Первый – видимо, посмелее – перегнулся через перила моста и уставился в темноту.
– Убэры харю, – сказал я, – бо мэнэ вже нудыть.
– Ходимо, вуйку, – не унимался второй. – Цэ, ачэй, якась божэвильна тварюка. До крыминалу довэдэ…
Первый с сомнением покачал головой и по новой наклонился и глянул вниз. Я набрал пригоршню снега, слепил круглый шарик и запустил ему в физиономию.
– От зараза, – удивленно сказал первый, вытирая лицо. – Твоя правда, вуйку, пишлы звидсы. Бо-зна, що отому чорту ще прыйдэ в голову.
Они поспешно двинулись прочь от моста. Я встал с пенька и вскарабкался наверх.
– Гэй! – крикнул я им вдогонку. – Я набрэхав. Ничого я не чорт. Я кыйивський москаль з Бостону.
– Псых! – ответили мне уже издалека. – Скажэный. Алкоголик. Пишлы, вуйку, водкы выпъемо…
Они пропали в темноте. Я немного постоял, затем перешел через мостик и направился к турбазе.
В номере меня ожидал сюрприз: стол был сервирован парой бутылок вина, стаканами и тарелками с простенькой закуской, а на кроватях сидели, поджидая меня, Ярик и Леся с Тасей.
– Пришел, наконец! – обрадованно воскликнул Ярик. – Хеллоу, Майкл! Хау ду ю ду?
– Он что, уже выпил? – обратился я к Лесе с Тасей.
Те покачали головами.
– Девочки, вы не обидетесь, если я на минутку украду его у вас?
Те пожали плечами. Я схватил Ярика за рукав и вывел из номера.
– Это как понимать? – спросил я. – Что они делают у нас в комнате?
– А ты не догадываешься? – весело ответил Ярик.
– Догадываюсь. Мне только интересно, как ты…
– Последовал твоему совету, – объяснил Ярик. – Самостоятельно позаботился о светлом будущем. Ты кого выбираешь – Лесю или Тасю?
– А ты согласен на то, что останется?
– Вполне.
– То есть тебе все равно?
– Абсолютно.
– Ярик, это скотство.
– А ты, оказывается, моралист, да? Специалист по этике половой жизни?
– Просто ты, Ярик, никого не любишь.
– Я всех люблю! И всем готов отдаться… То есть, наоборот, всех готов отдать… Короче, Майкл…
– Кто?
– Извини… Мишка, не будь сволочью. Поддержи друга в светлом начинании. Вспомни, как мы красиво все распланировали накануне отъезда…
– Ладно, – сказал я, – пойдем. Нехорошо, когда девушки ждут.
Мы вернулись в комнату. Леся и Тася выжидательно сидели рядышком на кровати, как две неудачно сросшиеся и совершенно непохожие друг на друга сиамские близняшки.
– Прошу прощения у милых дам, – галантно улыбнулся Ярик. – Суета светских приготовлений… Милые, приятные хлопоты… К столу!
Мы расселись. Леся оказалась по правую руку от меня, Тася – по левую от Ярика. Воодушевленный Ярик откупорил вино и разлил его по стаканам.
– Предлагаю выпить за знакомство! – провозгласил он.
– Так мы же вроде уже знакомы, – удивилась Тася. Кажется, я впервые за все это время услышал ее голос.
– Это было шапочным знакомством, – объяснил Ярик. – Поезд, автобус, улица, столовая – все это убогость и нищета духа. А сегодня мы имеем честь лицезреть вас в нашем скромном, но гостеприимном жилище… Словом, выпьем!
Он был явно в ударе – должно быть, от предвкушения.
– Что-то Майкл сегодня молчалив, – заметила Леся.
– Я молчалив по жизни, – ответил я.
– Да? Не замечала.
– Потому что я застенчив и не люблю выставлять свою молчаливость напоказ. Но внутренне я молчалив.
– Шутишь?
– Нет. Просто за словами нужно уметь расслышать молчание.
Ярик разлил по новой.
– А теперь, девоньки, выпьем за вас! – объявил он.
– И за вас, – вежливо откликнулись девушки.
– Хорошо, за всех вместе и за каждого в отдельности.
Мы выпили.
– А вы, девчонки, где учитесь? – поинтересовался Ярик.
– В КПИ.
– Надо же! Я тоже. Странно, что мы не встречались.
– Так политех большой…
– Эт точно. Вы на каком факультете?
– Химико-технологическом. А ты?
– На инженерно-физическом.
– А ты, Майкл?
– Что? – невнимательно спросил я.
– Где учишься?
Я чуть было не брякнул, что учусь в инязе, но вовремя вспомнил, что я американец.
– В художественном, – сказал я.
– Да ты что! – восхитилась Леся. – Ты еще и художник?
– Что значит «еще»?
– Ну, кроме того, что ты… – Она замялась.
– Американец?
– Да…
– Леся, должен тебя разочаровать, американец – это не профессия.
– Я понимаю… Извини, я не то хотела сказать… Майкл, а ты нарисуешь мой портрет?
– Увы, – сказал я. – Не могу.
– Почему?
– Я давал клятву Леонардо.
– Какому Леонардо?
– Не какому, а какого. Леонардо да Винчи. Все, кто поступает в художественный институт, дают клятву Леонардо не рисовать и не писать портреты живых людей, пока не овладеют тайнами мастерства. Первая заповедь художника – не навреди.
– Снова шутишь?
– Я серьезен, как паровой каток.
– Значит, не нарисуешь?
– Нет. Я не могу нарушить клятву. Для меня это дело принципа.
– Ты такой принципиальный?
– Конечно. Принципы для меня – святое. Ради принципа я человека убью.
– Кошмар какой! – Леся на всякий случай от меня отодвинулась.
– Не бойся, – усмехнулся я. – Один из моих принципов – не убий. Как в Библии. Я сам ему следую и другим спуску не дам. А если кто вздумает этот принцип нарушить, я его зарежу.
– Девочки, не обращайте внимания, – вмешался Ярик. – У Майкла чисто американское чувство юмора.
– Мы его прощаем, – улыбнулась Леся.
– Спасибо, – сказал я. – Хорошо быть американцем. Если я сейчас открою окно и помочусь в него, это не отнесут к моей невоспитанности, а спишут на мое американство. Попробовать, что ли?
Я встал. Ярик и Леся с Тасей испуганно глянули на меня. В это время в дверь постучали. Ярик досадливо поморщился.
– Войдите! – излишне гостеприимно сказал я.
Дверь открылась, и в комнату зашли Серега и Павел. Серегины руки были заняты стаканами, Павел нежно и трогательно прижимал к груди большую литровую бутыль с полупрозрачной жидкостью.
– Привет, – сказал Серега. – Не помешали? Решили, типа, нагрянуть к вам, по-простому, по-соседски.
– И отлично сделали, – заявил я. – Что это у вас в бутылке?
– Самогон, – ответил Павел. – Бабкин. У меня бабка под Васильковом живет, такой первач гонит… Лучше всякой водки. Мы это, подумали: грех, чтоб американец нашего самогону не попробовал… А мы точно не мешаем? – Он глянул на Лесю с Тасей.
– Как можно! – искренне воскликнул я. – Гость в дом – Бог в дом. Два гостя – два бога.
– И самогон, – напомнил Серега.
– Точно, – кивнул я. – Святая троица. Присаживайтесь, пацаны.
Серега с Пашкой присели на краешек кровати. Ярик бросил в их сторону косой взгляд. Леся поправила прическу. Тася глянула под ноги. Чтобы заполнить эту неуютную паузу, я спросил:
– А что, урожаи под Васильковом в том году были хорошие?
– Чего? – не понял Павел. – Какие урожаи?
– Ну что там у вас растет.
– Все у нас растет.
– И хорошо растет?
– Нормально растет.
– А в прошлом году?
– Что в прошлом году?
– Нормально выросло?
– Нормально.
– Хоть одна приятная новость.
– Может, самогону выпьем? – предложил Серега.
– Отличная идея! – оживился я. – Девочки, вы как?
– Ни в коем случае! – возмущенно ответили те.
– А ты, Ярик?
Ярик глянул на бутыль, затем на девушек и с видимым сожалением покачал головой.
– Как хотите… А мы с ребятами выпьем, верно?
Серега и Павел кивнули.
– Майкл, не пей, – сказала Леся. – Ты не знаешь, что такое деревенский самогон.
– Где уж мне, – хмыкнул я. – А ты знаешь, что такое американский муншайн?
– Нет.
– Жуткий самопал.
– Ты что, его пил?
– Ведрами.
– Тебе ж двенадцать лет было, когда ты из Америки уехал!
– Было двенадцать, стало двадцать один. Цифры поменялись местами, а суть не изменилась. Наливай, Павел.
Павел аккуратно открыл бутыль и так же аккуратно разлил самогон по стаканам.
– Ну, – сказал Серега, поднимая стакан, – предлагаю выпить…
Закончить он не успел – в дверь снова постучали.
– Между прочим, прекрасный тост, – заметил я Сереге. – Войдите!
Новым гостем оказался Витя Богданович. На сей раз он был одет по-домашнему – в спортивный костюм и войлочные тапки без задников. В руках он держал пластиковый пакет, внутри которого что-то многозначительно позвякивало.
– Не помешаю, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он. Затем бросил взгляд на стаканы и бутыль и с укоризной добавил: – Пьете… А у нас, между прочим, завтра с утра лыжное мероприятие в Ворохте.
– А что, в Ворохту пьяных не пускают? – поинтересовался я. – Это село повальной трезвости?
– У нас государство повальной трезвости, – серьезно заявил Витя. – В свете последних решений ведется повсеместная борьба с пьянством…
– Не понял, – сказал я. – Если в государстве повальная трезвость, почему ведется борьба с пьянством?
Витя подумал и ответил:
– В профилактических целях.
– Понятно, – кивнул я. – Какое оружие лично ты припас для борьбы?