Несколько дней Димка ходил счастливый. Но когда обратился с просьбой разрешить переезд в Новосибирск, ему отказали, — время было суровое, завод важный, каждый человек на счету. Так и остался он в Свердловске до конца войны, только переписывались они теперь часто, и это была для него большая радость. Договорились в письмах вернуться домой, как только можно будет.
Съехались они в Приморск в сорок шестом.
Город был разрушен. Нелин дом так и стоял с обвалившимися внутренними стенами. На месте, где находился дом Андрея, вообще ничего не было — там зияла огромная воронка. А комната, которую накануне войны дали Димке с матерью, уцелела. Она была такая же светлая, сухая, уютная, даже обои не потускнели. Перила железные стояли, как ни в чем не бывало, и перекладина оказалась цела…
Димка отдал комнату Меле, а сами с Андреем они поселились пока в комингс, где жил когда-то Зеленый — на двери висел ржавый замок, они сбили его и вселились — тогда это делалось просто. Овдовевший профессор Новгородцев женился незадолго до конца воины на женщине — враче его госпиталя, жил он теперь у нее, Андрей жить с ними отказался. Был он теперь студентом первого курса медицинского института, — успел поступить еще в Новосибирске. Неля готовилась в консерваторию. А Димке надо было наверстывать, он так и остался с шестью классами.
Он поступил в вечернюю школу рабочей молодежи, а днем работал на заводе. На его зарплату и стипендию Андрея они жили втроем. Трудновато было, но весело.
По утрам Неля кормила их и отправляла — одного па работу, другого — в институт. Потом уходила сама в подготовительный класс — готовиться по музыке.
Вечером собирались опять. Лукьянов приходил позже всех — занятия в вечерней школе кончались не раньше одиннадцати, но они его всегда ждали, без него не ужинали. И сколько ни ругал их Лукьянов, как ни кричал Андрей, что умирает с голоду, Неля железно выдерживала принцип — ужинать только втроем: таков был устав их коммуны.
Коммуна называлась «Три мушкетера», штабом была Нелина комната, у нее на стене висел устав, который сочиняли они втроем и каждый поставил свою подпись.
Это придумал Андрей, им понравилось, и они сели как-то в самом начале и стали со смехом сочинять документ, который должен был отныне регулировать всю их жизнь.
Главный пункт был: все поровну, все на всех. Общий котел, общие радости, общие печали.
Вторым пунктом члены коммуны обязывались ничего не утаивать друг от друга, говорить только правду.
Третьим пунктом Неля назначалась казначеем и начальником штаба — все, что будет заработано и добыто членами коммуны, отдается ей. Питание полностью в ее ведении, она сама распределяет средства на еду. Все остальные расходы — на любые покупки — утверждаются только сообща, в случае разногласий, спорить до хрипоты, не спать, не есть, пока не придут к единому мнению.
Был там еще один пункт, который предложил Андрей и который смутил Лукьянова и Нелю.
Братцы, — сказал тогда Андрей, — мы все дружим с детства и должны сохранить эту дружбу навсегда. Поэтому я предлагаю записать: «Друг в друга не влюбляться» — иначе дружбе конец, это я знаю точно. Как вы считаете?
Он сверкнул своей радужной, обезоруживающей улыбкой, посмотрел на Димку, потом на Нелю.
— Итак, голосуем, кто «за» — поднимайте руки.
Но руки не поднялись. Димка и Неля одновременно посмотрели друг на друга и оба опустили глаза.
Но… ведь мы все… любим друг друга… — робко возразила Неля.
— Это другое дело, — сказал Андрей. — Мы любим друг друга по-братски, как два брата и сестра. Вот так давайте и запишем: мы два брата и сестра, и любовь у нас только братская… — ему, видно, очень понравилось то, что он придумал, он горячо стал убеждать их, что иначе ничего не получится. — Ну, в конце концов, влюбляйтесь па стороне, а между нами чтоб ничего такого не было!
— Это что же — навсегда? — Нели печально глядела на них обоих, а Димка по-прежнему не смел поднять глаз.
Нет, почему же навсегда, надо установить какой-то срок действия устава, а там — видно будет.
Договорились, что устав действует до тех пор, пока не приедет Нелин отец. Он прошел всю войну, был дважды ранен, но снова вернулся в строй, сейчас находился в Германии и писал, что еще некоторое время, видимо, будет здесь, но надеется скоро приехать.
Так и записали в последнем пункте: устав сохраняет силу до возвращения Нелиного отца.
Это несколько успокоило Димку и Нелю, но все-таки было отчего-то грустно.
А в общем-то жили весело. Когда приходили деньги от Сергея Павловича или профессор Новгородцев подбрасывал что-нибудь, они устраивали праздник. Покупали две буханки хлеба, пастилу, орехи, бутылку вина. Неля готовила праздничный ужин.
В комнате у Зеленого нашелся старый проигрыватель и одна старая пластинка «У самовара я и моя Маша». Они включали музыку и танцевали по очереди с Нелей.
А потом все втроем шли в кино.
В городе шли тогда в основном трофейные, довоенные фильмы, в них было много красивых женщин и мужчин, были душераздирающие драмы, в которых действовали короли и герцогини, американские миллионеры и ковбои, это было интересно смотреть, но все это была какая-то другая, киношная жизнь, так далеко все это было от того, что переживали люди… И все же зал замирал и ахал, но при этом лузгал семечки — после сеанса на полу оставался слой шелухи.
Особенно любил такие фильмы Андрей. Он прибегал с лекций возбужденный, кричал, что в «Маяке» идет мировая киношка, и тащил их, даже если Димка валился с ног от усталости.
Лукьянов вспомнил, как однажды он вот так примчался и стал кричать, что занял очередь, надо бежать. А день был какой-то трудный, кажется, две смены пришлось отстоять, сменщик заболел, поставить было некого, он и в школу не пошел, мечтал лишь о том, чтобы прилечь, ноги гудели. И он стал уговаривать их с Нелей пойти вдвоем.
Андрей тут же согласился, но Неля так на него посмотрела, что он сразу сник.
Если идти, то всем вместе, — сказала она. — Пли вовсе не ходить сегодня — переживем. Димка устал, не видишь, что ли? И денег у нас в обрез…
Но Андрей не унимался, он кричал, что такого фильма они никогда не видели, что в институте все но два раза ходили, и сейчас еще в очереди стоят…
Он всегда брал штурмом и сейчас уговорил. Но на этот раз картина была действительно хорошая — и Мост Ватерлоо».
Они вы шли из кино потрясенные, и всю дорогу Неля сжимала Димкину руку. Говорить не хотелось.
Андрей же почему-то злился.
— Чепуха на постном масле, — говорил он, — знал бы, не пошли ни за что! В кино идешь отдохнуть, развлечься. На кой черт показывать картины с таким концом! Ну, чего, спрашивается, она бросилась? Дура какая-то!
— Помолчи… — попросила Неля.
— А чего молчать, не прав я, что ли только настроение испортилось все, Разве не так?
На углу набережной стояла толпа, в середине кто-то вопил истошным женским голосом:
— Все украли! Все как есть забрали! Паразиты! Сволочи! В огне вам гореть!..
Люди вытягивались, подпрыгивали, чтобы разглядеть, но из-за спин ничего не было видно, только истошный вопль нёсся из самой гущи.
— Говорила же я: не надо брать с собой! Так нет же, дома Оставить побоялся! — Истерически кричала женщина. — Так тебе и надо, Паразиту проклятому, всё кай есть отобрали, голые остались, в чем стоим остались… и вдруг она завопила, как будто её резали жившем:
— А-а-а-а…
Вокруг смеялись. Андрей вылез из толпы взлохмаченный, повеселевший.
— Пошли, — казал он, — спекулянтка, сама от жиру лопается, а драгоценности у нее на груди подвешены были…
Они пошли по набережной. В порту светились корабли, вспыхивал маяк.
— Давайте постоим, — сказала Неля.
Она остановилась у бетонного барьера и долго стояла, глядя на маяк, судорожно сжимая Димкину руку.
Приближался Нелин день рождении, ей исполнялось восемнадцать. Димка помнил тот день, пять лет назад, в санатории РККА, как все это тогда получилось, он знал, что она вспомнит мать, то счастливое время, расстроится. Хотелось порадовать ее. Давно они говорили с Андреем, что надо бы ей купить хорошие туфли — ходила она в стоптанных, брезентовых. Но денег как назло не было, — что-то давно ничего не посылал Сергей Павлович, а зарплата уходила на питание.
И Димка решил во что бы ни стало заработать ей на туфли.
В порту, на разгрузке можно было за день заработать рублей сто, туфли же стоили семьсот, восемьсот. Он решил педелю не ходить в школу и после работы отправился в порт, где в это время разгружался огромный океанский корабль с зерном.
Надо было спуститься в трюм, взвалить на плечи трех пудовый мешок, подняться с ним по лестнице, пройти по палубе, потом спуститься по сходням и свалить мешок на ленту транспортера.
