– Что? – Джемма не поверила своим ушам.
– Я подумал и решил, – продолжил Оливер. – Он уже большой, пора ему учиться как подобает. Получить приличное образование. А в этой глуши…
– Что ты сделал? – Джемма была в ярости. – А меня спросить ты не мог?
– И что бы ты сказала? – Губы Оливера изогнулись в издевательской улыбке. – Что любишь его до умопомрачения и готова нянчить всю жизнь? Что ему больше никто, кроме тебя, не нужен и вы вместе проживете до старости? Я ведь предупреждал тебя – он уже вырос, это ненормально – так слепо его любить.
– Ты не в своем уме! – Джемму трясло. – Как ты посмел? Он никуда не поедет!
– Поедет, дорогая, и еще как.
– Нет. Иначе весь город открыто узнает, что ты спишь с Бетси! – Джемма кинула пробный камень и с горечью поняла, что слухи оказались верны. Впрочем, сейчас не об этом речь. – Какой скандал будет, а? Член городского совета мистер Хорни лезет под юбку замужней даме!
Джемма расхохоталась. Но веселье ее было рассчитано только на зрителя – она видела себя хохочущей словно со стороны, отстраненно, внутри ей было не до веселья.
Оливер замер. Затем на его физиономии появилось насмешливое пренебрежение.
– Этот гаденыш все-таки рассказал тебе, что застукал нас…
Лицо Джеммы исказилось, но Оливер не понял смысла этой гримасы. И продолжал:
– Мне уже все равно. Только знаешь что, моя милая? Если ты станешь противиться школе… Я, пожалуй, разведусь с тобой. Мальчик, конечно, останется со мной, мне ничего не стоит убедить нашего судью, что ты плохая мать… Или что со мной ему будет лучше. Я увезу его в Эдинбург, и тебя даже близко к нему больше не подпустят. Весь Локер всегда будет на моей стороне, ты же знаешь. Надо было строить отношения с соседями, а не скакать по горам, как коза, со своим ненаглядным ублюдком!
Джемма чуть не рухнула в обморок, дощатый пол вздыбился под ногами. Она хотела уцепиться за стул, но Оливер сделал шаг, якобы чтобы поддержать ее. Его рука со всей силы стиснула ее запястье, чуть не до хруста.
– Ты не посмеешь, – сухими губами прошептала Джемма, умоляюще глядя на мужа. Она даже не чувствовала боли в руке, страх парализовал нервы. Она проигрывала. Боже, да, тысячу раз да, она всегда была слишком строптива и свободна, чтобы любезничать с горожанами. Они хоть и улыбались ей изо всех сил, но недолюбливали! В открытом противостоянии у нее нет шансов победить очаровашку Оливера.
– Еще как посмею. Он отобрал у меня тебя. А я могу отобрать его у тебя. Справедливо, не находишь? Только пикни, миссис Хорни. И больше никогда не увидишь сыночка…
Необходимость отъезда в школу за полторы сотни миль от дома Карлайл воспринял внешне спокойно. Но внутри все обрывалось от вида любимых, выжженных слезами глаз. Глаз Джеммы.
В последний день перед отъездом он притащил домой котенка с перебитой лапой, которого нашел на пустоши. Котенок пищал и плакал как ребенок, но после перевязки, которую Карлайл провел на удивление умело, попил молока и заснул, свернувшись клубочком на коврике.
– Это тебе мой подарок, – шептал Карлайл Джемме. – Его зовут Реми. Он будет всегда с тобой и будет напоминать обо мне.
– Я буду его любить, но… Мне не нужны напоминания, милый. Я помню о тебе каждую секунду.
– Знаю, мамочка! – Карлайл расцеловал пальцы Джеммы, которые только что застегивали его чемодан. – Я всегда рядом, ты же знаешь.
Джемма вздрогнула и улыбнулась. В самом деле, что это она развела нюни? Разве перед нею не стоит ее ангел, который сопровождает ее всегда и везде, всю ее жизнь? Этот ангел, воплощенный в ее сыне, – разве он может покинуть ее?
Сутки после отъезда она еще жила этой мыслью, твердя ее, как заклинание, возводя ее вокруг себя стеной. Но наступил и тот момент, когда тоска прорвала дамбу и затопила все вокруг. Джемма не могла работать, не могла дышать, мысль о том, что Карлайл сейчас томится тоже, была невыносима. Отрез бледно-желтого крепа никак не хотел кроиться, ткань выскальзывала из рук и раз за разом оказывалась на полу.
Котенок, хромая и подволакивая перебинтованную лапу, подцепил когтями обрезки ткани и стал таскать их по комнате. Джемма улыбнулась сквозь слезы и взяла шалуна на руки, почесала пушистую шею. Тот тотчас же заурчал и доверчиво зажмурился.
– Ну ничего, – прошептала она котенку. – Мы же выдержим, правда? Сто пятьдесят миль – это же такой пустяк…
Отвезя сына в Эксетер, Оливер успокоился. Он не был мелодраматическим злодеем и сам не мог уже себе объяснить, что заставило его поступить так жестоко. Но он не раскаивался, даже видя, как грустна Джемма – по крайней мере, рядом с нею не было этого любимчика Карлайла. И тем не менее его сердце ныло, как уже привыкло ныть за годы жизни с нею, пусть даже причина этого была услана подальше из дома.
Первое время Оливер воспрянул духом. Ему казалось, что теперь, когда сын далеко, Джемма снова станет прежней.
Однажды он вернулся с работы пораньше. Заглянул в комнату, переделанную под пошивочную мастерскую. Джемма сидела за столом и прострачивала на машинке швы на серо-голубой муаровой юбке, рядом гонялся за концом сползающей нитки котенок. При звуке шагов Джемма удивленно подняла голову:
– О, это ты. Что-то случилось?
Ее тон был тоном вежливого интереса. Оливер решил не обращать на это внимания и снова завоевать свою жену – ведь все люди рано или поздно поддавались его обаянию! Он положил прямо перед ней букет роз и поцеловал в волосы, прямо ароматную полоску ровного пробора.
Джемма повертела букет, кивнула и сходила за вазой.
– Я люблю тебя, – Оливер решил действовать напрямик.
Джемма пожала плечами и как ни в чем не бывало села за работу:
– Хорошо, Олли.
Он опустился перед ней на колени, развернул ее к себе:
– Нет, ты не понимаешь. Я и вправду люблю тебя больше всего на свете. Прости меня. Я доставил тебе столько неприятностей, прости, пожалуйста. У меня с Бетси все кончено. И если ты найдешь в себе силы забыть все это и вернуться к тому, что нас когда-то связывало…
– Хорошо говоришь, Олли… – Джемма вздохнула и погладила его по голове. Он был все такой же, каким она его увидела впервые: красивый, правда теперь уже погрузневший, со светлыми, безупречно лежащими в прическе волосами и взглядом, где уверенность так редко сменялась сомнениями. Ей было даже немного жаль разочаровывать Оливера:
– Только, ты знаешь, мне-то все это совершенно безразлично. Если тебе нравится Бетси…
– Мне нравишься ты! – Оливер рывком поднял ее на ноги и подвел к окну, больно сжав руку.
В окно падал закатный луч, и рыжие волосы Джеммы вспыхнули, будто вокруг головы занялся пожар.
– Смотри. Посмотри на меня! Мне нужна ты, моя жена, – выдохнул он и приник к ней поцелуем.
Оливер терзал ее губы. Джемма хотела было отстраниться, но не могла – муж сжимал ее каменными объятиями. Пришлось терпеть его язык, пытающийся раскрыть, раздвинуть ее губы, завладеть ее ртом. О, как он целовал ее когда-то! Но когда-то все было иначе…
И это именно он стал отцом Карлайла.
Мысль заставила Джемму вздрогнуть так сильно, словно сам дом сотрясло до основания. Оливер отодвинулся от нее на дюйм, ища в ее лице хоть какие-то приметы страсти – и не находил.
Развернувшись, он вышел. Джемма слышала, как во дворе заработал двигатель автомобиля и как покрышки зашуршали, покатив прочь.
Оливер чувствовал, что в горле пылает огонь. Наверное, это слезы, впрочем, он не был уверен – он уже не помнил, когда плакал в последний раз. Но жжение заполняло всю глотку и непроглатываемым шаром поднималось к гортани. Карлайл был далеко, но Джемма! Она, это маленькое солнце их фермерского дома, все равно не собиралась обращать на него свой свет. Оливер горько усмехнулся: нельзя было грозить ей, что он ложью восстановит Локерстоун против нее с сыном. Старинное корнуолльское поверье гласит, что солнце дарит свет и тепло всем людям, но лжесвидетелю и клятвопреступнику никогда не видать ни его света, ни его тепла. Что ж, он сам попал в свои сети.
Оливер со злостью ударил по рулю – но он не смирится с этим!
Через минуту после отъезда мужа Джемма уже забыла об этом происшествии. Ее воссоединение с Оливером (речь о примирении не шла – они, в общем-то, и не ссорились, и общались вполне спокойно) было невозможно. Она, как и все люди, не имела власти над своим сердцем, которое противилось ее сближению с мужем. Ее действительно не волновала его связь с Бетси Китс-Лоуренс. Но он был виноват. Его первая вина состояла в том, что он не полюбил их сына. Более того, он воспринял его как соперника, хотя это было немыслимо! Джемма прекрасно помнила, что ее чувства к мужу и сыну были разными, но они всегда умудрялись уживаться в ее душе. Возможно, Оливеру не досталось ее любви, такой, какую она испытывала к Карлайлу, но в остальном… Джемма относилась к мужу с симпатией, уважением, признательностью, даже нежностью. Наверное, просто не получалось донести эти эмоции до него: она всегда была скрытной. Взять хотя бы Кэтрин. Как часто мать осознавала, что дочь любит ее? Джемма не признавалась в любви, не сюсюкала, не лезла целоваться и обниматься. Но матери не нужны были осязаемые подтверждения – а Оливеру понадобились. И в этом была его вторая вина.
