Я забрал тело своего несчастного брата и предал его земле. Парни из похоронной конторы опустили гроб в глубокую прямоугольную яму. Мы с Валей бросили по горсти глинистой земли. Больше никого с нами не было. Валя тихо заплакала. Парни стали лопатами бросать землю. Сначала земля падала со стуком. Я стоял, прислонившись к ограде чьей-то могилы, и вспоминал. Вспоминал, как в детстве мы с братишкой дружили. Я читал ему сказки. И рассказывал фантазии, выдумываемые на ходу, а он внимал, широко раскрыв глаза. И какой он был добрый мальчуган. А каким бравым солдатом вернулся из армии! И как мы с ним ходили на рыбалку. Он ловко забрасывал спиннинг. Однажды нам попался огромный лещ, килограммов на «дцать». Вовчик вывел его к берегу, а я, вместо того, чтобы подвести под рыбу сачок, бросился в воду и попытался схватить руками. Лещ рванулся, скользко вывернулся и был таков. А еще был такой случай. Как-то летом мы с Вовчиком рыбачили на стремнине и увидели двух кричащих о помощи, которых мимо нас несло течением. Я, как был в штанах и рубашке, так и бросился в воду наперерез. А Вовчик начал раздеваться и запутался в штанине. Я пересекся с одним из тонущих вовремя; он уже захлебывался. Он цепко схватил меня за рубашку, а его товарищ, который не столько тонул, сколько был в испуге, подставил ему плечо с другой стороны. Когда мы выбрались на берег, выяснилось, что оба пловца изрядно пьяны. А за нами из воды выбрался Вовчик, который, раздевшись, прыгнул было в воду, но пересек леску спиннинга и зацепился плавками за крючок. Брат всегда был невезучий…
Я старался не вспоминать, каким Вовчик был в последние годы. В горле стоял ком. Вот поставили крест и навалили холм. Положили венок. Хлынул дождь. Капли стекали по моему лицу. Они были соленые.
Странный это был корабль: ни команды, ни капитана, ни пассажиров. Судно шло своим ходом не понятно куда. Вокруг простирался бескрайний холодный океан. Легкий ветерок рябил мелкую волнишку. Солнечный блик играл на поверхности, отражаясь там, где ряби не было. Солнце уходило из зенита. Снегоподобная вата облаков висела в пронзительном светло-голубом небе. Какая красота! Чудесная красота вечной природы. Смотрю на небо – хочется под ним жить (смотрю на жизнь – хочется уйти на небо).
Я почувствовал, что на судне кто-то есть еще, кроме меня. Я прошелся по пустынной палубе до кормы. Никого и ничего. Зачем и почему я здесь? Как отсюда выбраться? Но нет, никуда деваться невозможно. Ощущение безысходности овладело мной. «Хочешь посмотреть, что будет?», – неожиданно спросила меня та, присутствие которой я постоянно ощущал и от которой всё время инстинктивно отворачивался. Я повернулся к ней лицом. И никого не увидел. Но отчетливо ощутил, что вот она, передо мной. Я чувствовал ее так же ясно, как если бы видел. Ее невозможно описать словами, потому что для этого не существует слов. Я не в силах был ответить. Она понимающе усмехнулась и открыла дверь в каюту. Жуткое зрелище предстало моим глазам. Каюта была завалена разлагающимися трупами. Останки людей были навалены кучей. Торчали кости, черепа, кровавые мышцы, гниющие внутренности. От них шло тошнотворно-сладковатое зловоние, от которого мутило. «Вот финал жизни. Вот что было и будет с каждым», – бесстрастно констатировала моя зловещая спутница. «Это ужас. Так нельзя. Это несправедливо», – хотел сказать я, но слова застряли в горле. Она поняла и невозмутимо ответила: «Ужас? Это всего лишь твои эмоции, твой страх. Так нельзя? Это наивно. Несправедливо? Справедливость встречается только в романах, в кино и в речах политиков. В жизни ее нет. Справедливость никогда не торжествует, торжествую я. Каждый покойник когда-то надеялся, что всё обойдется». «А ты не надейся, что я тебе легко сдамся, пока не мертвый!», – возмущенно выкрикнул я и прыгнул в океан. «Греби, греби, старайся! Всё равно приплывешь ко мне», – услышал я вдогонку ехидный комментарий. «Этого не может быть! Я человек, царь природы!», – возмутился я. «А я твоя служанка – смерть», – сказала смерть.
Вдруг я понял, что это не на самом деле. И сказал сам себе, еще не просыпаясь: «Успокойся, это всего лишь сон!». Иногда во сне я понимаю, что сплю и тогда смотрю сон как кино, пока не надоест. Ведь бесплатно. Мое участие в сновидениях часто становится подконтрольным моему разуму. Почти в любой момент могу сказать себе: «Всё, пора просыпаться!». Так я себе и приказал. И проснулся. Ф-фу! Приснится же такая жуть! Почище любого фильма ужасов.
А еще был такой сон. В огромной аудитории я рассказываю студентам и коллегам про свои достижения. Вдруг народ стал расходиться. Все ушли, кроме нескольких фигур наверху аудитории. Мне было безразлично, что большинство ушло, но почему-то были важны эти люди наверху. Лица у них были просветленные и как бы знакомые. Я силился вспомнить, кто они, но не мог. Пошел к ним, наверх, но тело мое едва-едва двигалось, как сквозь вату. На последних метрах совсем не осталось сил. Фигуры были уже совсем близко, рукой подать. Они стали протягивать мне руки, чтобы помочь. Я хватался за них, но мои руки проходили сквозь них, бестелесных. Один из них на шаг спустился вниз и попытался подтолкнуть меня вверх, но ничего не выходило: его сила была только духовной, не физической. Да, разум без силы слаб (а сила без разума вообще бессильна). Я напряг всю волю и вскарабкался наверх, к ним, к бестелесным. Но тут снизу за мной погналась женщина. Нет, не женщина, это была та самая, от которой я уплывал в предыдущем сне. Я выбежал из здания на морской берег. Она догоняла, легко паря холодной черной мантией над жарким песком. Я трудно бежал по песку, вязнущему под ногами. У края нависшего обрыва полез вверх, подтянулся, взобрался туловищем на край, перевалился, но не смог подняться: совсем уморился. Подумал в тоскливом испуге: «Нельзя лежать. Надо вставать». И поднялся, шатаясь. Из последних сил снова побежал. Оглянулся. Ее не было. «Значит, еще не выкарабкалась из обрыва», – решил я. Но тут же ощутил ее мертвенное дыхание. Ее голова была рядом с моей, совсем рядом! «Поцелуй меня», – нагло предложила она. Я отрицательно мотнул головой и постарался ускорить бег. Не тут-то было. Она неслась за мной плотно; и смердяще дышала в затылок. Но вот передо мной снова возникли те самые бестелесные. Они окружили меня, и она куда-то пропала. Я вздохнул с облегчением. У бестелесных в руках было много кубков – наподобие спортивных – золотых и серебряных. Я залюбовался их красотой. Вдруг один из кубков задрожал и упал на землю. Из него посыпался пепел. А из пепла восстала она. Она ехидно усмехалась и жутко скалилась. Бестелесные схватили ее и посадили в деревянную клетку. Они больше ничего не могли с ней сделать. Я решил ее сжечь. Стал искать спички. Их не было. Тогда один из бестелесных дал мне их, а другие притащили ворох книг. Я поджег. Огонь разгорелся. Но с ней ничего не делалось. Она визгливо смеялась. Вдруг я понял, что нужен не только огонь. Нужно не бояться. И как только я сумел побороть свой страх, она загорелась, зашипела и превратилась в бессильную старуху. Прошамкав «пора бабушке отдохнуть», она исчезла, через секунду хлопнув вдалеке крышкой своего гроба. Я проснулся в холодной испарине.
Иногда сны бывают более жизненными, чем жизнь наяву. Что есть наяву? Работа, еда, телевизор, книги, люди, секс, сон. Всё скучно-предсказуемо. Сон не только продлевает жизнь, как эликсир, но и придает ей неповторимый таинственный аромат. Сон – самая необычная часть жизни, треть жизни. Во сне душа странствует в собственном пространстве.
Однажды мне приснилось такое. Летним солнечным днем со своими детишками иду по полевой дороге. С левой стороны зелень сочного леса, стволы берез, а справа цветочный луг, где трещат кузнечики. Малыши бегают и прыгают по разнотравью, собирают букетики, смеются. И тут я чувствую: «Вот оно счастье. Вот где мой эликсир!». Дети бегут ко мне, наперебой что-то щебечут, и мы идем дальше. Вот перед нами возникает какой-то бревенчатый дом. Он высокий и светлый, как сказочный терем. Входим. В доме свет, простор и эхо. Дети начинают весело носиться по пустым залам, пронизанным через распахнутые окна пучками солнечных лучей. И тут я понимаю (во сне), что это всего лишь сон и что дети уже давно выросли. А тех малышей больше нет. Они только в моей памяти.
Почему-то мне часто снится какая-нибудь война. Например, ядерная. Как будто иду по Новому Арбату. Вдруг вспышка и сильный ветер, такой сильный, что людей от земли отрывает. И все прячутся кто куда. Кругом всё рушится. Начинают с грохотом падать многоэтажки. Я рванулся, побежал и заскочил в железный вагончик. В нем жалось несколько человек. Как только прикрыл за собой дверь, вагончик сорвало и понесло куда-то (как в сказке ураган унес Элли). А потом, когда всё стихло, мы очутились под землей в бетонном бункере. Оказалось, что от всей страны в живых осталось всего полсотни человек – те, кто случайно попали в этот бункер. Все молодые, кроме меня. Ни детей, ни стариков. Все стали радоваться, что живы. Какая-то девушка села напротив. Симпатичная. Шатенка. Скуластая. В веснушках. Глаза веселые. Но на фиг она мне – радиоактивная? Впрочем, я сам тоже теперь такой. Тут все стали разбиваться попарно: это чтобы начать возвращать численность населения к исходной. Мне в этом неохота было участвовать после того, как мир рухнул. Глупо это. Ни к чему. Тут я понял, что всё это слишком страшно, чтобы быть на самом деле. Конечно, это сон, понял я во сне. Но решил смотреть, что же будет дальше. Вошел какой-то блондин. Лицо красное, всё в язвах, как в прыщах. Смотрит отрешенно. Не жилец. Протянул мне свою чудом уцелевшую гитару. Струны оказались порваны; не сыграть. А жаль. Я решил, что пора просыпаться; уж больно тут всё безысходно… И с облегчением проснулся.
