Ну вот и всё. Наступил тот этап, на котором от Бена уже ничего не зависело. Хотя на всякий случай они с Ником Мэйли развили бурную деятельность. По нескольку раз на дню созванивались, согласовывали сроки вылета Elizabeth, ещё Мэйли «нервничал», требовал ускорить приезд, рассказывал, с какой ещё редакцией-газетой-телеканалом договорился, сыпал именами, подробностями, которые Барышев даже и не пытался запомнить. В общем, Ник Мэйли был чрезвычайно убедителен в рамках разработанного ими сценария. Алексей, наоборот, туманно отвечал, уходил от прямых ответов, всячески «тянул» со сроками, показывая, что выжидает.
Уж нашёл ли этот радиоспектакль своего слушателя, неизвестно, но играли они самозабвенно. И ответ пришёл на четвёртый день.
– Алексей Борисович? Здравствуйте, это Дмитрий Николаевич, заместитель военного прокурора, если помните, вы были у меня недавно, – позвонил тот самый прокурор, с которым они летели одним самолётом из Махачкалы.
– Да, Дмитрий Николаевич, я вас узнал, рад слышать, – ответил Алексей, ещё не зная, чего ждать от этого звонка. Но мысль уже мелькнула – неужели…
– Алексей Борисович, если помните, я обещал позвонить по тому вопросу, что вы поднимали, – деловито напомнил прокурор. – В ходе следствия открылись новые обстоятельства. Дело переводится из Ростова в Москву, теперь им будет заниматься Главная военная прокуратура. Ну и в деле появились новые фигуранты. Не хочу называть по телефону фамилий, но несколько генеральских чинов скоро начнут отвечать на вопросы следователя… Да, и самое главное, появилась информация о тёзке вашем, Алексее Барышеве. Спецназовца нашли, который вытаскивал его с высоты. Журкин, кажется, фамилия. В ближайшее время вы сможете связаться с ним…
«Как странно и непостижимо всё снова переплелось, – думал Алексей. – Сначала случайная встреча с этим прокурором именно в том самолёте, что не даёт мне покоя. И не вспомнили бы друг друга, если бы Толмачёв через своих друзей не организовал нам встречу. И вот теперь именно прокурор сообщает эту весть. Откуда в жизни берутся столь киношные совпадения? Сколько их было уже, и вот всё закончилось. Неужели закончилось? — удивился он. — Неужели асфальтовый каток свернул? Но если этот звонок, этот долгожданный звонок – первый глоток победы, то почему нет от него радостного послевкусия?..»
Не доставило радости и письмо, которое он получил спустя время от Серёги Журкина.
«Уважаемый Алексей!
Отвечаю на вашу просьбу рассказать подробно, как мы с Лёшкой Барышевым выбирались после бомбёжки. Извините за почерк, это всё последствия контузии.
Я прождал в зелёнке несколько часов. Думал, что на нас выйдет кто-то из своих, но никто так и не вышел. Отправиться же на поиски самому и оставить раненого Лёшу одного я не решился. Время от времени, когда он начинал стонать особенно громко, вкалывал ему шприц-тюбик промедола для обезболивания из армейской аптечки. Один раз Лёха даже пришёл в себя. Долго узнавал меня, а потом улыбнулся и сказал: «Теперь вот ты меня тащишь, братишка». Был у нас с ним случай один, когда он меня не бросил…
Я ещё ответил тогда: «Не журись, мол, Леший». Присказка во взводе такая была. А Лёха попросил, что, если наткнёмся на духов, обязательно привести его в чувство. И всё стечкин свой трофейный из рук не выпускал.
Трудно нам было. Лёшке всё хуже становилось, у меня самого жутко болел бок, кружилась голова и тошнило. Но мы как-то держались, я это плохо помню…
А на очередном привале я попытался и не смог разжать пальцы Лёхи, вцепившиеся в пистолет. Мёртвая хватка… Он совсем тихо умер, я даже и не заметил, пока тащил.
Дальше пошёл один, а Лёшу спрятал в лесу, ветками закидал, землёй присыпал, как мог, приметил место… Не помню, сколько ещё выходил к своим, сильно штормило из-за контузии, да и с ориентацией проблемы были. Десантура, что меня подобрала, сказала, что совсем не туда шёл.
А за Лёхой я лишь через два месяца вернуться смог, после госпиталя. Как голову попустило от контузии и ребра срослись, так и вернулся. Удивительно, но всё помню плохо, а место сразу нашёл, хотя когда в госпитале пытался рассказать, где прятал его, не получалось. Оттого, наверное, и путаница с похоронками, о которой вы писали, вышла. Ведь что Алексей Барышев погиб, от меня точно знали, а найти не могли, вот и накуролесили что-то…
С уважением, Сергей Журкин»* * *
День был особенный: сегодня из Нью-Йорка прилетает Лизавета. Вернее, она уже летит где-то над Атлантикой, через несколько часов её встречать. И какое-то новое ощущение не покидало Алексея с утра.
Вообще с того момента, как всё закончилось, он словно погрузился в реку блаженного спокойствия. Что-то происходило вокруг в эти несколько дней. Они снова встречались с Куликом-старшим, и Анатолий Степанович рассказывал, как ему пришлось даже не фигурально, а прямо поручиться за него… Вернулся в Дегтярск со страшной вестью для матери солдата Михалыч, человек, чья сдержанная сила так помогала Алексею и который стал просто настоящим другом. Хотя разве просто становятся друзьями… Сразу несколько газет подхватили тему армавирского спецназа, а на федеральном телеканале отряду посвятили час в передаче «Специальное расследование». Алексея настойчиво приглашали на съёмки, но он отказался. В общем, жизнь продолжалась, он во всём этом участвовал, но как будто со стороны. Нет, ему не было всё равно, ему было очень спокойно.
А ещё утром звонил тот самый бледнолицый следователь, который когда-то вызывал Барышева на беседу. Очень хотел встретиться, готов был подъехать в любое место, но Алексей отказался. И даже не стал придумывать уважительную причину. Хотя причина была более чем уважительная – он совсем не хотел, чтобы его выдернули из созерцательного настроения. Оно ему подходило сейчас больше всего.
В Шереметьево-2 он выехал заранее, удачно объехал вечно забитые участки Ленинградского проспекта и добрался раньше, чем рассчитывал. Побродив по зданию аэровокзала, заглянул в кассы, а затем выбрал кофейню на втором этаже и собрался тут коротать время.
Но совсем скоро к его столику подошли.
– Здравствуйте, Алексей Борисович, – улыбаясь, перед ним стоял следователь, который так настойчиво сегодня домогался встречи. – Не буду лукавить, приехал именно к вам, так что случайной нашу встречу в Шереметьево назвать никак нельзя.
– Понятно, – спокойно отхлебнул Алексей свой кофе и жестом пригласил присесть. – Ну и что вам от меня нужно?
– Ваш рейс из Америки ещё не скоро прилетит, так что я отниму немного времени, – невозмутимо ответил следователь, – поговорить нам надо.
– Нам или вам? – не найдя ничего лучшего, спросил Алексей и безразлично добавил: – Всё-таки вы меня прослушивали всё это время, раз вы здесь.
– Нет. Не всё время. Извините, что вот так приходится… – следователь развёл руками. – Но ведь вы сами не захотели встречаться. А этот разговор нужен не только мне. Но и вам. Я, конечно, понимаю, первое впечатление – это единственное, что нельзя произвести дважды, – умело ввернул он цитату, – но я сейчас не от лица прокуратуры хочу говорить с вами.
Что-то не так было со следователем, но что, Алексей не мог понять. Он уже не производил того первого отталкивающего впечатления. Какое-то неуловимое изменение произошло с ним после их последней встречи.
Те же бледно-голубые глаза. Та же едва заметная улыбка. Всё тот же холодный, даже во время улыбки, взгляд. Всё так, да не так. Но что именно? Пауза затягивалась, а они внимательно смотрели друг на друга. Он, наверное, ждал ответа. А Лёшка молчал, пока наконец не понял, вернее, не увидел – бледнолицый моргнул, снова и снова, как любой нормальный человек.
– Смешно… – не сдержавшись, чуть улыбнулся Алексей. – Смешно и просто.
– Это важно, Алексей Борисович, – по-своему понял его слова следователь.
«И хорошо, что не понял, – думал Алексей. – Значит, не монстр, раз моргать умеет. Значит, тогда, в его кабинете, это не профессиональная деформация была, а маска. Которую он сейчас за ненадобностью снял. И сразу превратился в нормального человека. Но раз снял, значит, должен был что-то другое надеть? Что именно? Кем он будет на этот раз?»
Вопросы, как защитные рубежи, стали наслаиваться в голове один за другим, стирая созерцательное благодушие.
– Признаюсь, в прошлый раз недооценил вас, – словно комплимент произнёс следователь. – Я бы даже сказал, переиграли вы меня, а это, поверьте, мало кому удавалось.
– Тогда давайте сразу перейдём к делу. Раз уж гора сама пришла к Магомету, что ещё остаётся… Только внимать ей, – с досадой сказал Барышев.
