себе эту задачу, он уже знал решение – вот, значит, как быстро действует адреналин, этот великолепный наркотик, вот как окрыляюще влияет страх на разум и энергию. Он решительно перехватил молочный пакет, который все еще держал в левой руке, правой рукой, смял его, выбросил не глядя, все равно куда, на газон, на посыпанную песком дорожку, – он не обратил внимания. Высвободившаяся левая рука прикрыла дыру на бедре, и тогда он ринулся прочь, стараясь по возможности не сгибать левую ногу, чтобы рука не соскользнула, отчаянно загребая правой рукой, стремительным дергающимся шагом, свойственным хромым, вылетел пулей из парка и бросился бежать вверх по улице де Севр, у него еще оставалось почти полчаса.
В продуктовом отделе универмага на углу улицы дю Бак работала портниха. Он видел ее всего два дня назад. Она сидела недалеко от входа, там, где составлены коляски для покупок. Над ее швейной машинкой висела табличка с надписью, которую он точно запомнил: «Жанин Топель – подгонка и починка, – тщательно и быстро». Эта женщина ему поможет. Она должна ему помочь – если у нее самой как раз сейчас нет обеденного перерыва. Только бы у нее не было перерыва, нет, нет, нет, это было бы слишком большим невезением. Столько невезения в один день он не выдержит. Не теперь. Не тогда, когда нужда так велика. Когда нужда больше всего, тогда начинает везти, тогда находишь помощь. Мадам Топель будет на своем месте и поможет ему.
Мадам Топель была на своем месте! Он увидел ее, как только вошел в продуктовый отдел, она сидела за своей машиной и шила. Да, на мадам Топель можно было положиться, она работала даже во время обеденного перерыва, тщательно и быстро. Он бросился к ней, встал около швейной машины, отнял руку от бедра, бросил быстрый взгляд на свои наручные часы, было пять минут третьего, перевел дух. «Мадам!» – начал он.
Мадам Топель довела до конца шов красной юбки, которая была у нее в работе, выключила машину и отпустила держатель иголки, чтобы освободить ткань и обрезать нить. Потом она подняла голову и взглянула на Ионатана. Она носила очень большие очки в толстой перламутровой оправе и с толстыми стеклами, которые делали ее глаза огромными, а глазные впадины – похожими на глубокие тенистые пруды. На вид ей было уже далеко за сорок, может, пятьдесят пять, она носила распущенные гладкие темно-каштановые волосы до плеч, и красила губы серебристо-фиолетовой помадой, и своей манерой держаться напоминала дам, которые гадают на стеклянном шарике или картах, тех несколько опустившихся дам, которым, в сущности, уже не идет определение «дамы» и которые тем не менее сразу же вызывают доверие. И ее пальцы – она сдвинула ими очки слегка вниз по носу, чтобы лучше рассмотреть Ионатана, – ее пальцы, короткие, похожие на колбаски, и все-таки, хотя она много работала руками, ухоженные пальцы с серебристо-фиолетовым маникюром внушали доверие своим полусветским изяществом.
«Что вам угодно?» – спросила мадам Топель хрипловатым голосом.
Ионатан повернулся к ней боком, показал на дыру в брюках и спросил: «Вы можете это починить?» И поскольку ему показалось, что он задал вопрос в слишком грубой форме и тем, вероятно, выдал свое возбуждение, связанное с выбросом адреналина, он прибавил, смягчая впечатление, как можно более небрежным тоном: «Это дырка, небольшая прореха… досадная неловкость, мадам. Можно ли тут чем-нибудь помочь?»
Мадам Топель обратила к Ионатану взгляд своих огромных глаз, обнаружила дыру на бедре и наклонилась, чтобы исследовать ее. При этом гладкая плоскость ее каштановых волос отщепилась, обнаружив короткую, белую, полноватую шею: и тут от нее пахнуло ароматом таким тяжелым, и приторным, и одуряющим, что Ионатан непроизвольно откинул назад голову и отвел взгляд от близкого затылка, устремив его в даль универмага; и на какой-то момент перед ним предстал весь торговый зал, целиком, со всеми полками, и холодильниками, и прилавками с колбасой и сыром, и стойками с деликатесами, и пирамидами бутылок, и горами овощей, и со снующими повсюду, толкающими тележки, волочащими за собой маленьких детей покупателями, с продавцами, подносчиками товара, кассиршами, – копошащаяся, несносно жужжащая человеческая масса, на краю которой на всеобщее обозрение выставлен он, Ионатан, в своих разорванных штанах… И в мозгу у него промелькнула мысль о том, что в этой массе могут оказаться, например, месье Вильман, мадам Рок или сам месье Редель и заметить его, Ионатана, которого публично обследует в довольно сомнительном месте его тела не слишком чистоплотная дама с темно-каштановыми волосами. И его даже немного затошнило, поскольку как раз теперь он, ей-богу, ощутил на коже своего бедра один из похожих на колбаски пальцев мадам Топель, и этот палец приподнимал и опускал, как сигнальный флажок, лоскут надорванного материала…
Но тут мадам снова оторвалась от его бедра, откинулась на спинку стула, и атакующее действие ее духов прекратилось, так что Ионатан смог опустить голову и, отведя взгляд от сумятицы торгового зала, устремить его на внушающую доверие близость больших выпуклых очков мадам Топель.
«Так как же? – спросил он и еще раз повторил: – Как же?» – проявляя то трусливое нетерпение, которое испытывает на приеме у женщины-врача пациент, опасающийся сокрушительного диагноза.
«Никаких проблем, – сказала мадам Топель. – Нужно только подложить с изнанки небольшую заплату. И будет заметен маленький шов. Иначе не получится».
«Но это не имеет значения, – сказал Ионатан, – маленький шов не имеет никакого значения, кто его заметит на таком месте? – И он взглянул на часы, было четырнадцать минут третьего. – Значит, вы можете это поправить? Вы можете мне помочь, мадам?»
«Да, конечно», – сказала мадам Топель, возвращая назад, к переносице, свои очки, которые во время обследования сползли к кончику носа.
«О, благодарю вас, мадам, – сказал Ионатан, – огромное спасибо. Вы избавляете меня от большого неудобства. Теперь у меня к вам еще одна просьба… не будете ли вы так любезны… я страшно тороплюсь, у меня всего… – и он снова поглядел на часы, – десять минут времени… не могли бы вы сделать это немедленно: прямо сейчас? Безотлагательно?»
Бывают вопросы, которые в самих себе содержат отрицательный ответ, просто потому, что их задают. И бывают просьбы, полная невыполнимость которых становится ясной, когда их высказывают и при этом смотрят другому человеку в глаза. Ионатан посмотрел в затененные очками огромные глаза мадам Топель и сразу понял, что все бессмысленно, бесперспективно, безнадежно. Он понял это еще раньше, торопливо лепеча свой вопрос, понял, просто физически почувствовал это по падению уровня адреналина в крови в тот момент, когда взглянул на часы: десять минут!
