Оставалось последнее: Иван Иванович набрал номер Евгения и попросил его срочно через тамошнюю резидентуру выяснить, через какое агентство Мэри Робертс заказала себе Санта-Клауса, и можно ли договориться таким образом, что его роль возьмет на себя приезжий Дед Мороз из России – за что агентство получит столько денег, что им в жизнь не заработать даже за три рождества.
Уже ночью Ивану Ивановичу позвонил помощник Евгения и доложил, что его поручение выполнено, и его ждут в агентстве Санта-Клаусов в Мельбурне утром двадцать четвертого декабря, чтобы полностью ввести в курс дела. И что задаток уже переведен на счет агентства. Помощник (которого звали Шульц) не стал вдаваться в подробности – как у них так ловко получилось провернуть это дельце, да Иван Иванович и не спрашивал. Он всегда щедро оплачивал такие услуги, а за оперативность и точность платил вдвойне – так что ребятам Евгения было, за что стараться.
Утром все отъезжающие собрались в аэропорте. Они летели компанией «Lufthansa» первым классом, что, конечно, гарантировало им настоящий комфорт и шикарное обслуживание в полете. Не говоря уж о безопасности – что, согласитесь, стоит многого. У нормального человека волосы встали бы дыбом от цены билетов, но Иван Иванович мог себе это позволить – тем более, что вновь и в который уже раз, летел отбивать свою Машу у конкурентов!
Пока шло оформление, пока Иван Иванович со свитой отдыхал в VIP-зале, Андрейка с видимым интересом разглядывал Кристину, которая время от времени отвлекалась от оживленной беседы с Рабочевым и строила ему глазки. И Андрейка краснел и пытался уткнуть лицо в пол, на что Кристина заразительно смеялась и вновь переносила свое внимание на Рабочева. А Иван Иванович просто полулежал в кресле, закрыв глаза – ему было хорошо и спокойно на душе!
Потом они загрузились в самолет. Вернее, загружались все другие, а Иван Иванович с домочадцами, свитой и наемным персоналом прошел в салон, как настоящий белый человек, и даже по отдельному трапу. В первом классе они были одни. А сам салон представлял собой отдельный отсек рядом с кабиной пилота с собственным санузлом, шикарными огромными креслами, по желанию трансформирующимися в настоящие кровати, и обслуживанием по классу VIP и All-Inclusive. К услугам пассажиров здесь было все, включая черную паюсную икру и дорогое французское шампанское, которое, впрочем, уже всем давно надоело. А Андрейка и вовсе пока не пил, а просто полдороги играл в Gameboy, а оставшуюся половину спал, читал и кушал.
Иван Иванович отгородился от всех наушниками и удобной мягкой подушечкой под голову, смотрел кино про своих любимых ковбоев и индейцев и иногда впадал в некое состояние полудремы, через которое то и дело пробивались громкие звуки от выстрелов из «Кольтов» и истошные завывания апачей, снимающих скальп с очередного белого демократизатора.
Кристина с Рабочевым, в отличие от Ивана Ивановича с Андрейкой, проводили время вместе. Иван Иванович еще в самом начале их воздушного путешествия дал Кристине добро развлекаться, как ей будет угодно. И не просто развлекаться – а действовать смело и решительно и прибрать Рабочева к рукам – вернее, к ногам и между ног.
Здесь, конечно, стоит сделать некоторое отступление. Как, наверное, читатель помнит, еще в начале года (а сейчас было 23 декабря) Иван Иванович испытывал по отношению к Кристине видимые невооруженным глазом приступы ревности, но потом это чувство притупилось, а вскоре он вообще стал воспринимать ее, как отдельную боевую большевистскую единицу, которая имеет право на самостоятельную жизнь. И может проводить время, как хочет. И с кем хочет.
Наверное, кому-то это может показаться странным, но такое поведение Ивана Ивановича имело под собой вполне понятное логическое обоснование. Слишком тесная связь с Кристиной давала ей право в той или иной мере претендовать на часть имущества Ивана Ивановича – что, конечно, недопустимо. Второе обстоятельство было не менее важным – теперь никто из соратников по партии не мог обвинить Ивана Ивановича в мелкобуржуазных (превалирующими над общественными) частных замашках – а именно в том, что он не желает делиться своей собственностью с другими. Под собственностью подразумевалась, конечно же, не сама Кристина – как личность, которая ничьей собственностью быть по определению не может – но ее способность доставлять радость другим. И, позволяя Кристине жить, как ей вздумается, Иван Иванович одновременно убивал всех зайцев – он и сам становился независимым и отнимал у товарищей возможность давить на него авторитетом.
А сейчас к первым двум обстоятельствам добавилось и третье – на данный момент самое важное. Оно отражало всю суть момента: Иван Иванович летел к своей официальной супруге, и ему никак не улыбалось, что Кристина предстанет перед ней в качестве любовницы самого Ивана Ивановича. Пусть лучше в данный момент у нее будет новое романтическое увлечение – да вот хотя бы Рабочев! А коли так, то мы можем смело утверждать, что Иван Иванович практически своими руками (и жестами, и вербальными наставлениями) толкнул Кристину в объятия Рабочева.
Конечно, несмотря на свой настоящий проверенный пролетарский характер и стойкую революционную выдержку, Рабочев никоим образом не был способен устоять перед шармом Кристины. Да, признаться честно, и не хотел. И скажите на милость, если такая бабочка сама летит на огонь, разве ж можно от этого отказаться! Да никогда – и никакие узы брака или обещания, данные другой женщине, не удержат! Ведь такова настоящая мужская сущность – использовать любую возможность без сомнений и глубоких переживаний. Пускай они останутся на долю настоящих женщин!
Так вот, Кристина флиртовала с Рабочевым напропалую. Начали они с того, что выпили и закусили на брудершафт и стали смотреть десятую серию отечественного эротического фильма «Эммануэль в колхозе „Тупик коммунизма“ на прополке турнепса осенью в поле». Одновременно с этим Кристина то и дело мимолетом нежными мягкими движениями возбуждала в Рабочеве лютое желание, но он, пытаясь, по крайней мере, хотя бы сохранить видимость всего лишь легкого флирта при шефе, кряхтел, сопел, громко и прерывисто дышал, но терпел, стараясь решить для себя дилемму: что для него сейчас важнее – укоризненный взор Ивана Ивановича с последующим вылетом с работы или жаркое податливое тело Кристины, которое уже практически лезет ему в трусы. Ах, если бы Рабочев только знал, что именно Иван Иванович дал Кристине негласное задание совратить его – тогда бы и не пришлось ему страдать и выбирать для себя меньшее из двух зол!
Но, впрочем, разве нас интересуют душевные томления помощника Ивана Ивановича? Вовсе нет, и поэтому мы идем дальше – вслед за жизнью, которая не предполагает остановок, но лишь тянет нас за собой. Иван Иванович, краешком глаза видя горящего, как головешка, Рабочева и наблюдая кавалерийские наскоки на него Кристины, пришел к выводу, что пора уже дать возможность этому свершиться. Сказано-сделано!
Иван Иванович откинулся в кресле, перевернулся на бок и привычно погрузился в глубокий сон, его дыхание постепенно стало глубоким и равномерным, а глаза закатились – правда, этого не было видно из-за плотно зажмуренных век и темных бархатных мягких очков, которые (наряду с берушами) всегда входят в перечень вещей серьезного путешественника. И вскоре он приобрел вид человека, глубоко спящего и получающего от этого настоящее удовольствие. А Андрейка рядом в кресле неотрывно играл в игрушку, и ему было совершенно не до того, что происходит рядом с ним.
Кристина вызвала стюардессу и попросила ее принести им с Рабочевым мягкие большие пледы и подушки. Поначалу она хотела окончательно перебраться в кресло Рабочева и быстро его совратить. Однако сложность состояла в том, что кресла в салоне первого класса хоть и были широкими и комфортными, но все же предназначались только для одного человека, но никак не для двоих. Мало того, периодически сновавшие туда-сюда стюардессы могли внести определенный диссонанс в действия Кристины – и даже сделать замечание или вовсе выдать нарушителей воздушного спокойствия, которые позволили себе некоторую близость прямо на борту воздушного лайнера, полиции по прибытии на место назначения. В общем, было, над чем подумать.
Кристина приуныла. Задача, стоящая перед ней, казалась пока неразрешимой, а зовущие страдающие глаза Рабочева не давали ей нормально сосредоточиться для мозгового штурма. С другой стороны, ведь не обязательно все делать прямо в самолете! Ведь есть еще гостиница, в которой точно никто им не помешает! Но все равно – немного обидно! От досады Кристина даже отвернулась и принялась вспоминать эпизоды из своего детства, в вольности и раздолье прошедшем на хуторе посреди тучных украинских черноземов. И вроде это было так недавно (ведь Кристине – еще всего лишь двадцать три!), но сейчас с высоты своего положения и партийного статуса она смотрела на прошлое, как будто на картинки из придуманной ненастоящей жизни, которые существовали словно сами по себе и никак не могли происходить в действительности.
