– А почему бы под Гентом не произойти какой-нибудь битве? – пожал плечами я. – Эти гентцы такие темпераментные…
– Миша, – взмолился профессор, – я уже немолодой человек и боюсь, что не переживу ваших россказней о темпераментных фламандских парнях. У меня такое ощущение, что я не первый профессор, которого вы пытаетесь свести с ума.
– Не первый, – сознался я. – Первым был профессор математики, которому я пытался доказать, что если пятьдесят процентов от пятидесяти – двадцать пять, то двадцать пять процентов от двадцати пяти – пятьдесят. Я настаивал на принципе транзитивности, а он настаивал на том, что я идиот.
– Ну-ну, – проговорил профессор Айзенштат. – О каких еще событиях вы намерены поведать нам за оставшиеся часы поездки?
– Об отделении Западной Фландрии от Восточной, – ответил я. – Если вы, конечно, не против.
– Спаси вас Бог, – вздохнул профессор. – Скажите, в ваших словах бывает хоть крупица правды? Или вы все на ходу выдумываете?
– А вам не все равно? Или я неинтересно рассказываю?
– Нет, отчего же, – усмехнулся профессор. – Рассказываете вы интересно. Занимательно, во всяком случае. Но ведь людям хочется знать факты, а не ваши измышления.
– Если людям хочется знать факты, – отрезал я, – пусть полистают справочник. А я – экскурсовод, а не справочное бюро.
* * *
По приезде в Брюссель мы разместились в очень неплохой четырехзвездочной гостинице, причем номер мой оказался на одном этаже с номерами большезубой девушки, ее родителей и Риты с супругом Максом. Макс и в самом деле напоминал кота – сытого, ухоженного, ленивого, может быть, даже кастрированного. Он то и дело впадал в какое-то блаженное оцепенение, вальяжно щурился и разве что не мурлыкал. Рита обращалась с ним как с любимым домашним питомцем, оберегая от невзгод и напастей окружающего мира:
– Максик, сядь поудобней… Максик, поправь шарф, ты простудишься.... Максик, оставь чемоданы, в отеле есть носильщики.
Макс был, скорее всего, ровесником Риты, но выглядел гораздо старше своей моложавой супруги, и я никак не мог понять, что нашла эта красивая, умная и энергичная женщина в котообразном муже с темпераментом выложенного на блюде студня. Пока тот то ли дремал в номере, то ли созерцал малопривлекательный вид в окне, Рита успела развесить вещи, переодеться и обежать всю нашу группу, сообщив, что через час нас ожидает автобус для обзорной экскурсии по Брюсселю. В автобусе Макс снова погрузился в дрему, и я, присев позади него и Риты, едва удержался от искушения гаркнуть ему что-нибудь в ухо.
– Все на месте? – осведомилась Рита. – Прекрасно. Позвольте мне представить нашего брюссельского гида, Снежану, которая будет сопровождать нас в экскурсии по городу.
– А Миша? – неожиданно спросила большезубая девушка.
Родители с укоризной глянули на нее, что-то сердито прошушукали, она смутилась и покраснела.
– Не волнуйтесь, Миша без работы не останется, – усмехнулась Рита. – Он будет нашим экскурсоводом в музее и, может быть, добавит что-то от себя, пока мы будем гулять по городу.
– Вы даже не представляете, насколько от себя, – заверил я Риту.
Тем временем микрофон взяла Снежана. Это была высокая и страшно худая женщина лет тридцати с прямыми черными волосами и такими же черными глазами.
– Добри день, – произнесла она почему-то с акцентом. – Рада приветствовать на вас в Белгия.
– Что она на нас рада? – шепотом спросил я у Риты. – К чему такое эротическое начало?
– Она болгарка, Миша, – так же шепотом ответила Рита.
– В каком смысле «болгарка»? – не понял я. – Шлифовальная машина?
Рита, не удержавшись, прыснула. Снежана с легким недоумением глянула в ее сторону. Рита смущенно улыбнулась ей и повернулась ко мне.
– Миша, уймитесь, бога ради, – тихо проговорила она. – Вы меня ставите в неловкое положение.
Автобус тронулся и покатил по брюссельским улочкам. Откровенно говоря, для европейской столицы выглядел Брюссель несколько однообразно и даже провинциально. Снежана вещала что-то о Лакенском дворце, где проживал бельгийский монарх, о соборе Святых Михаила и Гудулы, о брабантской готике и фламандском барокко. Голос ее звучал усыпляюще монотонно, сильный акцент и болгарские словечки, обильно пересыпающие русскую речь, превращали информацию в забавную невнятицу. Особенно приятно было услышать, что «Брюксел не толко столица на Белгия, но и седалище на множество международни организации». Наконец, мы остановились невдалеке от Гран-плас, центральной площади Старого города, вышли из автобуса и продолжили путешествие пешим ходом. Площадь была великолепна. Почти вся она утопала в огромном цветочном ковре, окаймленном старинными, необычайной красоты строениями. Под нависающим пасмурным небом цветы выглядели чужеродно празднично и пестро. Снежана вновь затарабарила – о ратуше, о Хлебном доме, о зданиях гильдии. Скучающей цепочкой наша группа пересекла площадь, свернула на прилегающую улочку и остановилась у фонтана с маленькой скульптурой Писающего мальчика. Мальчик с самым сосредоточенным выражением лица журчал в раковину небольшого фонтана и делал вид, что ему совершенно не до туристов.
– Пред вами, – сообщила Снежана, – одна от главных достопримечательности на Брюксел – Маннекен Пис, или Маленьки Жюльен. Легенда голосит, что в четырнадцати век во время гримбергенска война одно детято попикало на враже войско.
– Что попикало? – переспросили из толпы.
– Детято… Ээ… Дитя. Ребенок. – Снежана смутилась. – А по друго предание детято попикало на горящи боеприпасы и изгасило пожар.
– Разве можно таким образом потушить целый пожар? – изумился кто-то.
– Еще как можно, – вмешался я. – В свое время в Москве не нашлось маленького, но отважного любителя пописать, и та сгорела от копеечной свечи. У каждого города должен быть свой писающий мальчик.
Снежана с удивлением глянула в мою сторону и продолжила повествование о крошке Писе. Когда она предложила проследовать дальше, я вновь подал голос:
– У брюссельцев, к слову, есть немного странная традиция: если вы хотите благополучия в семье и достатка в доме, нужно потереть Писающему мальчику то место, откуда проистекает его слава. Сами понимаете – Европа…
– Это уже чересчур! – раздался рядом со мною знакомый голос профессора Айзенштата. – И давно, позвольте узнать, появилась эта традиция?
– Только что, – невозмутимо ответил я. – Но люди уже трут. Посмотрите, еще немного, и у ребенка начнется бронзовая эрекция.
В самом деле, многие из нашей группы, кто украдкой, а кто и откровенно, потирали «детету» пиписку.
– Чего не сделаешь для дома и семьи, – философски заметил я. – Не хотите присоединиться, профессор?
– Благодарю, – ответил профессор Айзенштат. – У меня дома все в порядке. Да и с головой пока тоже. Что еще вы намерены предпринять с нашей группой? Убедите ее вскарабкаться на Атомиум?
– Вы меня пугаете, профессор, – покачал головою я. – Даже в мой извращенный ум не могла забрести столь изощренная фантазия. Пойдемте, мы отстаем от группы.
Группа наша меж тем разделилась на две части: одни послушно плелись за Снежаной, другие образовали мою свиту. В их числе были большезубая девушка, следующие по пятам за ней родители и профессор Айзенштат, которого мои бредни по какой-то неведомой причине завлекали больше исторически подтвержденных сведений от Снежаны.
– Миша, ну что ж вы ничего не рассказываете? – улыбнулась мне своей лошадиной улыбкой большезубая девушка.
– Честно говоря, – я улыбнулся ей ответно, – мне просто неловко отнимать хлеб у нашего брюссельского гида. Но если вы настаиваете…
– Пожалуйста, – попросила она.
– Что ж, с удовольствием. Тем более что мы находимся в местах, где на каждом камне невидимыми буквами начертано: «История». Например, в этом доме, – я указал на четырехэтажное здание в стиле барокко, – родился автор знаменитой «Легенды об Уленшпигеле» Шарль де Костер.
– Неужели? – тихо и с иронией проговорил профессор Айзенштат. – Для меня это приятная новость.
– Для меня тоже, – столь же тихо ответил я.
– Шарль де Костер, – продолжал профессор Айзенштат, – если вас это не смутит, родился в Мюнхене.
– Да? – искренне удивился я. – Ну это он, конечно, погорячился.
– Кхм-кхм, – привычно кашлянул профессор.
– Миша, а в этом доме кто родился? – на сей раз очень вовремя вмешалась большезубая.
– Многие, – ответил я. – Очень многие. Родились, жили, умерли… Слушайте, – я шепнул ей на ухо, – давайте незаметно отстанем от остальных. А то ходим как детсадовцы за воспитательницей.
– А… разве так можно? – удивилась она.
– Нужно. Вы зачем в Бельгию приехали?
– Как зачем? Что-то увидеть, что-то узнать…
– Много же вы увидите и узнаете с этой дурацкой экскурсией. Чтобы увидить и узнать, надо бесцельно бродить, нырять в переулки и закоулки, присесть в каком-нибудь баре и выпить пива или кофе. И наступит момент, когда город вам скажет сам: «Привет, будем знакомы».
