– Классная гитара, – прошептал Стю, показывая пальцем на инструмент, который МакКоннелл изящно подхватил с подставки. – Винтажный «Гибсон ES». Характерный алый цвет. Правда, год точно не скажу, но явно после шестьдесят второго. Их тогда начали делать по… – Он осекся, поймав мой смеющийся взгляд.
– Прости, – он скорчил виноватое лицо, – просто люблю гитары.
– Да уж вижу! – Я улыбнулась и устремила взгляд на сцену.
Крис выждал пару секунд, затем подошел к микрофонной стойке и остановился. Посмотрел куда-то поверх голов, неловко поправил воротничок поло, провел рукой по лбу, прокрутил лиловую фенечку на левом запястье – будто исполнил одному ему понятный ритуал или нажал секретные кнопки машины, перед тем как включить зажигание. Он крепко, до побелевших костяшек пальцев, обхватил микрофон рукой. Несколько секунд в темном зале слышалось только его тяжелое дыхание. Казалось, в эту минуту он превозмогает себя.
Постояв так пару секунд, он прочистил горло и снова посмотрел куда-то вверх. В толпе кто-то свистнул, не выдержав напряжения момента. И, наконец, Крис заговорил:
– Олрайт, «Королева», – с меланхоличной улыбкой он оглядел толпу. – Как же странно вновь оказаться в этом доме с привидениями и увидеть здесь столько знакомых лиц. Али, дружище, это твоя вечеринка! – Он подхватил стоявшую у ног пинту, поднял высоко над головой, и толпа повторила его движение. Крис отхлебнул пива и шумно проглотил. – И мы играем для тебя.
Как описать музыку? Это невозможно, да и, наверное, не нужно. Лучше я опишу, что почувствовала в тот момент, когда Крис закрыл глаза и провел пальцами по струнам болтавшейся у него на шее красной электрогитары. Когда он снова открыл глаза и невидящим, полным тоски и гневного величия взглядом обвел толпу, я поняла, что это уже не он. Это был кто-то другой. Кто-то могущественный, пугающий и манящий. Меня накрыли ужас и восторг, и я хотела только одного: чтобы музыка никогда не прекращалась.
Мне не забыть ту первую песню. Это был кавер The Stone Roses, я знала только припев, но слова не имели значения. Толпа произносила их вместе с ним, как заклинание, и своим хрипловатым баритоном Крис вел нас узкой тропой через долину смерти.
– I am the resurrection and I am the light, – повторял он, закрыв глаза, и я верила ему.
Когда песня кончилась, зал взорвался криками и аплодисментами. В свете прожектора, выхватывавшего из темноты его напряженный силуэт, Крис слегка прищурился.
– Фак, как же мне не хватает ритм-секции, – слегка задыхаясь, шепнул он в микрофон, озираясь на пустующие позади него барабаны. – Из меня хреновый соло-артист – слишком громко пою.
Из зала послышались смешки. Услышав его слова, двое парней, похожих на хипстеров, которые играли в группе, выступавшей ранее, запрыгнули на сцену. Крис по очереди обнял ребят. Один взял бас, другой устроился за простенькой барабанной установкой. Потом они склонились друг к другу, пошептались, и Крис снова вернулся к микрофону:
– Раз-два-три, поехали.
Паб заполнили обжигающие злые аккорды до боли знакомой «Shadowplay» Joy Division.
– To the center of the city in the night, waiting for you, – шептал он, слегка покачиваясь. Мне невольно вспомнился другой кавер на эту же песню – тот, что исполнил Брендон Флауэрс на Пирамидальной сцене Гласто в 2007-м. Первая песня после перерыва. Ты помнишь? Это какой-то знак мне?
Движения Криса, казавшиеся прежде нервным тиком, превратились в неистовый танец. В момент гитарного соло он повернулся спиной к аудитории, и я увидела проступившее на его спине влажное, похожее на рисунок из теста Роршаха пятно пота. Он весь лучился каким-то статическим электричеством, которое, соединяясь с шепотом толпы, взрывалось под потолком ослепительным фейерверком, и его искры приземлялись на головы всех присутствующих и на гриф гитары Криса.
Он был шаманом, и его устами той ночью в полутемном бэк-руме проклятого паба со мной разговаривала Вселенная. Меня охватило неистовое желание прикоснуться к нему, обладать им, стать частью обряда, свидетелем которого я была.
В какой-то момент я обнаружила, что стою у самой сцены, оставив Стюарта далеко позади, и покачиваюсь в такт медленно и томительно отдающейся в теле «Where Is My Mind». Крис посмотрел мне в глаза. Или мне так показалось, потому что я очень хотела этого. Песня закончилась, он тяжело дышал.
– Эй, Крис, давай что-нибудь из The Red Room! – раздался крик из толпы.
На секунду его глаза налились уже знакомой мне яростью, но он только отхлебнул пива и криво улыбнулся.
– А кто это? – произнес он в микрофон. – Я не знаю такую группу.
В зале опять послышались смешки.
– Ладно, мальчики и девочки, я вас всех тут уже утомил. Следующая песня последняя, и она моя, – он повернулся к музыкантам и что-то шепнул.
Вступила легкая романтическая гитара. Я невольно начала танцевать, крутясь на носочках своих красных балеток. Его голос был тихим и почти нежным, когда он пел, слегка касаясь микрофона губами, что-то про любовь и про смерть. Я не знала слов, да и не слушала, у меня в голове отдавалось эхом снова и снова: «Where is my mind», пока я неотрывно следила за движениями его влажных губ.
Музыка закончилась так внезапно, словно кто-то откинул одеяло, пока я спала.
– Спасибо, – только и сказал Крис, а потом вытер пот с лица и спрыгнул вниз со сцены, аккуратно прислонив гитару к стене.
К нему подошли люди – сначала несколько, а потом целая толпа. Все обнимали его, поздравляли и говорили о том, как он крут. Он улыбался и переминался с ноги на ногу от переизбытка энергии, как пятилетний ребенок, объевшийся «Скиттлс». Я стояла невдалеке, как вдруг кто-то включил свет. Внезапно мне стало невыносимо стыдно своих пылающих щек и горящих глаз, и я поспешила выскользнуть из зала, почувствовав себя голой посреди толпы, будто в кошмарном сне. Вот что ты делаешь со мной, рок-н-ролл?!
Status: не прочитано
22:19 23 июня 2015, вторник
Kasabian – «Shoot the Runner»
Женя… Джен, я должна была с ним поговорить; надеюсь, это ты понимаешь. То, что произошло дальше, оказалось вне моего понимания или контроля. Я клянусь тебе, я никогда не сделала бы подобного умышленно. Но, Джен, я просто потеряла голову.
Когда, умывшись и припудрившись, я вернулась из туалета, то обнаружила Криса у бара. Вокруг него топталась куча людей. Он был королем вечера, и всем хотелось урвать немного его внимания. Что мне было делать? Протолкнуться между сисястых блондинок и их лысеющих бойфрендов и крикнуть, что я хочу поговорить с ним о девушке, в убийстве которой его, возможно, подозреваю? Я не могла так поступить. Да и вообще я сомневалась, что смогу с ним заговорить. Он стал невероятно, недостижимо привлекательным для меня с той самой минуты, как я увидела его на сцене. То же самое случилось со мной, когда я увидела Джейка Джилленхола с бородой на фотографии в журнале «ОК» в очереди к дантисту. Он просто в один момент стал для меня кем-то другим. Дурацкая аналогия, но ничего лучше сейчас просто не приходит мне в голову.
Я стояла в растерянности и наблюдала за ним метров с десяти. Наверное, я смотрела слишком пристально, потому что через несколько минут он поймал мой взгляд и, продемонстрировав мне ямочки на заросших щетиной щеках, подмигнул правым глазом. Неужели это и вправду адресовано мне? Я обернулась, но сзади стояла только группка парней, толпившихся вокруг древних игровых автоматов. Когда я вновь устремила свой взгляд к бару, Криса там уже не было. Внезапно кто-то дотронулся до моего плеча.
– Стюарт, прекрати так… – Обернувшись, я не успела закончить. Это был он, Крис МакКоннелл. И он улыбался мне во весь рот.
– Олрайт, луф? – мягко и так густо по-британски произнес он, глядя мне прямо в глаза. Его акцент перестал казаться таким уж отталкивающим.
Я почувствовала, как реальность отъезжает куда-то очень далеко, будто оператор, снимающий мою жизнь, взмыл на кране куда-то вверх, под самый потолок.
– Олрайт, – только и смогла сказать я, выдавив из себя подобие улыбки.
Смерть мозга, нитевидный пульс, испарина.
– Было классно. Я стояла в первом ряду, – наконец смогла прошептать я, облизывая пересохшие губы. – Вообще очень круто.
– Я видел тебя, – он заглянул исподлобья глубоко мне в глаза и изобразил, что снимает невидимую шляпу.
– Я могу тебя угостить? – Я кивнула в сторону бара. – Просто не знаю, как еще выразить тебе свой восторг по поводу выступления.
– Это так мило, дарлинг, почему нет, – он игриво подмигнул мне. – Пинту «Стеллы».
– Я Вероника.
Он легонько сжал мою протянутую руку:
– А я Крис.
– Знаю.
У бара собралась огромная толпа. Все галдели и смеялись, Криса то и дело обнимали и чмокали. Я переживала, что все так медленно, и кто-то успеет украсть у меня его. Наконец, прождав вечность, мне удалось сделать заказ.
Ник вернулся к нам с двумя пинтами. Пока я расплачивалась, он похлопал Криса по плечу:
