– И что же было потом? – спросил я.
– Вы помогли мне сдвинуть один из камней, придавивших ногу Олесе. Затем положили на место перелома шину. К этому времени Олеся пришла в себя. А потом мы с Вами на руках перенесли Олесю на место Вашей стоянки, которая, к счастью, оказалась относительно недалеко. Вы разбили свой лагерь на берегу горной реки. Мы его обнаружили, когда вышли из леса по отсвету горящего костра.
Скромность Вашей походной стоянки мне тогда сразу бросилась в глаза. Напротив костра был натянут между деревьями тент, под ним лежал спальный мешок, а в стороне к дереву был прислонён горный велосипед с рюкзаком. И всё. Было видно, что Вы путешествуете налегке, довольствуясь в пути малым.
В ту злополучную ночь Вы предоставили нам ночлег, приютив под своим тентом и обогрев у костра, напоили горячим чаем и вселили надежду на лучшее. Вообще своими уверенными действиями, спокойствием и молчаливой выдержанностью Вы вселяли в нас чувство уверенности и надежду на благополучный исход нашего приключения.
Измученная и уставшая от боли, Олеся заснула, укутавшись Вашим спальником, а я до утра не смог уснуть, возбуждённый событиями ночи, и наблюдал за Вами. Вы сидели всю ночь у костра, подбрасывали в него сухие ветки и молча смотрели на огонь, а когда заметили, что я Вас пытаюсь нарисовать, поворачивались ко мне в половину оборота спины, тем самым давая понять, что не желаете, чтобы я запечатлел Вас на бумаге. Вы даже не пожелали назвать своё имя! Это единственная жестокость, которую Вы проявили по отношению к нам, – Вы не предоставили ни малейшего шанса поблагодарить Вас за наше спасение. И теперь делаете вид, что ничего не помните и нас видите впервые.
– Я знал, что ты большой скромняга, но не до такой же степени, старина! – восхищённо произнёс дядя Гена, похлопывая меня по плечу.
– Как Ваша нога? – спросил я Олесю.
– Спасибо, нога зажила. Теперь бегаю как прежде, – ответила девушка. – В посёлке Кытлым, куда Вы доставили нас на следующий день, оказался замечательный фельдшер. Он так хорошо наложил мне гипс, что, когда вернулись домой, не требовалось делать никаких перекладок и дополнительных реабилитаций.
– А разрешите полюбопытствовать, Вы сказали, что обязаны мне спасением вашего малыша. Но о нём в рассказе не было сказано ни слова?
– Он пережил с нами то приключение от начала до конца: я была на втором месяце беременности, – улыбаясь, ответила Олеся.
– Теперь Вы представляете моё состояние, когда я видел свою жену с моим будущим ребёнком, лежащей на холодных камнях, без сознания, со сломанной ногой, – обратился ко мне Павел. – Осознав свою беспомощность, охрипнув от крика, я упал на колени и начал молиться. Я редко обращаюсь к Богу и не знаю ни одной молитвы. Той ночью в лесу я молился неистово, слёзно, молился своими словами, как мог. Когда я закончил молитву, то громко крикнул от отчаяния, и в тот же миг эхом в глубине леса отозвались Вы. А когда я Вас впервые увидел тогда, с окладистой бородой и длинными волосами, освещённого светом фонаря, то на мгновение мне показалось, что сам Иисус Христос пришёл мне на помощь.
– Вот видите, кого вам нужно благодарить!? – произнёс я неожиданно даже для самого себя и добавил. – Ия здесь ни при чём. У меня действительно нет причин вас обманывать.
В мастерской воцарилась тишина. Мы сидели за столом с разложенными на нём рисунками и молчали. За окном весело искрило лучами весеннее солнце и громко чирикали воробьи. Я протянул руку к небольшому акварельному рисунку и, пододвинув его поближе, осторожно спросил, нарушив молчание:
– А можно я возьму себе вместо портрета вот этот рисунок?
Я поднял рисунок со стола и показал его художникам. На нём был изображён ночной лес, костёр, горящий на берегу реки, и человек, освещённый его пламенем. Он сидел у костра и задумчиво смотрел на огонь.
Павел неуверенно пожал плечами, словно удивляясь моему выбору, и произнёс:
– Да, конечно, можно… Я нарисовал этот рисунок на основе эскиза, сделанного карандашом в ту злополучную ночь, когда Вы разместили нас в своём лагере… Кстати, это тоже Вы.
– Он! – поправил я Павла.
Поблагодарив ребят за рисунок и тёплую беседу, а дядю Гену за гостеприимство, я уж было собирался уходить, как остановился в дверях и, обернувшись, спросил:
– А как ребёночка назвали?
– Мы хотели назвать его в честь Вас, но Вы так и не назвали своего имени, предпочитая остаться неизвестным героем, – ответила Олеся. – Поэтому решили остановиться на имени Евгений. В переводе с греческого оно означает Благородный.
– Хорошее имя! – улыбнулся я и вышел за дверь.
С тех пор я ещё несколько раз встречался с Павлом и Олесей, познакомился с их сынишкой Женей и даже стал ему крёстным отцом по настоянию его родителей. Мои новые знакомые, похоже, так до конца не поняли, что своим спасением они обязаны не мне. Я никогда не был на Конжаке и не знаю, как правильно накладывать шину на место перелома.
Человек у реки, которого я называл незнакомцем, больше не встречался мне. Должно быть, где-то далеко, а может быть, близко он разводит очередной костёр на берегу, чтобы осветить и обогреть им заблудившихся путников. Но я уверен, что он всегда где-то рядом, где-то в толпе прохожих, в метро, в транспорте и что мы с ним обязательно ещё встретимся.
Предполагая, что Он не везде может поспеть вовремя, в силу большой занятости и своей нужности, отчасти я самовольно возложил на себя его заботы. Для меня посиделки у костра на берегу реки в лесной чащобе стали привычным делом, никогда не надоедающим. Иногда в одиночестве, но чаще в кругу семьи или друзей я раскладываю костёр из сухих веток, и мы сидим и смотрим на мерцающий огонь и слушаем журчание лесного ручья, бегущего мимо нашей походной стоянки.
Каждый думает о своём. Кто-то смотрит на искры, взмывающие в воздух, кто-то любуется пламенем и вдыхает аромат горящей хвои, а я время от времени оборачиваюсь и смотрю по сторонам: а вдруг кто-то заблудился и ему нужно указать верную дорогу, помочь найти нужный путь, а может быть, достаточно кому-то просто помахать рукой.
Евгений Ставцев
Январь 2013 г.
