– У меня большие надежды на газету были, – издалека начал Барышев. – Уверен, если бы «Аргументы» продолжали из номера в номер долбить тему спецназа, всего бы этого не было. Никто не решился бы тогда лепить из Яшкина козла отпущения. Но газета так неожиданно слила меня, что пришлось и самому делать неожиданные движения. Вообще удивительно, но в этой истории много необъяснимых переплетений. Один факт совпадения имён чего стоит. И это только то, что на поверхности. Поэтому, когда здесь мне по рукам надавали, я решил ехать в Америку и опубликовать там всё, что знаю.
– Не самая лучшая идея, сразу скажу, – Кулик-старший недоумённо смотрел на него и хмурился. – Боюсь, вы не по адресу пришли, Алексей. В таких делах я вам не помощник.
– Дослушайте, пожалуйста, Анатолий Степанович, – попросил он. – В этой истории есть американский след, потому-то она и заинтересовала американцев, мне даже предложили контракт. Вернее, со мной его заключили, и я уже отдал документы на оформление въездной визы в США, – Алексей достал и протянул контракт.
Пока Кулик бегло читал его, Барышев рассказывал про Дегтярск, про Никсона и его подарок бабке солдата. Даже сбитого Пауэрса зачем-то вспомнил.
– Я уже разослал официальные запросы во все ведомства от имени агентства, которое со мной контракт заключило. Осталось только дождаться официальных отказов в предоставлении информации – а, скорее всего, будет именно так, причём в корявой форме, – и у меня развязаны руки, я могу ехать в Америку и оттуда воевать за отряд, мочить их всех. Как вам эта идея? – спросил он.
– Ну я же сказал вам, Алексей, мне всё это очень не нравится. Слишком много там сейчас борцов, вы уж извините за резкость. И каждый с благой идеей уезжал, а в итоге все банально мочат Россию. Вы меня ещё раз извините, но оно, конечно, комфортнее оттуда дерьмом кидаться, чем здесь его разгребать, рукава засучив, – сердито ответил Кулик-старший.
– Значит, я правильно рассчитал, если у вас моя идея такую реакцию вызывает, – улыбнулся Алексей. – Анатолий Степанович, не сердитесь, пожалуйста. Просто я до сих пор рассказывал лишь открытую информацию, то, что все должны знать. Но есть ещё главное, зачем я, собственно, и пришёл к вам. Я хотел бы предложить системе, людям этим, о которых вы говорили, сделку, – продолжал он, – очень простую сделку. Я расторгаю контракт с американцами и закрываю тему армавирского спецназа, Никсона и всего остального. Участие американской прессы, таким образом, исключается. Престиж родины, соответственно, не страдает. Взамен я прошу, чтобы в деле Яшкина появились и другие фигуранты. Я прошу честного расследования и наказания виновных, каких бы чинов они ни были. Чтобы Яшкина и погибших в покое оставили. Чтобы нашли моего солдатика, хоть какую-то информацию о нём.
– Просто у вас как всё. Сделку… – опешил Кулик. – Вы сами-то послушайте себя. То заключаете контракты, то расторгаете. Причём всё делаете одинаково убедительно. Я вас за малым не выгнал отсюда. Кто вам поверит? Вы же фактически просите, чтобы я за вас поручился. А где гарантии, что вы после этого не уедете со своим контрактом? Суммы-то, я видел, там впечатляющие прописаны. – Кулик внимательно смотрел на него.
– Если и уеду, то без контракта. Это фиктивный контракт, Анатолий Степанович. Он был специально заключён, чтобы спровоцировать эту сделку…
И Алексей рассказал о письме Нику Мэйли, где впервые описал свой план. План, который пришёл в голову после звонка Серёги Кулика. Он тогда вспомнил про его отца, бывшего министра, про межведомственные распри, и тут же родилась идея сделки. С таким идеальным посредником, как Кулик-старший, у неё были все шансы на успех, на авантюрный взгляд Алексея, конечно. Вот он и описал Нику Мэйли весь механизм сделки, которую хотел заключить с властями.
Потому и был Алексей предельно откровенен с ним во время переговоров: доверие Мэйли стоило больше его денег и возможностей. Психологический портрет босса, точно описанный Лизаветой, позволял предположить, что Мэйли не только оценит искренность, но и ещё, как истинный игрок, захочет поиграть в этот «чеченский покер», где главный и единственный козырь – блеф, но тем интереснее играть. Учитывая, что рисков для него почти никаких. Выигрыш же какой-никакой есть по-любому. По словам Лизаветы, Мэйли давно уже подумывал об открытии филиала в Восточной Европе. И партия с таким серьёзным противником, как Кремль, – отличный репутационный бонус при входе на новый рынок, не говоря уже о том, что в его бизнесе противники очень часто становятся клиентами…
Был, конечно, риск, что Мэйли не согласится. Но чем Алексей рисковал, собственно? В Америку-то он ехать не хотел. Вернее, как турист или даже поработать поехал бы с удовольствием, но поднимать там тему спецназа, устраивая вокруг трагедии шоу «влюблённых президентов», он так и не решился: останавливало что-то, трудно объяснить, что.
В общем, всё получилось. Мэйли согласился «поиграть» и даже ход неожиданный сделал, дав Лизавете недельную командировку, чтобы она «привезла мистера Барышева». Усилил, так сказать, повысил ставки в игре.
Вот только роль Лизаветы во всём этом пасьянсе, вернее, свои предположения о её романе с Ником Мэйли Алексей озвучивать Кулику не стал…
– Удивили вы меня, Алексей, уже второй раз за вечер, – признался Кулик. – Неожиданно всё это. А если не пойдут на сделку, что тогда предпримете?
– Не знаю, – пожал тот плечами. – Сам солдатика искать буду. Молоко взбивать лапками. Как та лягушка, что в кувшин свалилась. Побарахтаюсь-побарахтаюсь, авось масло собью. Так и выпрыгну. Что мне ещё остаётся.
– Лягушка… – усмехнулся Кулик. – Не прибедняйтесь, Алексей, пока у вас отменное масло выходит. Сам чуть не клюнул на него… А внимание к себе, я так понял, вы решили запросами от имени американцев привлечь? – снова спросил он.
– Не только. Я ещё утечку про контракт организовал. Уже вся редакция об этом знает, уверен, что Шатров подсуетился, себе копию сделал. Ещё один знакомец есть, с недавних пор неровно дышит ко мне, тоже, думаю, с копией контракта уже сбегал куда надо.
– Выходит, процесс уже необратим. Но вы понимаете, Алексей, что это опасно? С властью нельзя играть в азартные игры, тем более сейчас. Ведь неясно, с кем договариваться. В Кремле большие перемены грядут. Оно понятно, что хуже, чем сейчас, быть не может, но всё же… С кем договариваться? – повторил бывший министр, размышляя вслух. – Со старой гвардией? Они ещё в силе и контролируют пока ситуацию. Но это только в газетах их продолжают «семьёй» называть, на самом деле они уже всего боятся и легко сдают друг друга… С новыми договариваться? Непонятно ещё с ними ничего. Кто они и куда страну вырулят? И вырулят ли вообще из этого штопора, ведь не так много их пока… Но сдаётся мне, что сделка эта может быть выгодна как старым, так и новым кланам. Ничего нереального ведь вы не просите. А шумиха лишняя сейчас никому не нужна, тем более вокруг Чечни, где только победа требуется, тем более в Америке, откуда и так сквозь зубы о Кавказе говорят… Что ж, Алексей, пожалуй, я соглашусь быть вашим парламентёром, – задумчиво произнёс Кулик-старший. – Дело-то святое, солдата найти надо. Вот только торопиться не будем. Мне нужно обдумать всё, подготовиться, правильно сформулировать всё в голове… В общем, время нужно. Недели мне хватит, если, конечно, все, о ком я думаю, в Москве. Связь давайте через сына держать. И сообщайте, пожалуйста, о любых движениях вокруг вас. Сейчас каждая мелочь важна. – Кулик поднялся и протянул, прощаясь, руку. – Мне кажется, если он жив, то мы найдём его, должна же быть справедливость на свете…
* * *
Алексей так и не узнал, с кем встречался бывший министр Кулик. В каких кабинетах – Кремля, Старой площади или чьей-то правительственной дачи – в очередной раз решалась судьба армавирского спецназа, он тоже не знал. Все эти дни рядом был Серёга Кулик. Его об этом попросил отец, Серёга сам сказал. Но вот на расспросы, с кем, где и когда Кулик-старший будет общаться, он лишь смеялся и рассказывал анекдоты, хотя скорее всего он и сам не знал.
Тягостно, конечно, было ждать, но что оставалось? Вечера проводили втроём, как правило, у Алексея. Кулик приволок гитару и много пел. Толмачёв привёз из санатория целую батарею бутылок, надаренных сослуживцами, но совсем мало пил. Барышев же за компанию и подпевал, и выпивал – уже и не вспомнить, чего было больше.
Кулик-старший объявился вечером пятого дня.
– Батя сейчас звонил, Лёха, – буднично сообщил Кулик-младший. – Встреча состоялась, твоё предложение передано. Батя нервничает, но доволен. Похоже, ты всё верно рассчитал. Ответов пока, ясное дело, нет. Так что ждём дальше…
Ну вот и всё. Наступил тот этап, на котором от Бена уже ничего не зависело. Хотя на всякий случай они с Ником Мэйли развили бурную деятельность. По нескольку раз на дню созванивались, согласовывали сроки вылета Elizabeth, ещё Мэйли «нервничал», требовал ускорить приезд, рассказывал, с какой ещё редакцией-газетой-телеканалом договорился, сыпал именами, подробностями, которые Барышев даже и не пытался запомнить. В общем, Ник Мэйли был чрезвычайно убедителен в рамках разработанного ими сценария. Алексей, наоборот, туманно отвечал, уходил от прямых ответов, всячески «тянул» со сроками, показывая, что выжидает.
