– Выскочил он, значит, из палаты, медсестру чуть не сшиб и – айда по коридору. Я же почему за ним побежал. Не для того, чтобы наказать или, боже упаси, тумаков навалять. – Хорошо знавший Тыча Виктор едва сдерживал улыбку, наблюдая норовистого коллегу в непривычном для него амплуа оправдывающегося праведника. – Мною двигало лишь желание выпроводить сорванца из отделения, дабы он, чего доброго, не доставил неприятностей другим пациентам. К тому же побежал он не в сторону выхода, а в тупик к санузлам мотнул. Ну, думаю, пристыжу парня и отошлю вон. А когда за угол свернул, то успел заметить, как он в женский туалет метнулся и дверь закрыл. – Приближался самый щекотливый момент повествования, участились придыхания, в баритоне Григория отчетливо проступила хрипотца нервозности. – Вы же войдите в мое положение. Ведь я как дежурный врач несу ответственность за порядок в отделении. И вдруг посторонний, агрессивно ведущий себя юноша запирается в женском туалете на неопределенное время и без видимых причин. Просто так оставить его и уйти я не имею права. Стоять под сортиром, ожидая, пока он соблаговолит выйти, – перспектива неблагодарная. Да и времени у меня не было – пора вечерний обход начинать. К тому же, кто его знает, что он там с собой надумает сделать, парень-то неадекватным нам показался. Пару раз попробовал разговор с ним через дверь завязать – без толку, не отзывается, сопит только. Тут уж я забеспокоился, как бы ему плохо не стало. Вот и принял единственно верное, на мой взгляд, решение. Слегка плечом надавил, ну а столярка у нас сами знаете какая. Ветошь одна. Дверь с петель и слетела. Мальчишка, как оказалось, в угол забился, на корточках подле унитаза сидел. Вот колдобина при падении его по носу и саданула. Я к нему пальцем не прикоснулся. Наоборот, как увидел, что его деревяшкой задело, сразу же лицо парню осмотрел, дыхание проверил, посоветовал лед приложить. Поверхностный ушиб, не больше. Никакой потери сознания и в помине не было.
Григорий настолько вошел в роль, что практически не оглядывался на жалобщиков. Виктор же, не испытывая нужды в особом подобострастии перед руководителем и не имевший повода в чем-либо оправдываться, сохранил способность к более масштабной оценке происходящего. Тем более что со своего места он мог, практически не поворачивая головы, держать в поле зрения всех участников разыгрывающейся фарсодрамы. Поэтому от него не ускользнула заметная перемена в габитусах обеих мамаш, когда Тыч акцентировал внимание на причине их прихода в палату. А именно – жалобе соседа одного из парней на факт поступивших в его адрес угроз. Скандалистка мгновенно перевела выражение своего лица из хмурого в мрачное. В течение всего последующего монолога Григория она дарила злобный взгляд не только профилю говорившего, но периодически стреляла негативными флюидами и в сторону собственного отпрыска. Но еще разительней была перемена, происшедшая с доселе умиротворенной шатенкой. Ее смущенная полуулыбка растаяла, уступив место гневной насупленности. Причем направлен проступивший негатив был, по наблюдению Виктора, прежде всего на сына напарницы. На собственное чадо рассерженная мамаша взглянула лишь однажды, заставив его виновато потупить взгляд. А сидевшего справа невинно пострадавшего от руки злого доктора оратора она непрерывно одаривала порицающей гримасой своего круглого напомаженного лица.
Миновав щекотливый момент «вынужденного применения силы», Григорий вновь покатился по наезженной колее заготовленных фактов. Он подробно рассказал о самовольной и «абсолютно беспричинной» отлучке пациента из отделения. Умело приплел колоритное описание незамедлительных поисков пропавшего юноши, вынужденно закончившихся на пороге больницы.
– Как дежурный врач, я не имею права покидать вверенное мне медицинское учреждение, – с пафосом разъяснил он.
Не забыл Тыч упомянуть и двукратную попытку телефонной связи с родителями пациента.
– Но нам никто не звонил. Сына привела соседка, – растерянно возразила мать самовольщика.
– Я дважды пытался дозвониться на мобильный номер, указанный в истории болезни вашего сына. Оба раза безуспешно. И, хотя соединения не было, я все же оставил соответствующую запись в журнале учета звонков, – последняя фраза предназначалась лично главному врачу.
– Чей номер вы оставляли для связи? – Несмотря на то что Виктора рассматриваемый аспект конфликта не касался, он все же решил подсобить коллеге в невинном блефе. – Если мобильный аппарат у вас при себе, можете посмотреть список непринятых вызовов.
Женщина без особого энтузиазма вынула из сумки простенький затасканный мобильник.
– Вчера, около девяти вечера. Непринятые звонки с городского номера, – подсказал благодарно взглянувший на Виктора Григорий. – Есть?
Матрона неспешно пощелкала клавишами, замешкалась и неуверенно произнесла:
– Два сообщения о непринятых вызовах с… – Она назвала телефонный номер ординаторской хирургического отделения. – Странно. Мы с мужем весь вечер были дома. И я отчетливо помню, что телефон не звонил.
– Скорее всего, проблемы с сетью. – Тыч удовлетворенно откинулся на жесткую спинку стула. Он изначально был практически уверен в том, что мамаша беглеца не станет врать и делать вид, что никаких уведомлений не приходило. Причиной тому был ее простовато-незлобивый вид, начисто уничтожавший в собеседниках мысль о возможном интриганстве.
– В любом случае это не снимает с вас ответственности за нанесение телесных повреждений моему сыну. – Шатенка, похоже, не собиралась сдаваться. – Тем более что вы сами признали факт силового воздействия.
– Должен признать, что изложенная вами, Григорий Васильевич, версия происшедшего во многих пунктах отличается от интерпретации тех же событий противоположной стороной. – Затянувшееся словоблудие грозило нарушить установленный режим. Масленников демонстративно взглянул на часы – восемь двадцать. Щепетильные заместители уже с десяток минут толпятся в тесной приемной. Необходимо было разрубить узел зашедшей в тупик дискуссии. – Лично я, со своей стороны, вижу единственную возможность достичь договоренности признанием неадекватности действий обеих сторон. Дежурный доктор принесет публичные извинения. Ремонт двери, разумеется, за ваш счет, Григорий Васильевич. Вынесение выговора, думаю, будет весьма оправданной мерой порицания. Пострадавшего незамедлительно обследуют, осмотрят специалисты с целью исключения возможных осложнений. Ну а вам, молодые люди, я бы рекомендовал не вести себя слишком импульсивно, чтобы не попадать в неприятные ситуации.
– И все-таки я требую более тщательного разбора случившегося и более строгого наказания виновных. – Мать фингальщика всем своим видом выражала крайнюю неудовлетворенность предложенным вариантом. – Если понадобится, мы обратимся в вышестоящие инстанции, а возможно, и в прокуратуру.
Последняя фраза повисла в воздухе.
Масленников опасался бюрократической волокиты, неизменно сопровождающей всякое, даже самое пустячное «расследование». Любой госорган, а прокуратура в особенности, – обязан был «реагировать» на поступившую жалобу. И зачастую это «реагирование» превращалось в длительное дотошное разбирательство, заполнение бесконечных протоколов и формуляров, предоставление многочисленных справок и выписок. В результате на ближайшие недели упорядоченный рабочий день Валентина Валентиновича грозил обернуться непрогнозируемым времяпровождением.
Виктор размышлял о том, что как лицо, косвенно задействованное в случившемся, он наверняка подвергнется волокитным опросам, измарает кучу бумаги объяснительными и все это время будет вынужден блюсти мину благопристойного свидетеля, никоим образом не запятнавшего себя противоправными действиями.
Григорий же попросту злился. На глупое стечение обстоятельств, приведшее к конфликту. На хамливого сучонка, подбитый глаз которого был наверняка не последним и не самым тяжким житейским уроком. На раскудахтавшуюся стервозную мамашу, раздувшую мелкий инцидент со своим невоспитанным отпрыском до уровня уголовщины. Объективности ради злился он немного и на самого себя, свою горячность и неумение подстраиваться под обстоятельства, сглаживать острые углы общения с окружающими вообще и с пациентами в частности. Злился он и на треклятого педагога, свалившегося на их голову со своими фантазиями… Стоп!
– Хорошо. – Сохранять приглушенно-нейтральный тон он больше не собирался. Пришло время хода козырем. – В таком случае я считаю необходимым осветить последнюю, наименее приглядную для вашего сына сторону конфликта. Одну минуту… – кивнул Григорий Масленникову и быстрым шагом направился к выходу.
В приемной, как и следовало ожидать, томился десяток жаждущих лицезреть главного врача. Широкий диван занимало трио заместителей в белых халатах с полновесными папками документов на коленях. Их нетерпеливо-вопрошающие взгляды устремились на вышедшего из кабинета Тыча.
