– Интровертная психотерапия.
– А чем она отличается-то?
– Долго рассказывать.
– А ты покажи на мне! Я ведь не дура? Сам же сказал: «Нормальная»! Стало быть, разберусь как-нибудь.
– Это непонятно даже моим коллегам.
– Так они же все тупицы!
– Отчего же?
– А кто из них принёс на перевод свою работу?
– Не станем спорить.
– Не станем! Ты мне проведи сеанс своей интровертированной терапии! Или интровертной, как правильнее?
– И так и так можно сказать, суть не меняется. Только вот пробовать на здоровом человеке этот метод невозможно. Это всё равно, как схватить человека на улице и начать пичкать его лекарствами для птиц!
– Но ведь ему не станет хуже!
– К сожалению, такой уверенности нет.
– Психотерапия – это когда задают вопросы пациенту?
– Это только один из методов.
– Но почему тогда человек лежит на кушетке, а врач спрашивает разную чушь, и потом человеку становится лучше?
– Метод вопросов и ответов, скорее, относится к психоанализу.
– А в твоём методе есть элементы психоанализа?
– Конечно, но они не определяющие.
– И всё-таки, есть?
– Есть.
– Тогда задай мне вопрос, ну хоть один, чего тебе стоит?
– Для этого необходимо определить направление болезни. А при отсутствии таковой, какие могут быть вопросы?
– Хорошо, тогда задай любой, что использовал на больном!
– Тебе будет непонятно.
– И пусть! – Вика стукнула пятками по диванчику.
– Хорошо, – сдался Рим. – Когда хлюснет Хримор-Аутра?
– Что за муть?
– Я же говорил, тебе не понравится.
– А кому ты говорил, точнее, спрашивал у которого, ему было понятно?
– Он понял и сделал вывод.
– М-м, а что он сказал в ответ?
– Ничего.
– Тогда зачем ты спрашивал?
– А вот это уже профессиональная тайна!
– А когда ты станешь лечить меня?
– Как?
– Ну, этот, психоанализ!
– Только что закончился сеанс.
– Вот как? Тогда, какие выводы?
– А какие нужны?
– Э! Да ты шарлатан просто! Разве это лечение?
– А что тогда лечение?
– Ну-у, теперь ты должен мне сказать, какие проблемы меня волнуют, из-за чего они развились и как с ними бороться!
– Не слишком ли много для одного сеанса?
– А не слишком ли много: за три часа – две статьи?
– Мне нечего возразить, Вика, но это несравниваемые категории.
– Тогда сколько сеансов ты намерен сделать?
– Не менее ста!
– Подряд?
– Да! Каждый день, можно даже и ночью, – всё еще пробовал отшутиться Рим. Если бы он только знал, где лежат листки с переводом! Схватил бы их в охапку, оставил деньги и выбросился в окно! Он не воспринимал эту молодую женщину своей пациенткой. Может быть этому препятствовало отсутствие белого халата – своеобразной защиты от фамильярности или привычной обстановки в помещении – где двери сами собой захлопываются, а потом без ключа-отмычки не отпираются? Или же от Виктории-Акулины шли такие флюиды, что она воспринималась, исключительно, как женщина? Возможно, экзальтированная безо всяких границ, демонстративно противоречивая, но всё-таки, всего лишь женщина. А значит, потенциальная мать, супруга. Иначе о женщине, вообще, Рим никогда и не думал.
– И ночью?! Вот это да! А сколько возьмёшь?
– Тебе не хватит.
– А если я иначе расплачусь?
– Как это, иначе? – настороженно спросил Рим.
– А ты живи у меня! – внезапно предложила Виктория.
– В смысле?
– Чего ты так перепугался? Я ведь не предлагаю жить со мной, хотя ты бы не против, правда? – она, с мягкой грацией пантеры, вмиг оказалась у врача на коленях и обняла его за шею, томно заглянув в глаза. Рим внимательно осмотрел её и застыл, словно статуя. Недовольно фыркнув, Вика встала на ноги. Её чуть не взбесило такое отношение!
– Ты когда-нибудь спал с женщиной?
– Хочешь меня унизить? А за что?
– А может, ты импотент? – продолжала разъярённая фурия.
– Слушай, Прасковья! Ты хотела ответы на вопросы, выводы? Я скажу!
– Давай, валяй! Мне снова лечь?
– Нет необходимости. Можно слушать и стоя. Человеческое ухо устроено так, что восприятие звуков не зависит от положения тела.
– Хорошо, я сяду, можно?
– Можно, – великодушно разрешил Рим. – Конечно, ты хочешь услышать что-то о фрустрации, сублимации, комплексе Электры, верно?
– Догадливый.
– Так вот, ничего подобного я не скажу!
– Тогда, может вообще, будешь молчать?
– Вика! Ты хочешь услышать или нет?
– Всё, всё! – она похлопала ладошками себя по щекам. – Я успокоилась и внимательно слушаю.
– Начнём с последнего эпизода с неудвшимися объятьями. Это была маленькая демонстрация своих возможностей. Судя по всему, мне надо было повести себя иначе. Вот тогда ты была бы довольна!
– Ах, ты! – аж задохнулась от негодования Вика.
– Спокойно, спокойно, – Рим вытянул ладони перед собой. – Уж слушай! Всё пошло бы по твоему сценарию. Возможно, ты бы даже дала мне пощёчину для острастки! А может, и нет. Но уж разразилась бы по полной программе! И записала бы себе в память ещё одного негодяя! Ведь все мужики негодяи, не так ли? У всех на уме одно и то же! Вот и я, прикинулся этаким придурковатым аспирантом, а сам только и думал: как бы залезть тебе под юбку, пардон, юбки-то нет! Тогда под футболочку, сквозь которую призывно просвечивают кремовые соски! А ты, конечно, не хотела бы этого, ни в коем случае!
– Откуда ты всё это взял?
– Вика! Да это же написано на твоём симпатичном лице!
– Так уж и написано? Так уж и на симпатичном?
– Ты сама знаешь это. Гордишься этим, возвела в некий культ свою внешность! Для выявления столь выраженного нарциссизма мне вовсе не требовалось задавать вопросы, типа: «А как долго вы смотрите на себя в зеркало? А есть ли оно у вас в ванной комнате»?! Или: «У вас ведь были случаи близости»?
– Это вопрос?
– Да. Из области психоанализа, если угодно.
– Да?
– Это ответ?
– Из той же области психоанализа!
– Вот теперь, пожалуй, сеанс окончательно закончен. Я готов заплатить за работу и забрать переводы.
– Но я не готова! Это не лечение, а садизм чистейшей воды! Ты меня разоблачил, со всем согласна! Но какие рекомендации?
– Рекомендации? А разве ты сама не знаешь, что нужно делать?
– Откуда? Вот я и спрашиваю специалиста.
– А созрела ли ты для получения рекомендации?
– Да уж постарше тебя буду!
– Возраст и зрелость, согласись Вика, разные понятия.
– Сдаюсь! Пойдём обедать! – как близкого друга она взяла врача за руку и почти поволокла на кухню.
– Извини, но мне пора.
– Тебя приглашает дама! Разве можно отказаться? К тому же, я всё равно тебя никуда не отпущу!
Рим, понимая, что деться некуда, последовал за Викой. Она, конечно, не стала потчевать гостя яичницей. Усадила за стол и предложила продолжить сеанс лечения. Рим демонстративно поглядел на часы.
– Я не понимаю, чего ты хочешь? Денег с тебя не беру! Всю работу сделала, желаю угостить обедом, а ты чего-то упираешься!
– Я просто устал.
– Хорошо, пусть это будет не психотерапия, просто поболтаем, а я тем временем разогрею пищу. Правильно я по-русски сказала?
– Правильно, – со вздохом согласился Рим.
– Вот ты меня спрашиваешь, где это я родилась? – не обращая внимания на немой протест, сама же и ответила: – В одном, очень интересном, штате!
– А что ты делаешь здесь? И тем более, сейчас?
– А вопросы твои, уважаемый психотерапевт, нелогичны!
– Вика, прошу прощения, но я вовсе не психотерапевт. Я психиатр!
– Это не значит, что у тебя нет чувства логики?
– Очень даже есть, – возразил Рим. – Если родилась в Штатах, да ещё тридцать лет назад, то почему же теперь оказалась здесь?
– Ошибочка! – торжественно заявила Вика. – И вовсе не в Штатах, а в одном, очень интересном, штате! Можешь не морщить лоб, всё равно не угадаешь!
– Уж не Пенджаб ли?
– Ох! И ты ещё говоришь, что не психотерапевт? Откуда тогда можешь читать мысли? И ты знаешь, кем была моя родная бабушка?
– Софья Блаватская.
– Вот это да! – Вика заворожено уставилась на Рима. – Как тебе это удаётся?
– Что?
– Ты же мысли читаешь! Дословно! Я поражаюсь просто!
– Х-ха! – усмехнулся Любимов. – Не мог же я предполагать, что твоя бабушка Индира Ганди!
– Но почему, Блаватская?
– Тебя интересует, как я сумел догадаться о твоей очередной выдумке?
– Почему выдумке, это правда!
– Хорошо, тогда скажи мне, пожалуйста, как называли Блаватскую в узком кругу единомышленников?
– У неё не было никаких единомышленников! – победно произнесла Виктория.
– А вот это, устаревшие взгляды!
– Тогда как её называли?
– Внучке лучше знать, – улыбнулся Рим.
– Хорошо, вру! Ну и что? Вот скажи, что я ещё соврала?
– Вообще в жизни, или только мне?
– Скажем так, в последний час!
– Ничего, то есть, почти ничего.
Вика разочарованно посмотрела на собеседника: он начал ошибаться!
