Но спасательный комплект, как оказалось, Алессандро не интересовал. Он остановился на корме в полуметре от него, развернулся и принялся ждать дальнейшего развития событий.
– Нет, милая, здесь действительно чем-то воняет, – синьора Полетте остановилась рядом с Ангеликой и задвигала крыльями носа, принюхиваясь. Грудь не менее пятого размера задвигалась под бюстгальтером. На относительную наготу верхней части своего тела синьора Полетте совершенно не обращала внимания, справедливо полагая, что в условиях, когда мир сократился до размеров небольшой спасательной лодки, нормы приличия, принятые в обществе, вполне могут быть не соблюдены.
Синьора Полетте была чистоплотной женщиной, такой она желала оставаться и в лодке посреди Атлантического океана. Поэтому предстать перед глазами в полуобнаженном виде, например, как сейчас, для нее было не так греховно, как в грязном платье. Да и кого интересует ее морщинистая кожа, обвисшие, больше похожие на уши спаниеля груди или целлюлитные ягодицы. Вот будь она годков на тридцать моложе, тогда другое дело. Это таким как Ангелика и Эбигейл стоит заботиться о скромности, а ей, женщине в годах, скромность совсем не к лицу, впрочем, как и излишнее бесстыдство. Но так далеко синьора Полетте заходить не собиралась, ограничилась полуобнаженным верхом, спрятав от глаз окружающих низ.
– Боже правый! Что за вонь? – синьора Полетте демонстративно зажала нос двумя пальцами. – В остальной части лодки этот запашок вполне может быть воспринят как запах собственного потного тела, но здесь. Что так может вонять? Это же самый что ни на есть запах разложения. Неудивительно, что тебя вырвало, милая.
– Но что так может вонять? – Ангелика осмотрелась.
– Не знаю, милая. Мы должны найти причину вони. Если она лучше всего обоняется ближе к корме, то целесообразно предположить, что эта причина находится на корме.
– Эй, а может, это наши запасы издохли? – встревожился Винченцо, поднялся на ноги и сморкнул за борт.
– Так быстро? – удивилась Эбигейл, до этого как обычно болтавшая с Кирком и Стивеном.
– Быть этого не может, – всплеснула руками синьора Полетте. – Мы же не два года плаваем по океану, а только два дня. Неужели у них такой короткий срок годности?
– Ну, если учесть, что они могли два года перед этим валяться в самолете, – заметила Эбигейл.
– Нет, – синьора Полетте мотнула головой и повторила. – Быть этого не может. Я могу поверить, что продукты могут залежаться в магазине, но не в самолете. Представьте, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из пассажиров увидит просроченный продукт. Об этом же мигом узнают все. Нельзя недооценивать людскую молву. Не думаю, что после этого случая компании, в самолете которой обнаружили просроченный продукт, удастся найти новых пассажиров.
– Тогда предлагаю вам начать масштабные немедленные поиски источника вони, пока эта вонь не овладела всей лодкой, – Винченцо опустился на край борта, спиной к океану и выпрямил ноги, согнул в коленях, снова выпрямил.
– Мы этим сейчас же и займемся, правда Ангелика? – синьора Полетте взглянула на девушку и улыбнулась.
– Конечно. Предлагаю начать прямо сейчас и прямо отсюда, с кормы, – девушка развернулась и сделала шаг в сторону спасательного комплекта. Синьора Полетте пристроилась в хвосте.
– Стойте, – остановил их Алессандро, подняв в воздух руки. Череда эмоций, начиная от страха и заканчивая беспомощностью, пробежала по его лицу. – Вам не имеет смысла приближаться к корме.
– Почему это не имеет смысла? – удивилась синьора Полетте. Головы всех пассажиров лодки, будто по команде, повернулись в сторону кормы, даже тех, кто не понимал ни слова по-итальянски. Лишь только Дугласа, спавшего в центре лодки, казалось, нисколько не заботило то, что происходило на утлом суденышке.
Алессандро замялся, не зная, что сказать. Взгляд его бросался, будто в отчаянии, то в сторону Ангелики, то в сторону синьоры Полетте, то куда-то за борт, прыгал по холмикам небольших волн, возвращался в лодку.
– Вы… вы не понимаете, – пробормотал Алессандро, бегая взглядом по лодке. – Я… я не мог поступить иначе.
– Эй, доктор! – Винченцо зачерпнул ладонью горсть соленой воды за бортом и брызнул на лицо. – Ты чего бормочешь-то?
– Алессандро, – будто не слыша слова Винченцо, синьора Полетте сделала шаг в сторону Алессандро, но остановилась, заметив, как он поднял руку в предупреждающем жесте.
– Не… не подходите. Вы ничего не понимаете.
– Чего мы не понимаем, Алессандро? – увещевала синьора Полетте, не на шутку разволновавшегося Алессандро. – Объясни нам.
– Я… я должен был это сделать. Я… я не мог бросить… не мог бросить… – Алессандро закрыл лицо ладонями и зарыдал.
Как и другие Ангелика смотрела на Алессандро в глубоком изумлении, видела, как содрогаются от рыданий его плечи, но не понимала причины слез.
– Алессандро, милый, не волнуйся, – синьора Полетте сделала еще один шаг в сторону Алессандро, заметила, что ее никто не останавливает, осмелела и приблизилась к рыдающему мужчине. – Объясни же ты нам, кого ты не мог бросить?
– Луизу, – рыдал Алессандро, захлебываясь слезами. – Луизу. Я… я не мог бросить свою малышку.
Ангелика почувствовала, как у нее подкосились ноги. Чтобы не упасть, девушка опустилась на дно лодки и замерла, пораженная услышанным.
– О, боже, – прошептала она.
Тишина, время от времени прерываемая плеском волн за бортом, да прерывистыми рыданиями Алессандро, воцарилась в лодке. Ангелика попыталась собрать в кучу разом обезумевшие мысли. Так вот почему Алессандро задержался на тонущем самолете. Ангелика догадалась, что было в том свертке, который Алессандро принес с самолета. Ангелике все стало ясно и без разъяснений Алессандро. Девушка ощутила, как в уголках глаз начали собираться слезы, перед глазами возник знакомый образ.
– Бедная малышка, – прошептала Ангелика, не отрывая взгляда от оранжевого днища лодки.
– Доктор, я, конечно, все понимаю, – нарушил затянувшуюся паузу Винченцо. – Отец он и в Африке отец, но скажи мне, на кой хрен ты притащил в лодку…
– Умолкни! – синьора Полетте зыркнула на Винченцо, мигом заставив того умолкнуть, затем положила ладонь Алессандро на плечо и спросила:
– О какой малышке ты говоришь, милый? Кто такая Луиза? Плечи Алессандро затряслись сильнее.
– Моя дочь, – прорыдал он. – Моя единственная дочь. Синьора Полетте замерла, прижав ладонь ко рту.
– Матерь божья, – шепнули губы женщины. – Как же так… – синьора Полетте хотела что-то еще добавить, но умолкла, не в силах поверить услышанному.
В лодке послышался шепот, а затем свист. Это Кирк присвистнул, когда Эбигейл перевела для него слова Алессандро.
Ангелика больше не сдерживала слез. Тонкими ручейками они хлынули из красивых глаз, прокладывая заметные дорожки на ее успевшем обветриться лице. У ног девушки вмиг образовалась маленькая соленая лужица.
Никто ничего не говорил. Каждый старался осмыслить услышанное. Ангелика тихо всхлипывала. Всхлипнула и синьора Полетте, всхлипнула так кротко, будто боялась, что другие увидят слезы на ее глазах. И только Алессандро продолжал тревожить тишину громкими рыданиями, продолжал глотать слезы в бесполезной попытке унять душевную боль.
Синьора Полетте, опустив голову, вернулась на свое место, опустилась на колени и замерла, беспокоя взглядом спокойную поверхность океана. Проснулся Дуглас. Повертел головой, слабым голосом, голосом человека, которому третий день не дает покоя лихорадка, обратился к Эбигейл. Эбигейл ответила, приблизилась к нему, забрала со лба сухую тряпку, некогда составлявшую одно целое с ее одеялом, перегнулась через борт, намочила ее и протерла покрытый испариной лоб Дугласа. Дуглас пробормотал "thank you[74]", посмотрел на Алессандро, закрыл глаза и затих. Эбигейл оставила тряпку на лбу у Дугласа, сама вернулась на свое место у левого борта рядом с Кирком и Стивеном.
– А я не смог этого сделать, – пробормотал синьор Дорети.
– О чем ты говоришь, Сильвестр, – синьора Полетти смахнула с глаз слезы и посмотрела на соседа. Тот задумчивым взглядом блуждал по поверхности океана и вздыхал раз за разом.
– О Лукреции, – голос синьора Дорети дрогнул. – Моей Лукреции.
Синьора Полетте лишь покачала головой. Ничего не сказала. Тишина снова вернулась в лодку. Даже Алессандро притих, то ли слезы закончились, то ли боль в груди поутихла. Опустился на ягодицы, подпер спиной левый борт, да так и замер, буравя взглядом дно лодки.
Ангелика подняла голову и посмотрела на корму. От мысли, что там, спрятанное за спасательным комплектом, лежит тело мертвой маленькой девочки, ей стало дурно. Она придвинулась к правому борту лодки на случай, если ее желудок снова попытается выскочить наружу через рот. Теперь она поняла, почему Алессандро старался никого близко не подпускать к корме. Чуть что говорил: "Я принесу" или "Я схожу", но другим туда путь был заказан. Но никто и не жаловался. После того, что пережили, никто не хотел делать лишних движений. Кто из-за физических травм, кто из-за душевных. Каждый хотел хотя бы минимальной заботы, внимания. Алессандро же оказался как нельзя кстати, всегда предлагал помощь. Действовал в своих интересах, но разве это кого-нибудь теперь беспокоило?
