– Не маши так факелом, – сказал он строго. – Ты чуть мне в глаз этим факелом не попал.
Бросив кошель обратно в суму, он наклонился и поднял нож. Стоя с ножом в одной руке и факелом в другой над раскрытой походной сумой, он возвестил, —
– У Теренция написано, что-то вроде «Не тот умен, кто в ущерб родному краю ищет выгоду свою, но тот, кто в ущерб своей выгоде край родной украсил» – или что-то в этом роде. В оригинале оно намного лучше звучит, но вы не знаете языка оригинала, а посему цитировать оригинал в данном случае было бы занятием праздным. Я не люблю Теренция. Как вообще не люблю авторов, потакающих вкусам купеческого сословия. И я не помню, что мне следует теперь делать. Стражу ли звать – но стража спит наверное. Или самому вас скрутить? Или утопить? Не помню. Не подскажете ли?
Грабители переглянулись. Тот, что с поврежденной рукой, наморщил лицо и сказал, —
– Я тебя одного поймаю когда-нибудь, тогда берегись, хвоерожий.
Гостемил сделал шаг вперед, и грабители побежали.
– Да куда же вы, – крикнул им вслед Гостемил. – Я только хотел вам досказать про Теренция! Эй! Нет, не слушают, – расстроено сообщил он. – Вот еще гадость какая – на рукоятке пот этого дурака. Потная рукоятка, – объяснил он Марие, размахиваясь и бросая нож, как бросают камни. Через неестественно длинный интервал времени, где-то очень далеко, ближе к середине реки, раздался едва слышный всплеск. Гостемил тем временем тщательно вытирал ладонь о край сленгкаппы, нюхал, и снова вытирал.
– Надо будет в реке сполоснуть руки, – сообщил он брезгливо.
Мария не выдержала – засмеялась.
– Трусят – а туда же, грабить берутся, – неодобрительно сказал Гостемил. – Ладно, пойдем. Хорошо, кстати, что факел – а то вон тучи набежали, плохо видно.
Он закинул суму на плечо и они продолжили путь к пристани.
Драккар ярко светился – горели по бортам факелы.
– Это не дело, – прокомментировал Гостемил. – Столько факелов сразу – привлекают внимание. Варангам не объяснишь. Ты им скажи, Мария. А то там по пути опасные места есть, сколько бы эти варанги тупые не хорохорились. Ночью факел на драккаре лучше любой мишени. Целиться не надо – сам стрелы притягивает.
– Ты не едешь со мной? – спросила она.
– Нет. Я приеду позже. Мне тут надо еще друзей повидать, а то один из них думает невесть что по поводу … хмм … Нужно его наставить на путь праведный по этому поводу. Да.
Мария знала, что это за друг, и почему он думает невесть что, но разговора о нем не завела ни разу, а Гостемил не настаивал. Но то, что друг этот на суде выступил против ее планов, и едва их все не свел на нет, она запомнила хорошо. Правда, планы в любом случае сведены были на нет. Но одно дело, когда тебе противостоит князь, который к тому же с тобою в близком родстве. Почти семейная ссора. И совсем другое, когда какой-то безродный мальчишка сует нос, куда не надо, и, судя по появлению и поведению князя – явно без ведома начальства.
В конспирации не было более нужды – Мария ступила на борт драккара в обычном своем наряде, стройная, величественная, несмотря на тяжелый арсель и низкую талию. Гостемил поклонился княжне. Она грустно ему улыбнулась. Варанги взмахнули веслами.
Ну, теперь уж отосплюсь, подумал Гостемил. Наконец-то. Эх! Растянусь на перине, прочту чего-нибудь при свече, задую свечу, может будет дождь, от этого в доме всегда уютнее. Поворочаюсь вальяжно с боку на бок. Может, зайти в хорлов терем? Нет, лучше завтра. Непотребные девки очень суетны всегда, прыгают, шныряют, пищат глупости всякие. Сперва ночь в одиночестве.
Внимание его привлекло зарево. Горит, подумал Гостемил. Как очумелые они здесь все. То пожар, то потоп. Эдак они скоро весь город здесь сожгут. Невежды. Поручение я выполнил. Надо отоспаться. Эка весело горит, однако. Посмотреть, что ли? Устал я, но пока я буду отсыпаться, ведь сгорит до основания, и я не увижу, как горело. Жаль. Не могли они повременить с пожаром до утра. Я бы отоспался, и пришел бы посмотреть свежий. Да и разглядел бы больше, чем днем. Нет, надо идти смотреть, тем более что это, кажется, по пути.
Светя себе факелом, Гостемил пошел неспешным шагом по улицам с запертыми дверями и ставнями, с глухими палисадниками. Иногда на него тявкали цепные псы, без особой страсти. Даже цепным псам было понятно, что идет человек обстоятельный, не суетный, вдумчивый, которому вовсе нет дела до домов их хозяев, грабежами и прочими глупостями не занимается.
На пути у Гостемила встал забор. Нужно было обходить дом и палисадник. В юности Гостемил просто повалил бы этот забор, но теперь он, возмужавший, умудренный жизнью, ценил чужой труд. Ставили забор, старались – чего ж валить? Нет, гордость – порок, мы не гордые, мы просто обойдем. Ну, пройдем лишних шагов двести или триста – подумаешь! В юности я любил валяться в постели – а теперь все больше и больше люблю ходить. Ходьба облагораживает, при ходьбе легче думается и улучшается пищеварение, а с такой пищей, какую подают в Новгороде, пищеварение нужно иметь очень хорошее, иначе может сделаться казус. Вот у Дира пищеварение – это да, он может камни есть и смолой запивать, ему все нипочем. А у древних родов животы нежные, избалованные. Так что ходьба – это хорошо.
Гостемил обошел палисадник, пересек следующую улицу, и проследовал по диагонально-поперечной, в конце которой как раз и виделся пожар. Несколько человек, проживающих, видимо, именно в этом конце, уже бежали по направлению к пламени и дыму. Не вытерпели, разбуженные треском, и бегут смотреть. Ну, они бегут, а мы пойдем обычным шагом. Кстати, в Киеве на пожары обычно съезжаются ратники с ведрами, да и вся округа пытается помогать тушить, а тут я что-то не вижу ратников. Да и вообще сегодня ратников в городе было мало, а варанги ушли куда-то почти все. Что-то здесь происходит нелицеприятное, в этом городе. Мария, наверное, не зря уехала обратно в Киев. А как она разозлилась, когда ей Ярослав поперек пути встал на том суде! Сперва Хелье, потом Ярослав. Это хорошо, что так получилось. Даже если бы замысел Хелье провалился, она бы ни за что ему не простила – если бы брат не вмешался. Сложно устроены люди, даже женщины.
Дом горел очень ярко, празднично, искры взлетали в поднебесье, и уже успели оголиться некоторые поперечные балки. Народу было не очень много – не толпа, а так, скопление. Добротный дом был, подумал Гостемил. Построено не на глазок, а явно по плану. Крыша черепичная, сейчас эта черепица посыплется вся. А подожгли, наверное, изнутри, или же с четырех углов сразу – внутри все в огне, плотно. Хозяева уцелели ли? Будем надеяться, что так. Палисадник широкий, искры до забора не долетают, значит, дома вокруг в безопасности. И все-таки зря они не собираются тушить. Мало ли что. А если ветер посильнее поднимется – комок искр на соломенную крышу вон той хибарки, и пошло-поехало, четверть города в огне. Какие-то они легкомысленные, эти астеры.
Ого, как полыхнуло! Это из подвала. Что там в подвале, что так лихо загорается? А шуму сразу сколько! Загудело все, будто это не дом, а боевой рог. И еще раз. Бабах!
Взлетели вверх черепичные обломки части крыши. Вокруг закричали, забегали. Гостемил прикрыл руками голову и досчитал до пятнадцати. Кто-то охнул рядом – очевидно, ему попало куском черепицы. Гостемилу понравилось. Как все увлекающиеся натуры, он любил яркие зрелища.
Решив обойти горящий дом по периметру, он посмотрел сперва вправо, в проулок, но там вид загораживал высокий забор. Можно подтянуться и заглянуть, или просто влезть на забор и сесть, хоть на край, хоть верхом, но это не очень удобно, когда смотришь зрелище, и надо оставить на потом. Можно повалить забор, может зрелище и стоит трудов тех, кто его ставил, но вдруг какая-нибудь планка отскочит, так бы ударилась в забор, а если забора нет, залетит в соседний палисадник, а там трава суховатая, еще займется. То есть, это в отсветах пожара трава кажется суховатая. Может вовсе и не суховатая. Но тощая и редкая какая-то.
А в другую сторону забор был ниже, и Гостемил туда отправился, попутно разглядывая сбежавшихся посмотреть. В основном это были люди немолодые – сон их чуток, вот и проснулись. Лица заспанные, глаза круглые, волосы в разные стороны у мужчин, баб простоволосых много. Кстати, в Новгороде простоволосье считается неприличным, в отличие от многих других городов, поэтому бабы используют любой шанс, чтобы покрасоваться – вон несколько с явно только что расчесанными волосами. И смотрятся эти длинные, иногда до талии, расчесанные волосы очень даже красиво, даже если с проседью, особенно когда баба стройная и стоит не враскаряку, а достойно, то есть, понимает, либо надеется, что на нее смотрят. Разговоры возбужденные, отрывистые. А вон кто-то сидит напротив пожара, прямо на земле, спину к противоположному забору прислонил. Большой какой, поболее меня будет. Позволь, но ведь это Дир.
Гостемил приблизился к Диру и наклонился. Дир повернул голову, и Гостемил широко открыл глаза. Лицо Дира было в слезах. Дир шмыгнул носом, отер щеку кулаком, и снова посмотрел на Гостемила.
