Верю. Верю в то, что поиски государственных мужей никогда у нас не прекратятся.
Как и поиски сильной руки. Вплоть до отвердения всех членов.
Соплеменники! Вам посвящены все мои виды на будущее. Уже ли они прекрасны?
Уже. Вы, скорее всего, пропустили тот миг, тот восхитительный перелом, переход, а лучше сказать, скачок, когда мы в одно мгновение взвились на все имеемые дыбы и преодолели эту губительную пропасть, отделявшую наше светлое Впереди от зловонного Позади.
19 марта 1906 года император Николай II своим высочайшим указом повелел включить в классификацию судов военного флота новый разряд кораблей – подводные лодки.
А за два года до этого, в 1904 году, в России была построена первая подводная лодка XX столетия – «Дельфин». Иван Бубнов, Михаил Беклемишев и Иван Горюнов – вот и вся комиссия по проектированию этой лодки. Они разработали и осуществили этот проект, после чего понадобилось еще целых два года, чтоб в существование российских подводных лодок поверил весь мир.
Рассказывали, что, когда чиновники от Адмиралтейства принесли Николаю II по этому поводу все документы, посетовав на то, что подводники запросили себе слишком большое жалование, он сказал: «Дать. Все равно или утонут, или сгорят!»
Сейчас это уже легенда, и люди, создавшие первую подводную лодку России – это такая же легенда. Много с тех пор утекло воды. Подводный флот Советского Союза и России знал и взлет и падение. За 104 года были созданы самые различные лодки – самые большие и самые малые. Люди создавали лодки, люди выходили на них в море.
Море не прощало ошибок: ни конструктивных, ни человеческих. Подводные лодки гибли, подводные лодки возвращались с победой.
Подводная лодка – это космический корабль, и для того чтоб он шел в своем космосе, нужны люди. Люди внутри. Это главное. Без человека подводная лодка не может жить. Он – главный ее механизм. Механизм, который должен работать безотказно.
И он работал. Командир мог не спать 90 суток или почти не спать, просыпаясь от каждого шороха, звука, вздоха, шума падающего инструмента. С ума сходили уже на берегу, но в море – никогда. Величайшее напряжение всех душевных сил.
Подводники – особый народ. Когда стоит на пирсе строй подводников, всегда тебя посещает такое чувство, что строй – это живое существо, не распадающееся на части. Тут каждый придет на помощь каждому, потому что от этого зависит жизнь. Каждый миг на лодке жизнь зависит от каждого члена экипажа. 250–300 суток ходовых– именно столько и находились в море экипажи подводных лодок – горели, тонули, сталкивались, взрывались и приходили домой. Мы потеряли 4 лодки за годы «холодной войны». Мы потеряли целую вереницу подводных лодок за годы Второй мировой.
Но прежде всего мы потеряли людей – бесценных людей. Невосполнимые потери – но люди все равно шли и шли на подводные лодки.
Что их туда вело? Этого не знают даже они сами. Когда спросили меня, зачем я пошел на лодки, я ответил: «На земле мне было бы очень скучно». «А на лодках весело?» – спросили меня.
Весело. На лодках весело. Тут все другое. Тут все обретает свою начальную ценность – дружба, любовь, верность слову.
В обычной жизни подводники приживаются плохо – тут не те слова, тут все не то, поэтому для них навсегда самым дорогим остается та жизнь, что у них когда-то была, – там было море.
В 1936 году на 78-м году жизни в Ленинграде в своей квартире близ Поцелуева моста скончался командир и первый конструктор первой лодки «Дельфин» Михаил Николаевич Беклемишев – «русский капитан Немо». Так его называли.
Умирая, он сказал сыну: «На могилу мою не ходи. Для тебя я навсегда ушел в море».
Видите ли, все движется. Во всем ощущаются соки. Их перемещение. Весна – и все сдвинулось. Мутные потоки устремились в разные стороны. И чиновники быстрее забегали. Тьфу! – это восклицание презрения или стыдливости?
Это восклицание брезгливости. Оно возникает после гадливости.
Почему-то с приходом весны чувство гадливости по отношению к нашему чиновничеству ощущается особенно остро.
В этот самый момент почему-то вспоминается армия и то, что ее сейчас переодевают.
Можно, конечно, армию переодеть – почему бы и нет. Если уж перевооружение ее идет так отвратительно, как оно идет, то переодевание во все чистое как нельзя кстати.
А кирзу я бы оставил. Вдруг придется еще раз форсировать Одер?
Причем дважды – сначала туда, а потом оттуда.
Есть у меня три любимых слова для описания своего отношения к начальству. Подвернулось начальство – и сразу же возникают слова. Между ними такая устойчивая связь – просто диву иногда даешься.
А господин Гры., похоже, не понимает значения слова «коррупция». Вернее, он под этим словом понимает не совсем то, что под ним же понимают все остальные.
Что-то в этом смысле у него… как бы это помягче… То есть все остальные и господин Гры. понимают разное.
К слову, он в этом своем непонимании не одинок. Вот поэтому «борьба с коррупцией» – из области долбо… Договаривать не хочется, поэтому пусть оно так и остается – «долбо».
Начальству кажется, что они борются, а нам – что «долбо».
Тут все дело в терминах. Никак нам не договориться о терминах.
А когда мы говорим: «Очистка воды», – то в ответ слышим: «Клевета!»
Вот ведь «долбо»!
Как только тело мое принимает горизонтальное положение и спина чувствует под собой матрас, а голова – подушку, мысли мои сейчас же устремляются вверх, к высокому. Это душа, удобно расположившись у нас внутри после тревог и волнений трудового дня, куда бы ни взглянула теперь, так везде тебе и небо – ясное и спокойное, ни желаний, ни страха.
Вот мысли и устремляются к нему, к Вседержителю.
«Господи! – говорю я тогда. – Поскорей пошли им то, чего они так давно заслуживают!»
И сейчас же приходит ответ: «Пош-шшш-лю!»
А вот интересно, чего он им пошлет и как? «Как», конечно же, главное. Хотя и «чего» заслуживает нашего внимания. В любом случае, никакие сомнения тут не помрачают воздух – пошлет! Обязательно. И сейчас же улучшается настроение везде – даже в кончиках пальцев на ногах, и я обретаю в себе самом сладостное убежище. И нет такой неприятности ни в прошлом, ни в настоящем или будущем, которое воображение мое не смогло бы обойти в этом самом убежище, – пошлет!
В одном этом слове больше смысла, чем во всех сочинениях современных авторов, историков, с вашего позволения. Оно говорит моему сердцу и чувствам больше и красноречивее, чем все диссертации этого мира на тему нашей извалянной в грязи современности, хотя бы они и были выжаты из всех ученых голов вместе взятых.
Пошлет обязательно!
И я смогу утешиться всем этим, не злословя, но чувствуя полное и глубокое удовольствие от происходящего посылания, пусть даже мне ничего не будет известно относительно «чего» и «как».
Они все ездят и ездят, они встречаются, они разговаривают, они перемещаются. Это такое непрерывное движение, полное смысла, чувств и противоречий. Мы теперь ежедневно смотрим все это по телевизору. Это наш главный сериал. Называется он «Президент и премьер». И все это с невероятной скоростью и мощью.
Заботятся. Они о нас заботятся – вот что приходит на ум.
А все остальное: дороги, грязь, жилье, пенсии и уровень жизни – это уже за пределами ума.
Воображение, укутай меня в плащ. И пусть каждая его ворсинка будет посвящена грядущему – сладостному, манящему, дразнящему. И пусть бурным и внезапным будет только обогащение и никак не пробуждение и не отрезвление.
Уснуть бы. Забыться бы сном. Насладиться бы им, как и другими удовольствиями. И пусть меня во время сна будят, и тогда у меня получится изучать и размышлять о нем, смакуя, чувствуя, как он протекает и улетучивается.
В последнее время я избегаю всяких резких физических упражнений, дабы не спугнуть мечту. В ней хочется перенестись куда-то, где много солнца, воздуха и моря. И где голубые небеса – лазурные, чистые, высокие. И вода журчит, переливается. Горная вода: водопадики, потоки, ручейки, родники – они все целебные, целительные, их святые открывали. Они рукой до скалы касались, и из нее сейчас же бил поток.
И он смывал все, омывая человечество со всеми его пороками.
Пейте напиток забвения. А какой у нас на сегодня напиток забвения? У нас на сегодня любой напиток – это напиток забвения. Забывайтесь, господа, забывайтесь.
Ничто не вызывает во мне такой бурный протест, как мельтешение начальства.
Снуют. Безо всякого внимания к собственной смерти.
И про ад им, похоже, ничего не ведомо. И как только в начальники попадают эти полуграмотные, похотливые, вороватые, пованивающие существа?
