Лоно девы нежным светом
Лоно девы нежным светом
Омывает Шульца лик,
Шульц раздет безумным летом
И глотает чудный миг…
И Осетр стремится шумно
За полетом жгучих волн,
Проникая безрассудно
В море самых бурных лон…
Содрагаясь в тьме от счастья,
Деве Шульц кричит: Горю,
Пропадаю в вихре страсти
В твоем сладостном раю!
И смеется звонко дева
Как ликующий ручей,
Обнимая его тело
Жаром благостных лучей…
Шульц обрел ее сиянье,
Обласкав шалунье грудь,
И вспорхнув через слиянье,
Смог весь мир перевернуть…
У Осетра Шульц с девой романтично
У Осетра Шульц с девой романтично,
Взобравшись на верхушку дуба,
Пил водку, представляя себя птичкой
И возлюбленной шептал: Моя голуба!
И так сидя вдвоем на одной ветке,
Они вошли в отчаянный экстаз,
И сотрясая дуб, творя с улыбкой деток,
Порой стонали в ощущенье нежных ласк…
Не выдержала ветка пары чудной, —
Полетели они с криками в Осетр,
Но и в волнах была любовь их бурной,
Словно корабль неслись они на гребне вод…
Вот так вот за мгновенье, тронув бездны,
Волшебной девы страсть и глубину,
Шульц стал вдруг папочкой любезным
И уже со вздохом смотрит на волну…
Недавно в ней они вдвоем сближались
И с рекою уносились быстро вдаль,
Уже не повторить той ночи ярость,
Так возникая детки, нам несут печаль…
Дева спящая лежала на диване,
Шульц выпил водки с ней и не один глоток,
Теперь водя по телу нервной дланью,
Он разжигает страсти уголек…
О, моя волшебная подруга,
Зачем раскинула во сне сиянье ног,,
Уже я в центре восхитительного круга
Вношу в тебя животворящий сок…
Так Шульц шептал, проникнув в деву тайно,
Всю ночь, пока не вспыхнула заря,
Когда она, вскричав необычайно,
Застала Шульца в сладостных дверях…
В тебя я проникаю словно в Вечность, —
Шептал ей Шульц, роняя чувство со слезой,
Меня втянула нежно Бесконечность
И там внутри я остаюсь навек с тобой…
Не надо мне навек, мне б на недельку,
Через недельку приезжает мой жених! —
И Шульц вздохнув, себе представил канарейку,
Несущей в клюве счастье для двоих…
Шульц пил и плавал до обеда
Шульц пил и плавал до обеда,
Потом с обеда и до полуночи
И дева с ним сливалась сладким бредом,
Из Осетра ему заглядывая в очи…
И Шульц в них видел небо с солнцем,
И чуть позднее небо, но с луной,
Он в Осетре вдруг ощутил ее колодце
И таял с нею в ласке внеземной…
И лишь на берегу, уже под утро
Он ощущал ее в сырой траве
И потом, вздохнув, заметил мудро,
Что люди редко здесь принадлежат себе…
Цикенбаум с чудною любовью
В Оке встречает яркий миг,
Он обжигает деву жаркой кровью,
Лаская страстно нежный лик…
В волнах словно русалкой обладая,
Он сливается с блаженною весной
И ощущает, как слеза ее святая
Прохладой освежает вечный зной…
На берегу зарывшись в сладостных коленях,
Он в ее лоне плавал в забытьи,
Он ощущал поток загадочных творений
Соединяют их в рождении зари…
Он обитал в ее неведомой пещере,
Собрав весь мир в таинственный астрал,
Он понимал, что в этой райской дщери,
Он как в ловушку зверь уже попал…
И в плену ее порывов исступленья
Он разрастался тенью от огня,
Вздымающего в Вечность поколенья,
Взятых просто волшебством из сна…
Так мысль, сама с собой летая,
Профессору как дева отдалась,
А за нею дев безумных стаи
С ним в Оке рождали снова связь…
Стоит жара и Цикенбаум
С прекрасной девой водку пьет
И тешит ее чудным древом,
Спускаясь в лоно нежных вод…
В Оке блистает небо с солнцем,
И двое сладостно плывут,
Профессор весь в ее колодце,
Жизнь продлевает ловкий плут…
И стонет благостная дева,
Профессор чарами любви
Добился верного посева
И шепчет образу: Живи!
Невидим в образе ребенок,
Но исторгаемый поток
Уже пронзителен и тонок,
Творит из Вечности восторг…
Поймала дева наслажденье
И вдруг уснула на волнах,
И Цикенбаум с вдохновеньем
Укрыл ее собой в кустах…
И снова образы ребенка
Впускает в лоно Цикенбаум
И плачет радостно девчонка,
Вмиг потерявшая свой разум…
Цикенбаум тает в нежной плоти
Цикенбаум тает в нежной плоти
Девы плавающей в звездах под луной
И горя в нежнейшей позолоте,
Шепчет берег омываемый волной…
Дева тоже шепчет и смеется,
От профессора она сошла с ума,
Ее лоно как волшебное колодце
Вмиг раскрыло ему сладкие края…
В страстных чувствах раскрываются кораллы,
Кружа в глубинах обручи колец,
Безумной девою исхлестан, окровавлен,
Цикенбаум в волнах замер как творец…
Осуществленные в прекрасном отраженье,
У них глаза блестят от нежных слез,
Тьма погружений из таинственных мгновений
В волнах Оки соткало царство грез…
Не просил любви и страсти Цикенбаум,
Девы сами налетали на него,
У Оки теряя ночью разум,
С ним в Оке сближались все легко…
В чем причина появления экстаза,
Профессор в девах чуял тайну,
Но мозг его не слушался, зараза,
И трясло его от них необычайно…
И ладно бы одна, другая, третья,
Так этих дев блаженных просто тьма,
Как будто их к нему сдувает ветер,
Лишая Цикенбаума ума…
Профессор хочет сделать передышку,
Но девы тащат вновь его в Оку,
Какой уж там останется умишко
В объятьях дев в реке, в кустах на берегу…
Везде безумно стонет Цикенбаум,
Словно в беспамятстве на помощь всех зовет
И снова дев к нему бежит орава,
Создавать и наслажденье, и народ…
Цикенбаум на холме читал стихи
Святому робкому и кроткому созданью
Цикенбаум на холме читал стихи,
Ока внизу несла сиянье Мирозданья
И были двое сладостно близки…
Своей внезапной жаждою познанья
С исходящим светом от ночной реки,
Профессор плавал рыбой в обладанье
И дева тоже, схватив две его руки…
Они лишь чудом ощутили проницанье
И были тени их прозрачны и легки, —
От одного безумного касанья
Кричат все девы и рыдают мужики…
К Цикенбауму на берегу Оки
Подкралась дева в черной маске,
Он спал один в тени ольхи
И неожиданно во сне почуял ласки…
Как будто волны сказочного света
Его насквозь всего прожгли,
Так дева в маске и уже раздета
Его вводила в мир пленительной любви…
Взлетал профессор тронутый лучами
И вдруг раскрыл свои глаза,
Дева в маске с тайными речами,
Обладала им, по небесам скользя…
Вот, он, ангел, – прошептал профессор,
И дева в маске вмиг растаяла во тьме,
А Цикенбаум искал тень в небесный бездне
Шатаясь, словно пьяный по земле…
Когда луч солнца золотой
Поймал на деве Цикенбаум,
И весь охвачен красотой,
В беспамятстве шепнул ей: Мяу!
То она, явившаяся сном,
Взвилась птичкою отрадной,
И завертелась так отчаянно на нем,
Что профессор закричал: Не надо!
Но птичка все вертелась и вертелась,
А Цикенбаум все сильней кричал,
Вот так в крике и любовь, и смелость
Проявила чудной сказочки оскал…
Гулял Муха под обрывом
И пил водку у реки,
Видит, – ветер вдруг порывом
Свалил деву на кусты…
Те кусты на самом крае
Распустились над рекой,
Дева плачет и рыдает,
Упаду я, Боже мой!…
Еле держится за ветки,
Платье длинное до пят,
И глаза красою редкой
На лице ее блестят…
Повисает будто птичка,
От волнения дрожит
И качаясь с грушей – дичкой,
Дева сладостно пищит…
Еще чуть, и упадет,
Мухотренькин хвать за платье
И с ней скрылся во тьме вод,
Слившись в страстное объятье…
А потом на берегу
Прозвенела громко свадьба,
Так вот Муха на бегу
Мужем стал спасенья ради…
Цикенбаум вдруг увидел деву в море,
Купалась голой пьяная русалка,
Он сразу потонул в безумном взоре
И слился с нею за скалою сладко…
Но вдруг взлетела дева звонким криком,
Будоража всех купавшихся людей,
Цикенбаум с ней в пещере скрылся мигом
И больше суток ее тешил, вот, злодей…
ночью, когда вышел он из моря,
Окружила его тьма прелестных дев
И Цикенбаум снова сгинул в нежном взоре,
С русалками от счастья ошалев…
Летела к пропасти отчаянная буря
И чайки долго пели над волной,
А Цикенбаум дев пленительно волнуя,
Через день пил водку у Оки со мной…
