– Здравствуйте, – поздоровалась Лялька и вопросительно посмотрела на мужа.
– Привет, сестричка, – бородач снял очки и ткнулся губами в Лялькину щеку.
– Леон?!
Сашка и Леон довольно заржали. Соколов со всего размаха шлепнул низкорослого родственника по плечу, но тот устоял на ногах, даже не покачнувшись. Леон стоял и улыбался, довольный произведенным эффектом.
– Что это ты с собой сделал, братец? – Галина обняла Леона за довольно мощную шею. Леон обхватил ее за талию и легко приподнял над полом.
– Ну что, закончил демонстрацию силы и мужской красоты? Пойдем теперь, поедим чего – нибудь! – Сашка подтолкнул Леона к ванной комнате, – Иди мой руки первым, я потом.
– Саш, что он с собой сделал? Как это? В качалку ходил?
– Сам расскажет. Меня не пытать!
Леон, все еще довольно улыбаясь, зашел в гостиную.
– Рассказываю сразу. Жесткий фитнесс, специальная диета и хорошая женщина на жизненном пути. Все.
– А лысина?! – Лялька еще помнила пусть не пышную, но все же прическу Леона.
– А плешь мне проел твой муженек, сестричка. Скинул на меня почти полностью разворованное прежним директором производство, а прибыль затребовал, как с нефтяной скважины.
– Жалуешься? Ляль, ты посмотри на его довольную физию, он мне еще «спасибо» сказать должен. И я ему, конечно. Знаешь, во что он превратил хиленький заводик? За два года выпуск панелей увеличил вдвое, пристроил к старому корпусу покрасочный цех и выпускает их в цвете.
– Деньги – то твои.
– Причем здесь деньги? А энтузиазм? Как в хорошие социалистические времена? То – то. Так что, проплешины ты сам себе заработал, по собственной, так сказать, инициативе. Правда, для всеобщего нашего блага.
– А борода – то зачем? – Галина никак не могла привыкнуть к новому Леону.
– Да, шут ее знает! Росла, росла – вроде бы ничего, солидно. А что, очень портит, да?
– Не обращай на Галку внимания, Леон. Она у нас консерватор. К новому привыкает долго и мучительно, так, сестрица? – Лялька хитро прищурилась. Галина прекрасно поняла на что, вернее, на кого намекает Лялька, поэтому угрожающе насупилась.
– Что я пропустил? – Леон уже накладывал себе в тарелку мясо.
Все трое дружно переглянулись.
– Кто начнет? – Сашка вопросительно посмотрел на жену. Та кивнула на Галину.
– Твои приключения, ты и докладывай.
Пока Галина вкратце пыталась изложить события последних недель, Леон пару раз поперхнулся, уронил вилку на пол и, в конце концов, забыв закрыть рот, уставился на Галину.
– Господи, куда меня попали?! Вас нельзя оставить одних ни на один день! Ну, что за семейка? – простонал он.
– Ты сам – то откуда? Не из наших ли будешь, а? Забыл уже, как сам без конца влипал в истории? – Галина насмешливо посмотрела на брата.
– Куда мне до вас? Я сейчас мирно живу, тихо. К рыбалке пристрастился. Девушка у меня постоянная, уже год как. Красавица, из деревни.
– Что не женишься? – Сашке было интересно, созрел ли Лялькин брат в свои пятьдесят с хвостиком для серьезных отношений.
– Подожду пока. Присмотрюсь.
– Ну – ну, присмотрись, – с сомнением покачал головой Соколов.
– Через недельку Макс приедет. С женой. И к тому же Беркутова выпишут из больницы. Похоже, общий сбор на даче намечается, – Лялька решила помочь Леону избежать дальнейших расспросов любопытного мужа.
– Позвоните мне, я тоже приеду.
– С девушкой? – ехидно спросил Сашка.
– С девушкой! – спокойно ответил Леон.
– Саш, ну что ты к нему прицепился. Ешь, Леон, ну его к лешему. Любопытный, как бабка на скамейки у дома.
– Это же личная жизнь твоего брата! – притворно обиделся Соколов.
В дверь позвонили.
– Мы кого – то ждем? – Сашка вопросительно посмотрел на Ляльку.
– Скорее всего, это Березин, – Галина на самом деле была в этом не уверена.
– Я открою, – Лялька встала из – за стола. Сердце колотилось. Спина вдруг стала холодной. Лялька глубоко вздохнула и вышла в коридор. Никто, кроме Галины не заметил ее волнения.
– Антонина Игнатьевна, к вам пришли, – медсестра Леночка осторожно трясла ее за плечо. Антонина вздохнула. Потянула носом. В палату «вползал» запах пива. Она скосила глаза на дверь. «Ох, только не это. Уберите от меня это чучело», – мысленно простонала она. В дверях стоял и мял в руках полиэтиленовый пакет ее нынешний «муж». Жидкие длинные волосенки неровными прядями свисали по впалым щекам, очки в роговой оправе плотно сидели на похожем на проросшую картофелину носу. Клетчатая рубашка была выпущена поверх джинсовых штанов. Общий вид «поэта» довершали растоптанные вдрызг кроссовки.
– Тонюсик, как ты тут, моя птичка? – тоненько проверещал "муж".
То ли от пивного духа, то ли от засаленного вида мужика, к горлу Антонины подступила тошнота.
– Спасибо, Влад, уже лучше, – выдавила она из себя.
– А вот мне совсем плохо, – он присел на краешек стула и просительно заглянул Антонине в глаза.
"Так, деньги кончились. Вот и пришел навестить старую больную тетку", – ей страшно было подумать, во что превратил квартиру этот мужик за те три дня, что она здесь лежит. "Как бы это его выгнать половчее? Не из палаты, а из дома, да и из моей жизни заодно?" – Антонина чувствовала себя уже довольно сносно, собиралась завтра выписываться и начинать "любить себя, любимую", как приказал ей профессор Фролов, с этим недоразумением в потертых штанах не собиралась.
– Послушай, Влад. Давай расстанемся по – хорошему, а?
– Как это? Почему ж так? – испугался тот.
– Только не говори, что любишь меня безумно, жить не можешь, я все это не раз уже слышала. Не начинай.
– Как же не люблю, птичка моя? А кто же тебя любить будет? Особенно теперь, тебе ведь уход нужен, забота.
– Не смеши меня. О какой заботе ты говоришь? Давай-ка, ты мне сейчас ключи отдашь, а, Влад?
– Прямо сейчас?
– Да, – Антонина требовательно протянула руку.
– У меня нет, – попытался вывернуться Влад.
– Дверь же ты сейчас чем – то закрывал?
– Ну…
– А теперь лезь в карман. В правый, – Антонина прекрасно знала, куда он кладет ключи.
Влад достал из кармана небольшую связку. Снял с кольца самый большой ключ, остальное протянул Антонине.
– Очень надеюсь, что мы больше никогда не увидимся, Влад.
– Ну, зачем ты так? А вещи? – вдруг спохватился он.
– Какие вещи? По – моему, все при тебе.
– Куртка еще. И ботинки. Зимние.
– Зайдешь завтра. Иди уже.
– Злая ты, Антонина!
"Ну вот. И этот все о том же. Для всех я злая. Для Дубенко злая, для поэта Влада злая. Кто следующий?" – Антонина устало откинулась на подушку. "Перед выпиской нужно зайти к Дубенко. Злая, не злая, я за него отвечаю. На ноги поставить обещала".
Он смотрел на нее во все глаза, нимало не смущаясь, что в палате они не одни. И молчал. Она тоже не произнесла ни слова с тех пор, как вошла. Вот так: ни «здрасте», ни «как здоровье?» Ни тот, ни другой. Молодой солдатик – санитар переминался с ноги на ногу, ожидая приказания выйти. Тихонечко кхекнул. Антонина кивнула ему на дверь. Тот с облегчением вышел из палаты. Мало того, что больной подполковник его достал своими капризами, еще и Антонина Игнатьевна, которую Коля очень уважал, ведет себя очень странно. Коля понимал, что между подполковником и врачом что – то происходит. Поэтому он и чувствует себя в их присутствии так неловко. Словно третий лишний. Коля вздохнул. В его деревне бабьи языки уже давно бы просватали этих двоих.
– Что скажете, Иван Иванович?
– Это ты мне скажи, как себя чувствуешь?
Антонина ласково улыбнулась.
– Уже хорошо, Ваня.
– Я волновался, – глядя ей прямо в глаза, выдавил из себя Дубенко.
– Я знаю.
Антонина словно светилась изнутри. Иван смотрел на лучики морщинок на ее лице, на серебристую прядь волос, выбившуюся из прически, и вдруг представил ее молодой девушкой. Сделать это было легко, он был уверен, что она мало с той поры изменилась.
Слово прочитав его мысли, Антонина сказала:
– Когда мне было двадцать, я была сильно рыжая и конопатая. На курсе меня дразнили подсолнухом.
– Я бы тоже дразнил. Только бы ты внимание обратила!
– Тогда я была уже замужем и ждала ребенка. Мне было не до ухажеров.
Антонина отвечала на его вопросы, а сама все не решалась подойти поближе к кровати. Она ругала себя за глупость: ведь врач, должна пульс проверить, о самочувствии спросить, в конце концов. Хотя она теперь ему не врач. Официально – она на больничном. А лечит его Фролов.
– Иди сюда, сядь, – Дубенко глазами показал на край кровати, – Не бойся, приставать не буду, – усмехнулся он.
– Будешь, я знаю. Только не жди, что я буду сопротивляться, – Антонина, все также ласково улыбаясь, присела на кровать. "Какая холодная у него рука", – она поднесла его ладонь к своим губам, – "Как я хочу, чтобы она стала теплой и живой".
Иван, у которого от ее близости уже плавали цветные круги перед глазами, умоляюще посмотрел на Антонину. "Ну сделай же хоть что – нибудь! Коли уколы, системы ставь, только сделай меня здоровым! Я могу набраться терпения. Пусть месяц, два, полгода! Не может быть, чтобы я остался неподвижным бревном. Только не сейчас! Это нечестно! Ты знаешь, что я хочу, знаешь ведь, так? Так помоги, Бога ради!" – мысленно просил он Антонину.
