– Кто это был?! Блядь, ты можешь мне объяснить, кто это был? Кого вы увезли?! – У меня начинается приступ панической атаки.
Я вдруг ощущаю в квартире нестерпимую вонь, какая бывает на вокзалах, в местах ночевки бомжей.
– Чувствуешь? – вожу носом. – Откуда такой мерзкий запах? Чувствуешь?
– Оттуда, – Макс указывает на дверь второй комнаты, которую я сразу не заметил.
В комнате кромешная темнота, стены обиты черной поглощающей тканью, вроде той, что используется на звукозаписывающих студиях.
– Это студия «Эбби Роуд», что ли? Он тут диск записывал? – зажимаю я нос, борясь с диким приступом тошноты.
– Этот человек сидел здесь. – Макс заходит в комнату и моментально растворяется в темноте. – Двойник его к батарее наручниками приковал. – Макс чем-то глухо позвякивает, добавляет еще какие-то комментарии, но я уже ничего не слышу. В ушах начинает звенеть одна нота, и я думаю: «Как бы не отключиться, как бы мне здесь не вырубиться».
– Спокойно, спокойно, слышишь? – Макс трясет меня за плечи. – Скоро все узнаем.
– Что мы ЕЩЕ, мать твою, узнаем?!
Мент встает к входной двери, чтобы я не вырвался из квартиры.
– Сядь, – Макс толкает меня на стул, – воду держи. Пей. Еще пей. – Он не дает мне встать, пока я, давясь, не высасываю пол-литровую бутылку «Эвиан». – Есть еще одна… вещь… пошли отсюда!
У подъезда две полицейских машины и карета «скорой».
– Залезай! – Макс дергает на себя дверцу «скорой».
– Вам не сюда, – говорит высунувшийся из салона врач.
– Нам минут пять поговорить… – Макс делает заискивающее лицо. – Это близкий родственник.
– Минут пять? – Врач выходит из машины, недоверчиво смотрит на него. – Ну если ровно пять… И вы там без самодеятельности только, поняли?
– Давай! – Макс толкает меня в салон и захлопывает дверцу снаружи.
Лицо девушки, сидящей на носилках, кажется сшитым из двух половинок. Одна похожа на кусок теста, только синего, – так все отекло. Вторая – без следов побоев, обездвиженная, с немигающим глазом и запекшейся кровью на губе. Волосы, слипшиеся от пота в колтуны, как у нечесаной афганской борзой. И запах. Омерзительный запах гниющей плоти. Как там, наверху. Увидь я ее при других обстоятельствах – не узнал бы. Или не поверил бы, что это она. Но все последнее время научило меня тому, что только самое невообразимое, самое невозможное, кажущееся галлюцинацией или расстройством психики – и есть реальность.
– Ты живая, – выдавливаю я.
По щеке Жанны, той, где нет кровоподтека, катится слеза.
– Ты живая, – говорю и бессильно опускаюсь рядом с ней на носилки.
Сидим молча минут десять. Слышно только, как жужжит, ударяясь о стекло, залетевшая в салон муха.
– Как ты? – голос хриплый, будто не мой совсем.
– Он… он убьет меня, – шепчет Жанна, будто сама с собой разговаривает.
– Это ты уже проходила. Кстати, как вы это устроили? Там… в отеле…
– Грим…
– Долго репетировала роль убиенной?
– Так… – Она пожимает плечами. – Тренировались.
– Это он придумал? – Жанна отрицательно мотает головой. – А если бы ты… А если бы я понял, что ты притворяешься?
– Никто бы не понял в твоем состоянии. В психологии это называется аффект.
«И кто бы мог представить, – думаю я, – все это время косить под неопытную, глупую сучку, а по итогу оказаться практически судмедэкспертом». Меня накрывает приступ животной злобы. Я сжимаю руками поручни кресла, чтобы не залепить ей прямого в ухо. Видимо, Жанна это чувствует. Сидит вполоборота, не поворачиваясь ко мне лицом. Спина напряженная, пальцами вцепилась в колени.
– Зачем вы Оксану убили? Она же не понимала ни черта.
– Поняла.
– Чего ты врешь?! Какой теперь в этом смысл? Ты ее из ревности убила, так ведь?
– Не я. В тот день, когда ты из гостиницы сбежал. Он ее у гостиницы встретил в то утро, рядом с твоей машиной. Предложил к ней домой заехать, за забытым ноутбуком. А она его про какой-то вокзал спрашивала, я точно теперь не вспомню. В общем, вычислила она его. Ну и…
– То есть сколько-то месяцев не «вычисляла», а в тот день вычислила?
– Не было у них никаких месяцев. Он с ней несколько раз поужинал, один раз после ужина они поехали к ней домой. Но что-то там пошло не так, и он свалил, забыв компьютер. Потом три дня ходил как ошпаренный, «лишь бы она его не открыла, лишь бы она его не открыла». Предлагал мне к ней съездить, забрать ноутбук, якобы «меня Володя попросил», но я не поехала, а потом…
– А потом Оксану грохнули, а тебя на цепь посадили. Это он тебе так за ноутбук отомстил?
– Практически. Потом ему стало не хватать телевизора, издателей, твоих друзей, твоих читателей. В какой-то момент стали нужны твои женщины, потом твой ребенок. Ему все время казалось, что ты все еще можешь изменить, поэтому забрать нужно было все до конца. Он начал сходить с ума, решил с твоей бывшей воссоединиться. Я сказала ему, что очень опасно…
– Сходить с ума?! – ору я. – Господи, что ты несешь? Что ты несешь?! То есть с самого начала он был нормальным, а потом стал сходить с ума? Вы же оба ебанутые маньяки, только вас не лечить надо, а валить сразу!
– Что тут у вас? – открывается дверь, и в салоне появляется голова врача. – Вы ее бьете, что ли?
– Не бью. Простите, дайте мне еще пять минут.
– Дайте ему еще время! – Из-за спины врача видно Макса. – Я вас очень прошу.
– Ладно. Только не орите так громко. Люди же мимо ходят! – Врач закрывает дверь.
– Я не думала, что он псих. – Жанна наконец поворачивается ко мне. Побои делят лицо на две части, как маску «Мистера двуличия» или как там злодея в «Бэтмене» звали? – Сначала мне казалось, что он просто аферист. Милый обаятельный аферист. А потом… еще до того как он к твоей бывшей подкатил… в ту ночь. Да, точно, после того как он Оксану убил… тогда все ясно стало.
– Где ты его нашла? Хотя какое теперь это все…
– Он появился месяцев шесть или семь назад. Конец февраля – начало марта… Точно, начало марта. Мимозу только начали продавать. И снег везде, как пломбир тающий. Грязно-серый пломбир. Я вылезаю из машины перед офисом и ногой прямо в этот вонючий, талый сугроб. Чуть ли не по колено. И телефон туда же. Матерюсь страшно, а тут ты… То есть сначала огромная мохнатая ветка мимозы, а за ней – ты. А я стою враскоряку. Одной ногой в сугробе, другой – в машине. Лицо дурацкое-дурацкое. Секунду назад готова была убивать. Дворников, водителей снегоуборщиков, мэрию нашу чертову. А тут вдруг… счастье. – Она поднимает с пола пластиковую бутылочку, делает несколько глотков. – Потом мы пошли в кафе, ты мне рассказывал про грядущую презентацию новой книги, спрашивал, где ее лучше провести.
Потом ты пропадал… потом опять появлялся. Мы начали встречаться. Ничего особенного, обычное начало ухаживаний. Ты же знаешь, как это бывает. А потом был Питер, четыре месяца назад, до гастролей, помнишь?
Я обхватываю руками голову, зажимаю уши, закрываю глаза. Я пытаюсь как-то уложить в голове весь услышанный бред, но мысли крутятся только вокруг Оксаны. Жанна продолжает говорить. Я не особенно хочу вслушиваться, но слова звучат гулко, как из пещеры.
– Я же думала, что мы наконец объяснимся. Я тогда, в гостинице, практически в любви тебе призналась. А ты… ты смотрел на меня как на встреченную на улице дворнягу… Хотя нет, дворняга эмоции вызывает, а ты смотрел на меня как на мебель. И фраза эта в конце, как водой в лицо: «Твоя избыточная энергетика меня пугает». Помнишь?
– Нет, – честно отвечаю я.
– Я потом рыдала как дура, до утра. Ты же не знаешь, как это, тебя никогда не отшвыривали, как тряпку, правда?
– Вы скоро? – Врач опять просовывает голову в салон. – Нам ехать пора!
– Скоро! Дверь закройте, пожалуйста! – металлическим голосом отвечает Жанна.
Врач испуганно закрывает дверь.
– А потом была Москва, – продолжает она. – Ты появился на третий день после нашего приезда. Приехал с цветами ко мне домой. Мы сидим на кухне, разговариваем, а у меня какое-то странное чувство. То ли я с ума схожу, то ли ты. Я ему пару вопросов про Питер, а он отвечает как-то невпопад, будто его там не было. Тут я его и вскрыла. Просто сказала: «Ты же не Богданов, правда?»
– Страшно было? – зачем-то интересуюсь я.
– Не-а. Ты меня той ночью так размазал, уничтожил, что у меня никаких эмоций не осталось.
– И что он тебе ответил?
– Он говорил, что ему ничего не нужно. Он просто хочет быть рядом. Увидел меня на твоих чтениях и влюбился. Стоял на коленях, просил прощения, умолял. А я слушала это до трех утра, потом выгнала его, конечно, а он, в дверях уже: «Прости за то, что воровал тебя у него». Выпила две бутылки вина. Не брало. Выкурила пачки… да кто ж их считал в ту ночь?
– А потом ты решила мне мстить, да? План вдвоем придумали, всех расставили на свои места. Все просчитали, твари!
– Вдвоем? Сначала думала, что вдвоем. А в конце, видишь, как оказалось… оказалось, что я не соавтор, а так… – Она машет рукой в сторону. – Просто часть плана.
