– Ты сам все великолепно знаешь, – сказал неколебимо Михаил. Он явно взял на себя миссию и роль. Остальные сидели, опустив носы, не встревая. – Ты сам все знаешь, а тебя мы просим перейти жить к специалисту. Он тебе подходящая компания. Ты и так с ним больше, чем с нами.
«У-у-у! У-у-у!! – гудело все в Кирилле. – Гады! Так мешать меня с дерьмом».
– Идиоты… – прошипел он.
– Ты можешь нас оскорблять, – словно обрадовавшись, подхватил Михаил, – это нас нисколько не трогает. Но если ты хоть пальцем еще раз тронешь Виталика, будешь иметь дело со мной! – закончил он звонким пионерским голосом.
Кирилл посмотрел на Виталика. Тот сидел, как обычно, рохлей, распустив губы. А губы были пухлее обычного, и само лицо было пухлее. И на лице были невинность, скорбь и смирение. И два здоровых синяка было тоже.
– Ягненочек… В восемьдесят кило весом… – сказал Кирилл.
– Будешь иметь дело со мной! – еще звонче повторил Михаил.
– Ну и буду! – зашелся Кирилл. – Думаешь, побоюсь? Да ты же… ты же мизинца моего не стоишь! Да ты кто! Да ты что видел! Сопляк ты…
– Я уже тебе сказал: ты можешь оскорблять нас сколько угодно – нам все равно. И разговаривать мы с тобой не будем.
«Ишь ты – мы… – кипел Кирилл. – То же мне – мы!» Он посмотрел на кислого Витальку и на Сашку-волейболиста, который держался так, словно был и за Мишку и за Кирилла.
– А ведь разговариваете! – съехидничал Кирилл. – Вон сколько наговорили.
– Не бойся, не будем. И ты переедешь в другую комнату. Мы с тобой жить не хотим.
Виталька был кислый, а Сашка-волейболист сделал вид, что ничего не слышит.
– Никуда я не перееду! Общежитие не ваше… Мое право, – сказал Кирюха и бросился на койку, лицом вниз, чуть не рыча.
«Мишка-то, друг, первенства не поделил… Первым, гад, быть хочет. Ну, и пожалуйста. Больно нужно мне это стадо…» – переваривал Кирюха все, что не успел сказать. Слова, обидные, меткие, смертельные, бродили в нем и просились наружу. Все бы так им и сказал… Но было уже поздно. Все сидели, будто занимаясь своим делом, будто не замечая его. Виталька читал немецкую книгу. Сашка-волейболист зашивал спортсменки. Мишка сохранял чистое и гордое выражение лица. Кирюха все полыхал и полыхал и вдруг поймал себя на том, что ковыряет в носу. «Однако я немного успокоился… Да стоят ли они того?» Ему даже стало легче физически. Свежий и невесомый, как бывает после слез. Только в горле стоял комок, как бывает тоже после слез. Расплывчатые, беловатые контуры комнаты стали четкими и цветными. «Странно, – подумал Кирюха, – действительно белая ярость…»
«Ей-богу! Все было белым. Какой я бешеный!..» – уже восхитился он.
Но Мишка все-таки вел себя возмутительно. Он сказал что-то Витальке и громко и самостоятельно смеялся. Потом он принес чайник, достал хлеб, шпик…
«Откажусь от чая…» – приятно подумал Кирилл.
– Саша! Виталик! – кликнул Мишка. – Давайте чай пить.
«У-у-у! – опять загудело в Кирюхе. – Да что ж это он… Что ж он думает – я и жрать не хочу?! Или думает, что я, как крыса, буду тихо жевать корку в углу? Ошибаешься!» Кирюха полез под кровать, стал шарить в мешке и вспомнил, что ничего-то он не вышарит. Еще вчера днем они с Мишкой съели последнюю банку… И тут вдруг наткнулся на банку. Действительно, сгущенка! Вот это да! Откуда бы? Впрочем, сегодня он уже ничему не удивлялся.
И он проколол банку и тут бы ее всю и высосал, да приостановился, словно смакуя, и поставил ее на стул у всех на виду, соблазнительно развернув ее этикеткой.
Но Мишка все-таки не сдавался. Он привстал, пошуршал в кармане. Подошел к стулу, что стоял рядом с Кирюхиной койкой. Аккуратно положил что-то. Кирюха не повернул головы.
– Мы сегодня сдали бутылки, это твоя доля – шесть рублей, тридцать семь копеек.
«У-у-у-у!»
Все поели и снова занялись будто своими делами.
Сашка-волейболист ушел играть в волейбол.
Мишка долго плевался на щетку и тер ботинки.
– Ты куда? – спросил Виталька.
– Да все к ней же, – самодовольно сказал Мишка. – Ты мне еще позавидуешь. Шутка ли, в столовой работает… Палтус буду кушать. Я уже ее про палтус спрашивал. Очень мне палтуса хочется попробовать.
Тут он что-то стал бродить по комнате, словно ему чего-то недоставало. А ходил он в начищенных ботинках и трусах. Еще на нем были подвязки, аккуратно подтягивавшие носки.
«А-а-а! – сообразил Кирюха. – Штанишки тебе свои парадные надеть надо… А они-то на мне!»
Краем глаза, не поворачивая головы, Кирюха с удовольствием смотрел на блестящие ботинки и голые волосатые ноги в подвязках. Ботинки потоптались у его кровати и отошли.
«А-а, боишься мелочным показаться…» – удовлетворенно подумал Кирюха.
– Ты, Виталик, не бойся, он тебя не посмеет тронуть, – достаточно громко и достаточно зло сказал Мишка.
«У-у-у! – загудело в Кирюхе. – Убью гада!» И вдруг отчетливо понял, что на нем Мишкины штаны. Его штаны!
Думал Кирюха:
«Сейчас скажу таким спокойным холодным голосом: “Ты собираешься уходить. Тебе нужны штаны? Вот они…” И сниму. Красиво!»
Думал Миша:
«Снимай штаны, – скажу я ему. – Нет, это не будет выглядеть…»
«Сейчас сниму штаны», – думал Кирюха.
И вдруг Мишка подошел к шкафу и вынул свои старые лыжные брюки…
Последний момент!
«Предложить ему брюки?»
«Спросить у него брюки?»
Кирюха не снял брюк. Мишка не спросил брюк.
Он надел лыжные и гордо хлопнул дверью.
За ним тихой и скорбной тенью вышел Виталька, унося под мышкой немецкую книгу.
– Тьфу, подонки! – выругался Кирюха. – Пусто-то как…
Запрещенные приемы
(Продолжение)
Наконец-то я остался один. С ума можно сойти от такого сборища. Ни на чем не дадут сосредоточиться… Значит, так. Все ясно. Вчера я побил Витальку. Почему? Как? Неясно. И не расскажут, черти!..
Ему было стыдно. Виталька считался слабеньким. За собой Кирилл такого не знал. И вообще он терпеть не мог драки. А тут вот такое… С чего бы? Что это на него нашло? Неясно. И что за глупость этот бойкот! Только эти полудурки и могут такое придумать. До чего же неприятно, когда все против тебя… А ну их!.. Без них еще лучше. Может, извиниться перед Виталькой? Да, он бы, пожалуй, и извинился… Точно. Что такого? Ничего такого. Если бы не бойкот… Тут уж никак нельзя. Извиниться – и они будут считать себя правыми. Надо не показывать виду. Словно это тебя нисколько не трогает. Словно и нет этого Мишки!.. Если бы не бойкот, точно, извинился бы… А может, и извиняться не надо? Ведь я же ничего не знаю. Может, Виталька во всем виноват? Может, он начал? Но это не вязалось. Такого не могло быть, чтоб Виталька… Значит, он, Кирилл. И это тоже непонятно. И узнать негде.
По комнате кружила муха. Кирилл с удовольствием отвлекся и стал следить за ней. Она села на спинку кровати и стала умываться. Умывшись, вылетела в окно.
Что же делать?.. До чего же скучно.
«И это выход, – подумал Кирилл, – давно я не был в кино…»
В кино шла картина с неопределенным названием. «Заграничный фильм» было написано под заглавием. «Значит, китайская…» – подумал Кирюха.
В кино не хотелось.
Касса еще не открывалась. У окошка толклась группа круглоголовых ребятишек. За ними какой-то лысый старик. За ним две девушки. Девушки молчали. Машинально Кирюха втянул живот. Одна из них обернулась. Посмотрела в глаза. Внимательно.
«Где-то я видел… – пронеслось в Кирюхе. – Удивительно невзрачная особа».
Что-то сказала и повернулась к подруге вторая…
Люся!
Кирюха с досадой заметил, что покраснел. Небрежно поздоровался. Но вышло как-то вяло. И так как Кирюха усиленно искал фразу, легкую и веселую, то он молчал. Люся тоже молчала. Потом фразы начали приходить одна за другой, но все они подходили к внезапной встрече, их надо было сказать сразу, как поздоровались. И Кирюха молчал. Его грызло. Он все-таки сказал:
– Что – в кино?
– Да, в кино.
Помолчали.
– А вы в кино? – улыбнулась Люся.
– Да. – Кирюхе захотелось постучать ее за это головой о колонну, у которой они стояли. – Блеск… – сказал он.
– Что?
– Разговор.
– Что – разговор?
– Разговор, говорю, блеск, – злым голосом процедил Кирюха.
Люся пожала плечами.
– Ничего особенного.
Подруга смотрела умными глазами. Словно она что-то понимала… Кирюхе показалось, что она усмехается, и он посмотрел на нее злыми.
Достояли молча.
Поторговались, погалдели дети…
Кирюха с облегчением схватил билет и выскочил на улицу.
До начала сеанса было полчаса. Прошелся. Его крутило от собственной беспомощности. Зашел на почту – писем не было. Захотелось вовсе не идти в кино.
«А что я, собственно, занемог? – вдруг удивился он. – Ничего не произошло. Все еще впереди. Надо ковать железо, пока горячо, – сразу подвернулась чужая и удобная фраза. – Сяду с ними рядом. Поговорим. Потом провожу ее домой…
Все будет в порядке…»
Кирюха хотел подойти к Люсе еще в фойе, но прозвенел звонок.
