Псих с Ботаником, как устроившиеся на работу позже остальных, подошли к бочке в самом конце, когда коллеги-узбеки уже сверкали своими золотыми улыбками в стороне, рассовывая заветные купюры по карманам.
Саид посмотрел на них с кривой ухмылкой и отслюнявил по несколько купюр на каждого. Немного, но за одну неделю работы Ботаник с Психом на большее и не рассчитывали. Тем более, это немного в данном случае выглядело однозначно лучше, чем ничего.
– Половину можно смело пропить, – улыбнулся Псих, когда они отошли от импровизированной кассы.
– А половину проесть…
– Ну, это уже как получится. Пиво – жидкий хлеб, водка – жидкое мясо…
– Лучше, конечно же, делать бутерброды.
– Ага!
Ботаник вздохнул. Зарплаты он дождался, окончания рабочего дня – тоже. Казалось бы – живи дальше и радуйся.
Но он уже знал, что будет дальше и чем все это закончится.
– Мир дает нам огромные возможности, и он же их у нас забирает, – заключил Псих и словно желая подтвердить свои слова наглядным примером, сделал глоток из бутылки с пивом.
Они сидели на набережной Мойки – на гранитных ступенях у самой воды и, следуя намеченному ранее плану – половину денег пропить, половину проесть – поглощали пиво вприкуску с лежалыми и оттого немного сухими кренделями, приобретенными в гастрономе неподалеку. Усталое летнее солнце посылало им из-за домов свои медленно меркнущие лучи.
– Ага, – согласился Ботаник с приятелем, но при этом ему стало грустно. Возможности, которые судьба, играясь, может швырнуть тебе в лицо, а потом вдруг вероломно забрать – это иллюзии, подумал он. И из этих иллюзий сложена человеческая жизнь.
Словно чьи-то марионетки танцуем мы на нитях в кромешной темноте, ожидая, когда невидимому хозяину надоест эта игра, и он преспокойно забросит нас в пыльный чулан.
Мимо них проплыл прогулочный теплоходик с закутанными в пледы туристами на борту – к вечеру у воды становилось прохладно. Ботаник с Психом приветственно помахали им руками, туристы поприветствовали их в ответ.
– Думаешь, – спросил Ботаник у Психа, – эти узбеки со стройки в жизни имеют те же возможности, что и мы?
Псих убрал бутылочное горлышко ото рта, громко икнул.
– Ну, судя по тому, сколько им заплатил Саид, – сегодня у этих ребят возможностей, пожалуй, даже побольше нашего.
– То есть мы с тобой жертвы дискриминации?
– Однозначно! – Псих швырнул свою бутылку в реку, с плеском она исчезла в мутно-зеленых глубинах реки.
Муравьи-узбеки с золотыми зубами. Упущенные возможности. Возможности, которых никогда не было и не будет. Ботаник усмехнулся. Половину пропить, половину проесть!.. И никак иначе.
Когда кончилось пиво, они снова сходили в магазин – и взяли водки. К водке – булку белого хлеба и кусок докторской колбасы. Все в соответствии с планом. Опять уселись на тех же ступенях, ведущих к реке.
Псих откупорил бутылку и разлил по пластиковым стаканчикам, приобретенным вместе с водкой.
– Знаешь, почему алкаш называется алкашом? – спросил он.
– Нет. И почему же?
– Есть подозрение, что алкаш – это производное от английского «all cash», то есть все наличные деньги. В смысле алкаш всегда идет до конца и пропивает все имеющиеся в его распоряжении средства.
– Веселенькие дела…
– Ага.
– Тогда за возможности? – предложил Ботаник тост.
– Ага. За те, которых у нас не было и никогда не будет. И за те, что будут, да мы сами их просрем…
– Воистину.
Стукнулись легкими прозрачными стаканчиками, выпили. Ботаник поморщился. Водка была так себе. Равно как и деньги, на которые она приобреталась. Дурацкая работа – дурацкие возможности, которые эта работа дает, как-то так. Интересно, как своей зарплатой распорядились узбеки?
Вновь мимо поплыл теплоход с несколькими туристами на борту. Проводили его долгими задумчивыми взглядами. Теплоходы в этом городе плавают кругами.
– Ты кем хочешь стать? – спросил Ботаник Психа.
– Кем-кем… Ученым!
– Ну, это понятно. Это и я хочу. А вообще?
Псих сплюнул, его слюна растеклась белой пеной по поверхности речной воды.
– А вообще, не знаю. Может, рыбой. Или птицей. Чтоб жить в согласии с природой и собой.
– Забавно. Я иногда думаю так же.
– Еще как вариант – можно было бы жителем другой планеты родиться. Из какой-нибудь другой галактики. И желательно малонаселенной.
– И пить космическую водку…
– Запивая космическим пивом, ну да.
Снова выпили. Через некоторое время очередной теплоход мимоходом скользнул по темной глади воды. Все по кругу.
Медленно надвигалась ночь. Блеснул последний луч на куполах храма на той стороне реки. Псих задумчиво посмотрел вдаль.
– Да, лучше птицей. Но только не человеком. Все, к чему ни прикасается человек, превращается в дерьмо. Самое натуральное. Вот даже идеи Христа умудрились извратить на свой лад так, что от них ничего толком и не осталось. Запихать во все эти раззолоченные храмы, в поповские лимузины, во всю эту кричащую чушь и безвкусицу.
– Ну, они же, вроде, еще о добре иногда пытаются говорить, о святости типа…
– Ага. Только дерьмо и есть дерьмо. Вот к чему все сводится. Как ты думаешь, что бы сказал Иисус, если бы во время Нагорной проповеди ты уселся срать на склоне холма?
– Как-то я об этом не думал…
– Он бы почесал бороду и воскликнул: «Вот дерьмо!» И был бы прав.
Они засмеялись. Громче всех над своей шуткой хохотал сам Псих.
Водка сделала свое дело. Ботаник сам не заметил, как захмелел. Да и Псих тоже. Понеслась обычная пьяная карусель безумия.
Они плясали, обнявшись, на гранитных ступеньках, кидались остатками колбасы в проплывающих мимо туристов, горланили какие-то песни. Безумие и хаос спустились вместе с ночью и, кажется, Ботаник с Психом невольно стали их адептами и темными ангелами.
Мелькали мимо улицы и дома, силуэты редких прохожих: они куда-то шли, непонятно зачем. Псих стрелял сигареты у встречавшихся им людей. Псих хохотал так, что от его смеха содрогалась ночь.
Потом Псих внезапно сорвался с места и лавиной алкогольного сумасшествия обрушился на подвернувшийся круглосуточный магазин. Перепрыгнул через прилавок и начал тискать потерявшую дар речи продавщицу, затем влетел в подсобку и загрохотал там какими-то ящиками.
Все это пронеслось перед глазами Ботаника кадрами абсурдистского кино, калейдоскопом воплощенного хаоса. Немного иначе он представлял себе развязку сегодняшнего вечера. Впрочем, все как всегда.
Ясное дело, что откуда-то в этот кавардак вторглись менты. Кто-то должен был упорядочить разверзшийся хаос, и стражи порядка в кои-то веки оправдали свое именование – приехали порушенный порядок восстанавливать.
Психа посадили в милицейскую машину, а Ботаника, предупредив (как будто он не знал) о недопустимости подобного поведения, оставили на улице одного – переваривать только что увиденное и услышанное. Освещая сгустившиеся сумерки синими всполохами мигалок, милицейская машина, с заключенным в ней сгустком безумия в лице Психа, отчалила в ночь.
Оказавшись в гордом одиночестве, Ботаник постоял некоторое время возле злополучного магазина, обдумывая свои дальнейшие действия. Никаких дельных мыслей в итоге его не посетило, и он просто пошел в ночь, навстречу ночи. Ехать домой было уже слишком поздно: метро если еще не закрылось, то уж точно должно было закрыться с минуты на минуту.
Пройдя квартала два, он вышел на пешеходную аллею, вдоль которой тянулись ряды белых скамеек с приставленными к ним стражами в виде массивных каменных урн. Аллея была практически безлюдна.
На одной из скамеек он решил обосноваться. Видимо, тут и придется заночевать, заключил Ботаник, потому как другого выхода ему не виделось.
Он растянулся на крашеных досках и принялся смотреть в небо, на котором проступали сквозь темно-синюю пелену белые иголочки звезд. Что там Псих говорил про другие галактики? Чужие планеты чуждых людей.
Через некоторое время усталость и алкоголь сделали свое дело – он задремал. Сон оплел его тугим коконом, забрав все страхи и сомнения, все безумие хаотических дней. Пусть вечно длится ночь, подумал Ботаник напоследок.
Из сна его наглым образом вырвал Псих. Он стал и рыбой и птицей одновременно. Рыбоптицем – жителем той самой планеты, о которой спьяну грезил.
Псих навис над Ботаником жутким инопланетным мороком и потянул за собой в темную космическую бездну, разверзшуюся позади него и кишащую золотозубыми узбеками с бригадиром Саидом во главе.
Ботаник попытался отмахнуться от Психа и бездны, но тщетно. Бездна затягивала его, а Псих-Рыбоптиц корчил страшные гримасы и шептал какие-то заклинания.