– Ну, Витя, мы с Гариком ждем тебя в пределах разумного, а там – пеняй на себя. – Григорий завязал последний узел на кожном шве больного и с хлестким звуком сорвал с запотевших рук окровавленные перчатки.
– А во временно́м исчислении эти пределы указать можешь? – Виктор был рад возобновлению нелимитированного профдолгом общения.
– Минут этак… дцать. – прищурился Тыч. – А затем время становится обратно пропорциональным пространству. В смысле увеличение времени уменьшает пространство, занимаемое… сам знаешь чем.
– Ну пообещайте хотя бы, что не в геометрической прогрессии, – наигранно взмолился Лавриненко.
– Не знаю, не знаю. Ты же как врач должен понимать, что продукт, о котором идет речь, занимая все большее пространство внутри организма, оказывает все менее предсказуемое воздействие на его поведение. Особенно касательно дальнейшего потребления данного продукта. – Григорий вышел в предбанник. Послышались звук льющейся воды и его довольное фырканье.
Ханыжка приходил в себя вяло и долго. Но Виктор, дав себе установку терпимо отнестись к немажорному пациенту, спокойно выжидал. Под конец он с чувством некоторого самоудовлетворения пожертвовал из собственных запасов недешевый препарат для послеоперационного обезболивания, которого не было в стандартном больничном наборе медикаментов. Жизненные показатели мужика были отнюдь не критическими. При соответствующем лечении он имел все шансы покинуть больницу на своих ногах. Так что переводил сонного и пьяно подвякивавшего пациента в палату Виктор с чувством честно исполненного долга.
Дверь в ординаторскую, как и полагалось, была заперта. Лавриненко ненавязчивым стуком потревожил уединившихся коллег.
– Выпиваем? – Он с порога перешел в атаку.
– Кто? Где? Да мы только попробовали. – Тыч театрально поднял к свету початую бутылку. – Уж не прокисла ли?
– Главное, чтобы не выветрилась. – Виктор ухватил с тарелки ломтик ветчины и, обернув его пластинкой сыра, стал медленно поглощать самодельный чизбургер.
Игорь тем временем наполнил рюмки.
– Ну, за спокойную ночь, не омраченную непредвиденными добрыми поступками, – взял на себя роль тамады Григорий.
– А если злыми омрачится? – хмыкнул Гарик.
– Злых мы по сути своей не совершаем, – отрезал старший хирург.
Звон рюмок. Почти одновременный выдох в три горла.
Но отработанный алгоритм был нарушен незапланированным внешним вторжением. Дверь задергалась, сотрясаемая снаружи, а нервная дробь стука резанула расслабленный слух дежурантов.
– Кто?! – Словно отброшенная громовым рыком Тыча, физическая атака на дверь прекратилась, но факт наличия непрошеного гостя был подтвержден неразборчивым бормотанием, в котором отчетливо выделялись два часто повторяемых слова: «доктор» и «помогите».
– Не иначе как засланный казачок из общества борьбы за трезвость. – Виктор едва успел отступить перед метнувшейся в ординаторскую невзрачной фигуркой.
– Доктор! Доктор! Они здесь! Они не шутят. Я не знаю, что мне делать. – Бледность еще больше подчеркивала заострившиеся черты лица просителя, а запинающаяся речь и сложенные в молебном жесте маленькие дрожащие кулачки производили скорее комическое, чем жалостливое впечатление. – Они говорят, что я сам напросился и теперь буду наказан.
Как и при первом визите, мужичок обращался непосредственно к Тычу, похоже именно в нем видя своего избавителя. Григория же данный выбор приводил в еще большее раздражение, так как ответственность за диалог с пациентом невольно ложилась на него.
– Стоп! Теперь по порядку с нашей последней встречи. Кто «они» и что вы им наговорили?
– Их двое. Приятель моего соседа по палате, как и обещал, пришел полчаса назад. Я был в столовой, а когда вернулся, они уже сидели. Пару минут о фигне какой-то калякали, на меня ноль внимания. Ну, думаю, шутили давеча пацаны. Аж от сердца отлегло. Лег, значит, газету читаю. – Мужик перевел дыхание и покосился на диван, но остался стоять.
– Садитесь-садитесь. – Виктор, перехватив взгляд пациента, подставил ему свой стул. А сам пересел на диван.
– Спасибо, – рассказчик как подкошенный рухнул на стул. Только сейчас врачи заметили, что он без обуви. Темные махровые носки по-сиротски обтягивали маленькие подошвы.
Теперь расположение собеседников походило на судейское слушание, в котором ответчиком выступал испуганный тщедушный субъект, а роль обличителей и судей отводилась сидевшей напротив троице нахмурившихся мужчин в медицинских костюмах.
– Ну вот, лежу, успокаиваться начал, посмеиваюсь про себя над дневными страхами. А пацаны вдруг замолчали, посетитель что-то буркнул сообщнику – и началось. – Мужичонку передернуло от неприятных воспоминаний. – Сопалатник мой к дверям стул переставил и уселся, а кореш его к моей кровати подошел и давай речь толкать. Мол, они мне дали шанс, а я им не воспользовался, проявил свое неуважение, и теперь они вынуждены меня наказать. Я смутился, попытался отшутиться, мол, ребята, похохмили и хватит, а то не смешно уже. Так типчик этот на кровать ко мне обутый плюхнулся, ноги чуть ли не до груди моей протянул и как зашипит: лишай поселковый, ты нас за сыкунов держать вздумал, от помощи отказался, так еще и издеваешься, думаешь, прижать тебя не сможем. Я, говорит, адресок твой уже пробил, так что теперь не спрячешься. И выдает мне мой домашний адрес. Ну тут уж я вовсе сник. Аж в груди сдавило. Руку на сердце положил, ртом дышу, потянулся к тумбочке за нитроглицерином. Типчик этот увидал, что я не притворяюсь, а вправду занемог от его наездов, так сам с моей кровати поднялся, стоит, выжидает. Не знаю, чем бы все закончилось, но вдруг в палатную дверь кто-то тыкаться начал. Сосед мой, что стулом ее подпирал, встал. Хотел, видимо, выйти, узнать, в чем дело. Тут я, как был, без тапок, к двери метнулся, стул отбросил и – в коридор. На медсестру налетел, но не до извинений было. Все казалось, что молодчики эти сзади кинутся. – Рассказчик окончательно запыхался и взял вынужденный тайм-аут.
– Успокойтесь. Здесь вам ничего не угрожает. – Виктору испуганный жалобщик был даже симпатичен. – Вы кто по специальности? – неожиданно даже для самого себя спросил он.
– А? Географию в средней школе преподавал. Тридцать лет прокуелдился, думал, на пенсии спокойней заживу. Да где там! Беспредел! – Будто вдохновленный своим интеллигентским прошлым, пациент вдруг приосанился и, пронзив Тыча затвердевшим взглядом, ультимативно заявил: – Вот что. Я в эту палату больше не пойду. Переводите или меня, или мальчишку. Кроме того, я требую, чтобы этого субъекта – посетителя, немедленно выставили из отделения. В конце концов, больница – государственное учреждение, и я, как пациент, имею право… – Он закашлялся, поперхнувшись.
Виктор налил в чашку минеральной воды и подал мужичонке. Тот благодарственно кивнул и жадно выпил.
Резкий телефонный звонок разбудил наступившую тишину.
– Да. – Выслушав короткое сообщение, Игорь повернулся к Тычу: – Я в приемник. Подозрение на аппендицит.
Проводив взглядом вышедшего напарника, Григорий обратился к педагогу:
– Хорошо. Я пойду вместе с вами, и мы попытаемся уладить конфликт.
Было ясно, что одними словесными увещеваниями от посетителя на этот раз не избавиться, поэтому он хотел разобраться в ситуации как можно быстрее.
Оставаться одному в хирургической ординаторской Виктору не хотелось. Как-никак, в этом отделении он был гостем. А подниматься в родную реанимацию – слишком далеко. К тому же предполагалось скорое возобновление посиделок. Поэтому, отчасти из любопытства, отчасти за неимением лучшего способа провести время, Лавриненко увязался за долговязой фигурой Тыча и тщедушным тельцем отставного педагога.
Урологическое отделение располагалось на одном этаже с хирургическим.
На пороге их уже поджидала дежурная медсестра. Упитанная бабенка в возрасте вторичной ягодки.
– Чуть с ног меня не сшиб, – указала она на мужичонку, – из палаты сиганул, будто приспичило. Я хотела вдогонку крикнуть, что туалет в другой стороне, но, как увидала, что он в ординаторскую ломанулся, сами, думаю, разберетесь.
– Из какой вы палаты? – обернулся к пациенту Григорий.
– Шестая. Как по Чехову, – нервно улыбнулся тот.
– Посетитель еще не ушел?
– Это вы о парне и его родственнике? Сидят еще. Вежливые такие. Что это, спрашивают, за припадочный больной у вас в отделении. – Медсестра пожала широкими плечами. – Вы, говорят они мне, поосторожнее с ним.
– Вот сейчас и разберемся, кто здесь припадочный. – Тыч заметил увязавшегося за ними Виктора. – О, так нас много, управимся.
Дверь в палату была приоткрыта. Внутри горел свет.
– Вы – первый, – тихо сказал Григорий жалобщику. – Входите, неплотно закрываете двери и ведете себя так, будто ничего не произошло.
– Нет-нет, – замотал головой тот. – Я преподаватель, а не драматический актер. Особенно когда дело касается моей безопасности.
