Иван, у которого от ее близости уже плавали цветные круги перед глазами, умоляюще посмотрел на Антонину. "Ну сделай же хоть что – нибудь! Коли уколы, системы ставь, только сделай меня здоровым! Я могу набраться терпения. Пусть месяц, два, полгода! Не может быть, чтобы я остался неподвижным бревном. Только не сейчас! Это нечестно! Ты знаешь, что я хочу, знаешь ведь, так? Так помоги, Бога ради!" – мысленно просил он Антонину.
Она сидела и целовала, целовала его открытую ладонь. Она с болью смотрела на то, как мучается этот ставший ей родным мужчина. То, что он встанет на ноги, она не сомневалась. Но время! Только бы ему хватило терпения!
– И ты будешь меня ждать? – похоже, что он тоже читал ее мысли.
Вместо ответа Антонина наклонилась к нему, обняла за голые плечи и поцеловала долгим, далеко не дружеским, поцелуем.
Она ушла, а он просто упал в бездонный сон. «Падал», испытывая на ходу невероятное облегчение. Светло и легко и с огромным желанием. Желанием жизни. И проснулся с ним же. Они сказали другу другу всего десяток слов, часть из них передавая мысленно. А понятно стало многое. Все думанное – передуманное, сомнения и страхи ушли с ее поцелуем. Он на этот поцелуй и не рассчитывал. Дубенко считал себя реалистом и отчетливо понимал, что из себя представляет на сегодняшний момент. Поэтому и не надеялся. Но она рассудила по-другому. «Рассудила»! Слово – то какое неправильное. Рассудок здесь ни причем. Не подчиняются такие поцелуи рассудку. И, слава Богу. А то бы он приписал все жалости. Иван хохотнул. Представить Антонину, жалеющую его, он не смог.
Иван прислушался. В коридоре около его палаты явно вели спорный диалог два пылких собеседника. Один голос принадлежал профессору Фролову. А второй… Спорила с ним Антонина. "Да кто он тебе, в конце концов?" – громко и как – то нервно крикнул Фролов. Антонина ему что – то ответила.
Тут же Фролов и Антонина вошли в палату.
– Проснулись, Иван Иваныч?
– Как видите.
– Давайте-ка, тогда сообща обсудим один вопрос. Готовы?
Антонина молчала. Иван вопросительно на нее посмотрел. Она покачала головой.
– Не буду ходить вокруг да около. Предлагаю вам операцию. Буду делать сам. Скажу сразу. Шансы, что она сдвинет ситуацию с этой точки – пятьдесят на пятьдесят.
– А зачем тогда? И каков риск?
– Затем, что в случае успеха вы через две недели будете бегать. Риск есть. Может все остаться, как есть.
– То есть неподвижность. И что тогда?
– А тогда лечение. Медленное, но верное. По отработанной схеме. На ноги вы все равно встанете, но позже.
– Насколько?
– Полгода, год.
– Я согласен.
– Ваня! – не выдержала Антонина.
– Антонина Игнатьевна боится за тот один процент, который отводится на любую операцию, даже на удаление аппендикса. Случайно плачевный исход.
– Всего один процент?
– Да, Ваня. Но это тоже риск, – Антонина не оставляла попыток отговорить его от операции.
– Я согласен.
– Вот и ладно. Вот так, Антонина Игнатьевна. Вот вам и жажда жизни. Зайдите ко мне позже, хорошо? – Фролов, засунув руки в карманы халата, вышел из палаты.
– Ваня, ты сошел с ума. У нас и так бы все получилось.
– Когда, Тоня? Две недели! Ты хоть представляешь, что такое полгода, а что – две недели? Знаешь, что я с тобой сделаю через эти две недели?
Антонина покраснела. Она не занималась "этим" уже скоро год. Нечастые пятиминутные упражнения с поэтом Владом, засыпавшим прямо на ней, она не считала. А тут только от одной мысли…
Иван с удовольствием наблюдал за Антониной. Ему и раньше нравилось приводить ее в замешательство, а уж теперь, когда нарисовалась такая тема! Скажите, женщина полтинник разменяла, а краснеет, как девица.
– Тонь, поцелуй меня, а?
Антонина торопливо чмокнула его в сухие губы.
– Меня Фролов ждет. Потом.
Она махнула ему рукой и исчезла за дверью.
Она медленно брела вдоль шоссе, не замечая насколько противно сыро и хлюпко в промокшей обувке. Ее бесформенная фигура не вызвала интереса даже у парочки бомжей, собиравших бутылки, выкинутые из окон проезжавших машин. Да и местоимение «она» к ней можно было применить с трудом. То, что некогда было модельной стрижкой, колтунами сбилось на затылке и свисало сальными прядями на лоб и щеки. Спортивный костюм только с натяжкой можно было назвать одеждой: драные локти и колени, пятна неопределенного цвета и происхождения. Только фирменная надпись еще оставалась яркой и вызывающе аккуратной на жалких лохмотьях. Не так давно ее просто выкинули из трейлера, везущего груз куда – то на север. И проехала она там всего нечего, а попользоваться ею успели несколько небритых, с нечищеными зубами азеров. А ей было все равно. Главное – ехать. Куда – нибудь.
Она вспомнила, как всего несколько суток назад стояла перед дверью в родительскую квартиру. Злая из – за неудач. Как ей не везло! С самого начала. А он, Беркутов, – словно заговоренный. Сначала эта бабка, соседка его, не вовремя вернулась. А не должна была в этот день вернуться совсем: она подслушала разговор двух старух – баба Лиза к родне в деревню с ночевкой собиралась. Ладно, вопрос с ней решился сам собой. Не жалко старую грымзу ни капельки. И кота ее вшивого тоже. Почему же не взорвалось – то? Все она сделала правильно: окна закрыла, газовые краны открыла, свет выключила. Стоп! Свет! В коридоре оставила, заторопилась! Вот, дура! Ну, хорошо. А выстрел? Как было не попасть с такого расстояния? Она же стрелок неплохой, отец поднатаскал все – таки втайне от мамочки. Ну, не снайпер, но все же! В последний момент рука дернулась. А все эта тетка виновата, которая в беседке сидела. Она эту беседку для позиции облюбовала, темно там – глаз коли. А перед подъездом свет. Очень удобно. Тебя не видно, мишень ярко освещена. А эта уселась там и сидит. Пришлось за мусорными бачками прятаться. Но самое главное, эта клуша еще за ней рванула. А в папочкиных кроссовках не набегаешься. Один потеряла, ну да не страшно: размерчик – то не женский. Будут мужика искать. А что эта же тетка делала в больнице у него? Может, работает там? Нехорошее совпадение какое – то. А если она, Лера, ошиблась? И влюбился он не в ту соплюшку с экрана, а в эту тетку. Нет, быть не может. Он нес девчонку на руках и смотрел на нее, как на единственное сокровище. Так смотрят только любя. Недаром, когда она увидела тот репортаж о взрыве, первая мысль, которая появилась – все, теперь она его потеряла навсегда. Даже, зная обо всех его походах налево, она никогда не беспокоилась. Мужики гуляют все. Без исключения. Даже, когда они развелись, она знала точно, что это временно. Он вернется. А штамп в паспорте можно поставить и во второй раз. Уйдя от нее, он монахом не жил, нет. Но все его подруги были так, на один день. Она чувствовала это. А ушел он из – за отца, и только. Папочка уж слишком давил его своими генеральскими погонами. Но он же успел привыкнуть к комфорту, кто же уходит от таких благ добровольно? И иномарка подарена папенькой, и звание генеральского зятя много значит. Не могло ему это не нравиться! Папа правильно сказал ей перед разводом – пусть поживет в коммуналке, на полусырых пельменях и китайской лапше, в метро поездит. Нахлебается такой жизни, и вернется. В первый же раз, когда уходил, прибежал! И сейчас бы пришел назад, только эта малолетка подвернулась. Неужели вот так просто: бац – и любовь? А девочка похожа на нее, Леру, в молодости. Такая же тоненькая, с изящными ручками и красивой головкой. Как же нежно он на нее смотрел… Крупный план на весь экран дали! И глаза его кошачьи, бесстыжие.
Что же в больнице произошло? Почему сорвалось? Хлористый калий она в систему без проблем ввела, хоть и медик она до конца не состоявшийся. Он ничего заметить не мог, спал крепко. А сон плавно должен был перейти в…Может быть, эта тетка догадалась, когда вошла? Что она – ясновидящая что ли? Тогда почему он жив? И опять ничего не получилось! Теперь он очухается и достанется той сопливой девчонке. Она бы сделала еще одну попытку и еще одну, если бы понадобилось! Но ей помешали. И кто? Мамочка. Черт ее дернул уборку затеять в ее комнате! Сто лет не заходила, а тут приспичило. Хотя она, Лера, сама виновата, нужно было пистолет отцу в ящик положить. Ну, забыла! Забросила подальше под кровать и забыла.
Когда она поняла, что мать нашла оружие, запаниковала сразу. Дома матери не было. Значит, уже куда – то побежала за советом. Куда она может ломануться? Только к зятьку любимому. А если мать уже знала, что в того стреляли? Они же перезваниваются регулярно! Тогда связать все в единый узел не проблема. Что они делать будут? Мать с ее честностью и ее, Лерин, бывший муж? Совсем некстати, мент! Вот тогда она и испугалась по – настоящему. Схватила паспорт, вещи кой – какие, деньги, – и вон из квартиры. На автобусе до Московского шоссе доехала, а там в первый попавшийся трейлер с иногородними номерами села. Азеры эти, уроды, обманули. Обещали довести до Уфы, а сами отодрали по полной, водкой напоили и выкинули на обочину. Деньги и мобильник отобрали. Хорошо, паспорт оставили.
