Молодец Захар, надоумил дурака! Или ему Петренко посоветовал? Впрочем, какая разница? Он ведь не знал, что Грачёв слышит эти слова. Значит, получит сегодня сюрприз. Конечно, не в Захаре тут дело, просто Всеволод сам мучился вопросом – как успокоить совесть? И хотя это уже отдавало шизофренией, он хотел как бы перевоплотиться в брата, сесть за его стол и возобновить все Мишкины дела с того места, где они были прерваны.
Милорадов поймёт – у него два старших брата погибли на фронте. Они пошли добровольцами, хотя оба могли получить бронь. Он-то войдёт в положение, не будет в обиде. А вот со Светкой труднее разговаривать. Деньги придётся передать через маму Лару, скорее всего. А то решит, что братец откупиться хочет, хотя средства-то совсем не его. Да что бабе в таком состоянии докажешь? Сам думал бы точно так же, и надо понять других.
Рапорт с первого раза получился кратким и убедительным. Всеволод написал его сразу, без помарок, неожиданно красивым почерком. Закончив, расписался и поставил число – 1 февраля 1991 года. Потом подумал и перевернул страницу висящего на стене календаря с картинами из лучших музеев мира. Наверное, Сашкина сестра или зять подарили к Новому году.
Всеволод помахал листком в воздухе, чтобы наверняка не размазать чернила. Потом сунул рапорт обратно в блокнот, поставил кейс на колени и уложил туда пачки Юркиных денег. Глаза защипало, в нос и в горло словно вонзился миллион крохотных иголочек. Ну, у Сашки и племянник – мировой парень! Какое же он болоно? Умница, широкая натура; не только языком работает, но и делом помогает. Таких людей Всеволод за свою почти тридцатилетнюю жизнь ещё не встречал. Не вообще хороших, а именно вот таких! Юмор Юрия Владимировича, правда, не всем понятен – отсюда непонимание и насмешки.
Из Сашкиной комнаты слышалось бормотание «Спидолы» – поздравляли с юбилеем спикера российского парламента Бориса Николаевича Ельцина. Грачёв усмехнулся, вытащил из кобуры уже прославленный свой пистолет, который вчера так и остался с одним патроном. Приложил холодную сталь к губам и посидел так немного, вспомнил, как стрелял по убегающим бандитам. А теперь придётся навсегда попрощаться с верной «волыной», которая спасла его честь…
Потом Грачёв аккуратно уложил все вещи в «дипломат», щёлкнул двумя замочками. Сделал он это вовремя, потому что Саша вышел из своей комнаты.
– Доброе утро! – вежливо поздоровался он, еле ворочая языком. – Ты давно проснулся?
– Только что, – соврал Грачёв. – Сразу оделся – невозможно терпеть. Сашок, ты прости меня за вчерашнее! Ну, понимаешь, что я имею в виду. – Он растолковал молчание Минца не совсем верно и нетерпеливо уточнил. – Так прощаешь или нет? Во, разнесло-то тебя, блин…
– Я заслужил, Сева! – горячо возразил Минц. – Провинился и получил. Теперь сам удивляюсь, как глупо, неподобающе себя вёл. Должен был у кого-нибудь раньше спросить, что случилось. Видел же, что у нас опять ЧП какое-то. А тут ты идёшь – весь в чёрном, и шарахает тебя от стены к стене. Где бы мне хоть немного мозгами поработать, я начал заливать про девочек. Сам бы себя ещё раз двинул, честное слово!
– А кто звонил-то так рано? – невинным тоном спросил Грачёв.
Саша сел на его постель и прищурился:
– Горбовский, ещё из дома. Теперь он коммутатору не доверяет. Сказал, что успел навести справки относительно Стеличека, крестника моего. Его ведь не было в Шувалове, и мы решили узнать…
– И где же он, интересно? – Грачёв украдкой посмотрел на часы.
– В Праге, у отца. С двадцать восьмого января. Он звонил тебе из «Шереметьева-2», а через полчаса прошёл пограничный контроль. Прав оказался Квежо Габлая – у него железное алиби. Разговор-то не записан на плёнку, так докажи, что он имел место!
– А тот телефон? Ну, на канале Грибоедова? Действительно связной?
– Да, там тоже формально всё чисто. Конечно, если покопаться, можно вытащить некоторые подробности. Но быть знакомым со Стеличеком – ещё не преступление, как ты понимаешь. Кстати, он, хоть и писал, и звонил, но был против радикальных мер. Предполагал, что это плохо кончится, и потому отвалил. – Минц встал с тахты, пощупал опухоль на щеке. – Ладно, проехали. Пойду, завтрак организую, чтобы папу не тревожить. – Он зябко закутался в ватный халат с атласными отворотами. – Нам уже к половине десятого надо быть в Управлении. Кстати, что на коммутаторе произошло? Ты вчера ничего не говорил об этом. А Захар прямо чуть не плачет – так расстроен.
– Да Вера Абоянцева, заслуженный наш работник, «кротом» оказалась. На Иващугу и Жислина уже давно пахала. Оперативно передала в банду, что мы с Мишкой к нему домой поехали, а не куда-то ещё. Теперь думаю – не позвони он Светлане, мы проскочили бы. Да кто же мог знать? Вся кодла нас там уже поджидала. Их люди на опознании её уличили. Теперь действительно никому верить не будешь, а в нашем деле без этого нельзя.
– Ничего себе! – Минц даже пошатнулся. – Вера обманула доверие… Извини за каламбур, тебе не до шуток. Я её знал, но не очень близко. А вот Тенгиз прямо-таки в восторге был от Верочки! Я батоно столько раз с коммутатора вытаскивал, когда он там лясы точил и пил чай с сушками или с сухарями! Казалось, женщина могла бы что-то получше приготовить, раз других угощать хочет.
– Ну, а лично ты что о ней скажешь? – заинтересовался Грачёв.
– Вообще-то, теперь мне кажется, что так и должно было закончиться. Почему-то её поведение меня раздражало, но тогда предъявить было нечего. Мало ли, у кого какой характер! – Саша помолчал немного, осмысливая услышанное. – Может, обыск у неё дома сделать? Надо начальству такую идею подкинуть – и чтобы срочно! Ты не против, если я этим займусь? Вдруг след какой-нибудь обнаружится? И где гарантия, что она у нас одна такая?
– Конечно, согласен. Ты ведь и в прокуратуре работал, так что знаешь, на какие точки нажимать. Если будет нужно, я подключусь…
– Тебя могут отстранить, – немедленно предупредил Минц. – Любой ушлый адвокат скажет, что ты – лицо заинтересованное, брат погибшего. Но я тебе обещаю, Всеволод – Абоянцева у меня сядет, причём надолго. Она не только двух человек, включая медсестру, погубила. Она всех нас запятнала, опозорила. Теперь действительно каждой дырки будешь бояться – а вдруг там «крот» сидит?
– С кротами знаешь как бороться нужно? Все их норы заткнуть, кроме одной. И в неё сунуть шланг, другим концом присоединённый к выхлопной трубе автомобиля. Эта пакостники страсть как не любят смогом дышать – сразу сбегают или дохнут. Мать с сестрой в Сочи только так и делали в своих огородах…
Всеволод пожал Александру руку в знак окончательного примирения. Потом поднялся, направился в прихожую.
– Мне домой позвонить нужно. Никого не потревожу?
– Да нет, конечно, звони! Ларисе Мстиславне?
– Да. Я её мать разбудил ночью. И она сказала, что надо утром набрать, когда они с Дарьей вернутся с Лесного.
– Ну, звони! Не буду тебе мешать. – И Минц ушёл на кухню.
Всеволод набрал номер и пропустил лишь один сигнал. Лариса тут же подскочила к телефону.
– Севочка, ты у Саши? – затараторила она. – Мне мама передала. Молодец, что позвонил ей, а то бы мы с ума сошли. Только что с Дашей на такси приехали с Лесного. И, кстати, я вскоре опять туда отправляюсь, уже одна. Света сейчас осталась у свекрови, и Богдан тоже. Он сегодня в школу не пошёл. Ты представляешь, а каком состоянии эти женщины. А сколько дел нужно сделать!
– Баба Валя сказала, что Галина Павловна очень тяжело перенесла известие. Это действительно так?
– Мало сказать «тяжело»! Она сначала упала без сознания, а потом, когда очнулась, стала бредить. Говорит, что ей надо за Мишей в детский садик бежать. Якобы ему пять лет, он маленький, заблудится. И уверяет, что они проживают в Калинине, в общежитии…
– Кошмар! – Грачёв поперхнулся. – Хорошо, если это острый психоз – тогда быстро пройдёт. А вдруг на всю жизнь заклинит? Оставлять её одну сейчас ни в коем случае нельзя. Ты сегодня в каком часу вернёшься?
– Кто его знает, Севочка! Даша тоже решила в училище не идти – мне одной не справиться. Света тоже мало чего может – большей частью сидит неподвижно и смотрит в одну точку. Остались только мы. Жалко, что раньше не общались, и только теперь познакомились!
– Мам Лара, у нас с утра совещание, а потом я постараюсь заехать. Не сегодня, так завтра ты передашь Светлане кое-что… – Грачёв поймал себя на мысли, что тоже боится говорить по телефону – даже из дома.
– А что именно?
– Деньги. Саша, Юра и Лев Бернардович очень просили принять. – Всеволод опять вспомнил Юрия с ящиком в руках.
– Деньги? Много? – удивилась Лариса.
– Тысяча семьсот пятнадцать рублей. Пусть Ружецкие не отказываются – они от чистого сердца. Я рассказал им, как всё было.
– Саша? Он же с Михаилом не ладил, кажется? – удивилась Лариса.
