– Мы будем носить винтовки за спинами, чтобы вам их видно не было, – успокоил ее Бюргер.
– Голоса разделились поровну. Остальные, надо понимать, воздержались, – подвел итог голосования Калигула. – Что ж, будем искать компромисс.
И компромисс был найден. Решили провести мирную манифестацию, все-таки выдав оружие желающим, но, под страхом исключения из партии, запретив его применять.
– Теперь осталось утвердить дату проведения демонстрации, – сказал Калигула. – Предлагаю первое мая. Устроим настоящий праздник трудовому народу.
На следующий день вице-губернатор и начальник ГСБ Мостовой собрал срочное заседание Думы. На повестке дня стоял один вопрос: противостояние оппозиционерам, затеявшим массовую демонстрацию с оружием. Повестка вызвала бурное негодование присутствующих, ибо в памяти депутатов и чиновников губернского аппарата сразу всплыли телевизионные репортажи из стран, где подобные манифестации заканчивались битыми стеклами витрин. А когда Астриль напомнил, что бьют не только витрины и людей, но и жгут личный автотранспорт, в зале повисла тревожная атмосфера.
– Нужно срочно закрыть наши автомобили в бронированных гаражах! – воскликнул Пухов.
– Лучше бы вы Пенсионный фонд забронировали, – сказал прокурор.
– На что вы намекаете?! – взвился толстяк.
– Не намекаю, а говорю прямо: в вашем деле много неясностей. И мы еще вернемся к этой истории.
– После того, как вы закончите строительство своей виллы на побережье? – ехидно спросил Пухов.
– Вилла не моя, а сына, – сказал прокурор.
Беспокойство передалось и чертям Ге первого, они занервничали, заметались по одежде хозяина. Ге первый пытался их успокоить ласковым словом, задобрить карамелью, которую специально для них носил в баночке, но это не помогало. Привел чертей в чувство Ге второй, который, бросившись помогать близнецу, не рассчитал силы удара и прихлопнул милующуюся парочку, сидящую у брата на правом плече. Черти разрыдались и занялись приготовлениями к похоронам погибших товарищей.
– Вот и с манифестантами надо так, – заявил Ге первый. – Хватит с ними либеральничать!
– Губерния в опасности! – подхватили Астриль и прокурор.
– Применить силу и разогнать их к чертовой бабушке! – неслось из зала.
– Не трогайте нашу бабулю! – завопили черти.
– Поднять народ и крестный ход провести. С хоругвями. Супротив хоругвей наши враги не устоят, – предложил Карачумов.
– Полагаю, мы еще в силах защитить губернию от посягательств без пролития крови и без излишней ажитации, – заявил Французов, глядя на Мостового. – Антон Антонович, я прав?
– Безусловно. Мы установим комендантский час, усилим охрану почты, вокзала и других правительственных зданий и введем цензуру в средствах массовой информации. И вот еще что, Вольдемар Викторович. Мы с вами уже говорили, что губернатору целесообразно выступить на телевидении и призвать население к спокойствию, – напомнил Французову старый разговор Мостовой. – Сейчас самое время.
Предложение Мостового поддержали единодушно и, не медля, созвонились с телевидением, заказали нужного политического обозревателя с командой, а режиссировать предложили Карачумову. И обозреватель, и Карачумов стоили дорого, но кто же экономит на интервью губернского властителя?
Первый канал отозвался на зов генерал-губернатора немедленно. И спустя двадцать минут в кабинет Французова явилось человек сорок телевизионщиков – редакторов, операторов, техников и помощников.
Первым делом телевизионщики под руководством Карачумова переставили в зале заседаний всю мебель, затоптали палас и намусорили, разбросав по полу грязные кабели прожекторов и черновые листы сценария, а также разбили операторским краном хрустальную люстру. За этими важными делами провозились до обеда, затем устроили короткий перерыв. Чтобы особенно не расслабляться, послали помощника режиссера только за пивом и гамбургерами. Французов хотел предложить им пройти в столовую, обслуживающую депутатов, и по-человечески пообедать, но Пухов успел шепнуть ему на ухо, что телевизионщики обедают исключительно с горячительными напитками, и потому обед может перерасти в ужин, а ужин – в завтрак.
Пока телевизионщики поедали гамбургеры, редакторша каллиграфическим почерком писала для генерал-губернатора тезисы обращения к населению. Вначале Французов сказал, что обойдется без тезисов, но от суеты, созданной телевизионной бригадой, у него разболелась голова, и он согласился прочитать обращение, подглядывая в бумажку.
– Формат обращения – десять минут. Постарайтесь уложиться в восемь, чтобы осталось время для рекламы пасты, – попросила губернатора редакторша. И, видя удивление Французова, объяснила: – Реклама итальянских макаронных изделий нас кормит, ваше превосходительство. Без нее все губернское телевидение по миру пошло бы.
Французов за время подготовки к съемкам так утомился, что смирился и с соседством макарон, и с толстым слоем грима, нанесенным на его лицо гримером, и бумажкой, по которой должен читать свое обращение. Впрочем, грим пригодился, губернатор выглядел в кадре молодым и бодрым.
За время своего восьмиминутного выступления он успел коснуться многих вопросов. Начал, как принято, с международной политики, затем перешел к экономическому состоянию губернии, пообещав, что в ближайшее время кризис кончится, дал положительную оценку преобразованиям в сфере озеленения деревень и призвал очистить от мусора прибрежную полосу тундры, сделав ее пригодным для гнездования пингвинов.
– Даже в кризис нельзя забывать об окружающей среде, – горячо убеждал он зрителей первого канала.
И только в конце речи Французов обратился к теме, которая собственно и послужила причиной его срочного появления в эфире.
– Готовится провокация, спровоцированная спецслужбами партнеров, – сказал он. – Но вы должны понимать, что только душевнобольные люди могут стремиться сместить режим, при котором наше доброе и талантливое население распрямилось и обрело уверенность в завтрашнем дне. И я прошу всех добропорядочных граждан первого мая соблюдать спокойствие. Отдыхайте и не поддавайтесь на провокации, мы сумеем дать отпор кучке сумасшедших отщепенцев.
Антон Антонович, как только выключили камеру, одобрительно зааплодировал. Черти, успевшие к этому времени похоронить и помянуть трагически погибших молодоженов, устроились на плечах кормильца и восторженно запели хором. Ге первый выступил солистом.
Ге второй быстро зажал брату ладонью рот.
– Молчать, недоумки! – приказал он чертям. – Не до вас сейчас, Отечество в опасности!
– Отечество опасности! – заорали черти и затянули: – Солдаты в путь, в путь, в путь, а для тебя родная…
Ге второй с трудом вытащил брата вместе с его чертями из зала.
План манифестации готовился в имении Самсона в атмосфере строжайшей секретности.
– Предлагаю утвердить флаг, с которым выйдем на улицы. Он должен быть оранжевого цвета, – предложил Калигула.
В дискуссию вмешались Бюргер, Долорес и блондинка из ЛДПр. И их вмешательство чуть не привело к расколу блока СДРП.
Блондинка заявила, что цвет флага должен быть алым.
Долорес предложила флаг камуфляжного цвета, в память о воинах, погибших в боях за Отечество.
– Все это чушь, – заявил Бюргер. – Флаг должен быть двухцветным, черным с золотом, каким был флаг империи.
– Но в нем, кажется, было три цвета, – сыронизировал Живчиков.
– Да, три, – согласился Бюргер. – Но мы ратуем за усеченную монархию.
– Разве мы ратуем за монархию? – удивился Самсон.
Теперь пришла очередь заявить о себе Юрику:
– Конечно! А за что еще?!
Возникла пауза, однозначного ответа на такой, казалось бы, простой вопрос у членов объединенного ЦК не было. Вернее был, но у каждого – свой.
Девственницы объяснили, что борются за запрет сексуальных связей в критические дни.
Отец Арсений заявил, что церковь борется за возврат народа к национальным традициям домостроя, и т. д. и т. д.
Дискуссия быстро утратила парламентскую вежливость и приобрела формы базарной разборки. Девственницы, готовясь к контактным боям с единомышленниками, достали маникюрные приборы и принялись точить ногти. Сохранила целостность СДРП(б) Диана, случайно зашедшая на обсуждение.
– Кто за что хочет, тот пусть за то и борется. Победим, тогда и поймем, за что боролись. А знамя должно быть многоцветным и неопределенным, как картины кубистов, – сказала она. – Главное, чтобы все в нужный час оказались в нужном месте. – И, позвонив в колокольчик, велела горничной принести графинчик с настойкой.
Настойка заставила спорщиков быстро прийти к консенсусу и согласиться на многоцветное знамя. Конфликт зачах.
– Ленч готов, господа, – сообщила горничная.
За ленчем, состоящим из девяти перемен, вели себя спокойно: за каждым стулом стояли слуги, и их присутствие заставляло сдерживаться. Затем перебрались в кабинет и за кофе уже совсем без эмоций обсудили маршруты различных групп по улицам к площади Дружбы. При обсуждении маршрутов конфликт дальше мелких не пошел, превосходный бразильский кофе действуют, как известно, благотворно не только на желудок, но и на нервную систему.
