…Лера затаилась, с улыбкой ожидая триумфа, с которым выйдет отсюда через несколько секунд.
Они до сих пор там сидят.
На деревенскую улицу я вышел с опаской. Сейчас начнётся: «Гаа-ра-дской, иди-ка сюда!»… Знаем, проходили.
Но ребята оказались на редкость дружелюбны, и через пару часов я уже был почти «своим». Забавы их, правда, были странными по городским понятиям. Например, они прямо по улицам «гоняли попа» – это игра так называется: в ней длинными палками («шаровками») сшибают в дорожной пыли палку поменьше, которую ставят «на попа». Попробовав присоединиться к игре, я первым делом попал шаровкой под зад одному из пацанов, но тот – удивительное дело – совсем не обиделся…
Ещё более странными показались мне их суеверия. Ну, наверняка же они пионеры (не поверю, что не так, хотя и не спрашивал), а верят во всякие глупости. Сидим, хихикаем (Митька рассказывает про утопленника), и вдруг все замолкают. Я поднимаю голову: а там тётка, высокая, скуластая, чёрными недобрыми глазами на меня смотрит. То есть вроде как на всех смотрит, но мне показалось – только на меня. И Митька (тот, которого я только что считал очень смелым) глаза опускает и меня за рукав дёргает – типа «не залупайся». Я отдёргиваю руку и смотрю в глаза тётке с вызовом, а та улыбается так недобро и дальше идёт.
Когда отошла далеко, все хором:
– Это же Настя Кыса!
– Какая ещё Кыса? – спрашиваю.
– Ведьма. – Отвечает Митька без тени усмешки. – Вот погоди, запомнит тебя, тогда узнаешь, какая!
Если верить ребятам, эта тётка может залезть в сундук, а оттуда вылезти зверем или птицей: собакой, сорокой, свиньёй…
Я над этими глупостями посмеялся. А потом у бабушки спросил – на всякий случай.
А та повернулась к иконе, перекрестилась три раза, и ответила:
– Так всё и есть, правду они тебе сказали.
Я прямо-таки ошалел.
– Так она ведьма?
– Ведьма. Но ты её не бойся – в нашу избу не сунется…
О том, как Настя Кыса ведьмой стала и почему она «не сунется», я узнал от Митьки. Где он откопал эту историю, не знаю, расскажу как есть. Давно, до войны еще, была она обычной деревенской девкой, из красавиц. И к ней посватался… мой дед. Поженились они, а потом он в армию ушел, а она не дождалась – с другим стала жить. Стала-то, стала, но не сложилось у них: разбежались. Дед, узнав об этом, к ней не вернулся и женился на другой девке – на моей бабушке. Настька осерчала и пропала куда-то. Пропала и воротилась… ведьмой. Воротилась и стала деда моего преследовать: то свиньёй обернется, то собакой… проходу не дает. На что уж он мужик крепкий – а боялся её. А как война началась – ещё пуще стал бояться: заберут его на войну, а она жену его загубит. И тогда он – мастер на все руки – начал мастерить очень сложную вещь: деревянные часы-ходики. Долго с ними возился, а сделал-таки: все ролики-шестеренки из дерева и только цепочка да гирьки металлические. Закончил – тут ему и повестка. Уходя на фронт, сказал он жене: «Заводи часы регулярно. Пока они ходят, и со мной ничего не случится, и к тебе в дом никто чужой не зайдёт». Дед с войны вернулся израненный, но живой, и бабушка жива осталась. Всё благодаря этим часам.
Я их разглядывал. Действительно, деревянные. Сделаны грубовато (явно самодельные), но красиво, с душой.
У бабушки спрашиваю:
– Правда, их дед перед войной сделал?
– Правда.
– А правда, что они от ведьмы дом охраняют?
– Правда.
– А что будет, если они остановятся?
– Дед мой помрёт.
– А ведьма?
– И ведьма.
Когда я вырос, стал думать, что вся эта история – «бабушкины сказки», но факт остаётся фактом: в тот день, когда умер дед, часы остановились. А может быть, сначала остановились часы… В тот же день умерла Настя Кыса – деревенская ведьма.
А после похорон бабушка мне призналась – часы делал не дед, их сделала она сама: долгими вечерами она из дерева копировала детали купленных ходиков, пока не сделала их точь-в-точь такими же. Дед только собирать помогал…
– Бабушка, так ты ведьма? – неожиданно вырвалось у меня.
Та медленно кивнула:
– Ведьма.
Увядший цветок и прогоревшая свеча
Они сидели тихо-тихо. Смотрели друг на друга.
Она – принцесса. Он – шут.
Не произнося вслух ни слова, они вели им обоим понятный диалог.
Он: «Я люблю тебя, милая».
Она: «И я люблю тебя, мой единственный мужчина».
Он: «Я всё сделаю для того, чтоб мы были вместе».
Она: «Поздно, любимый. Я уезжаю, чтобы выйти замуж. Я обещала королю».
Он: «Я украду тебя. Мы будем любить друг друга вечно».
Она: «Мы будем любить друг друга вечно. Но я должна уехать».
Он: «Я всё изменю. Хочешь, я всё изменю?».
Она: «Нет, любимый. Поздно что-то менять».
Он: «Возьми меня хотя бы с собой. Я буду любить тебя издали всю свою жизнь».
Она: «Горька эта любовь. Ты останешься здесь».
Он: «Если ты уедешь, я убью себя. Или короля… Или сбегу вслед за тобой, чтобы убить твоего жениха».
Она: «Нет, милый. Ты останешься здесь. Такова моя воля».
Он: «Но почему?».
Она: «Я хорошая дочь. И буду хорошей королевой».
Он: «Я буду любить тебя».
Она: «И я буду любить тебя».
* * *
И она уехала, так и не сказав ни слова. Только взяла с собой розу, которую он ей подарил.
* * *
И он остался сидеть недвижим, так и не сказав ни слова. Только свеча осталась гореть на столе.
Когда свеча догорела, он забыл о ней.
* * *
Она положила розу в книгу, которую читала в карете.
Через год, случайно открыв её, она увидела там сухой цветок. Взяла его в руки, рассмотрела.
И, грустно улыбнувшись, сказала мужу:
– Двор слишком скучен. Не завести ли нам шута?
Сказка о синдроме приобретенного иммунодефицита
1. Про плетеное кресло
Жил-был мужик один в деревне Пантелейково. Звали его Фёдор. Ничего себе мужик – добрый. Когда трезвый, мог трактор разобрать и собрать с закрытыми глазами, если пьяный – только разобрать.
Был у того мужика стеклянный глаз: говорят, на войне с чеченцами ему две пули в голову всадили, прям как фельдмаршалу Кутузову при матушке Екатерине. Ещё ему чеченцы ногу сильно поранили, а потому не то что в фельдмаршалы, но даже в генералы там или в майоры он не выбился: как пришел с войны сержантом, так им и остался…
А ещё у этого мужика дочка была любимая, звали её Катюхой. Славная такая девочка, косенькая, правда, на левый глаз, как и батька, а в остальном девка хоть куда: красавица-раскрасавица и рукодельница известная. Мама Катюхина, которую Дарьей звать, Фёдора с войны не дождалась и в большой город уехала, потом, правда, возвернулась как-то, но ненадолго: привезла родителям ляльку – и обратно в город, только её и видели.
Фёдор, когда с войны вернулся, поначалу один жил, а потом, когда у Катюхи дед с бабкой померли, взял девчонку к себе. Взял – и не пожалел: девка она хоть и малая ещё была, да с хозяйством управляться стала получше иной бабы: и постирает, и еду приготовит, и баньку протопит… Да и в школе – первая ученица.
Так они вместе жили и не тужили: Фёдор в поле своим трактором землю пахал, а Катюха по дому хлопотала. Вечером он, бывало, хлебнёт самогоночки, сядет на лавочке и поёт песни патриотические – всё больше «Любэ»: очень уж он уважал Расторгуева. А Катюха в это время, бросив все дела, садилась и слушала. Соседи их прозвали: «Кутузов с ординарцем».
Так бы они и сейчас жили счастливо, но приспичило Фёдору жениться. А как приспичило, то выпил он самогоночки, но не как обычно, а с перебором, запил её пивом «Жигулевским» из продмага и пошёл на другой конец деревни – свататься к вдовушке Авдотье. У той война тоже мужика прибрала и оставила её одну с тремя дочерьми-близняшками. Жила вдовушка, правда, справно, не жаловалась: две коровы держала, торговала молоком и сметаной… И говаривали про неё, что по мужику справному тоскует…
Выпили Фёдор с Авдотьей вместе самогоночки, запили молочком свежим и поладили: решили вместе жить.
Месяц живут, другой живут, третий… Всё у них ладно: свиней ещё прикупили, и овец, и кур… Через полгода Фёдор дом большой построил, а Авдотья пообещала ему сына родить.
Всё так, но вот невзлюбила мачеха свою падчерицу:
– Иди, – говорит, – девка, и на СПИД проверься, а то из дома выгоню!
– Какой, СПИД, маменька? – спрашивала у неё Катюха.
– Какой-какой… Обнакновенный! Мать-то твоя – шлюха известная и спидоносица, вот и у тебя небось иммунодефицит. Иди давай! – и к порогу подталкивает…
А дочки её: Машка, Глашка и Наташка – поддакивают:
– Катись-катись колобком и без справки не возвращайся!
Расплакалась Катюха и взмолилась:
– Дозвольте хоть с батькой попрощаться: дорога в город неблизкая, автобус редко ходит… Когда ещё его увижу?
– Нынче и прощайся, – отвечает ей мачеха. – А к утру чтоб духу твоего здесь не было!
Дождалась Катюха, когда Фёдор с работы пришел, и спрашивает у него:
– Батька, скажи: какой подарок от меня хочешь?
– Бог с тобой, Катюшка, какой подарок? – удивился тот. – Новый год прошёл, юбилея вроде нету… Зачем подарок?
