозит трамвай.
Они стоят лицом друг к другу. Мужчина весь устремлен к ней:
— Приходи! Ты же этого так хотела! Приходи.
На остановке, кроме них, никого. Вожатый смотрит в окно, подает сигнал. Трамвай тронулся. Мужчина сделал движение за ним:
