С какой бы стороны трудную работу ни начать, путь до конца одинаково длинен. Мои опыты, выполненные в Америке, по «переползанию» актиномицина с олигонуклеотидов на ДНК в растворе позволили предположить, что нечто подобное можно сделать на живых клетках. Мы с Ваней, приготовив комплекс актиномицина с олигонуклеотидом и назвав это «актиол», добавили его к суспензии опухолевых клеток. Сначала ничего не получилось. Оказалось, что мы неправильно хранили клетки. После варьирования условий удалось-таки добиться желаемого: при добавлении актиола клетки стали погибать быстрей. Эффект был обусловлен тем, что олигонуклеотид транспортировал на себе актиномицин внутрь клеток. Это был успех. Долгожданный успех. Труд превращает трудности в достижения.
Успех – плацдарм для новых успехов. Мы начали работу на животных; привили двум десяткам мышек рак – саркому. Заболевшие животные обычно умирают через две недели. Нескольким мышкам мы ввели через шприц внутримышечно актиол, а другим – только антибиотик или носитель. Мы отнесли мышек в ящике в подвальную комнату, чтобы лаборатория не провонялась тошнотворным мышиным амбрэ, и стали ждать. Ваня каждый день ходил в подвал их кормить. Вскоре он обнаружил одну мышку мертвой, а через день – еще. Оказалось, что агрессивные зверюги загрызли своих сородичей из-за тесноты. И здесь проклятый квартирный вопрос! Пришлось расселить мышек по несколько штук по трем отдельным ящикам. В какой-то из дней Ваня вернулся из подвала сильно удрученный. Оказалось, что несколько мышек почему-то сдохло, причем, не ясно было, какие именно – опытные или контрольные, так как у животных исчезли метки, которые Ваня поставил цветным фломастером. Мышки имеют привычку вылизываться, а также вылизывать друг друга. Метки стерлись! Кстати, если кто-то что-то где-то вылизывает, значит, ему это нравится. Причем, кто вылизывает, тот умеет и кусаться.
Говорят, что в науке главная проблема состоит в том, чтобы найти проблему, а решить ее – вопрос чисто технический. Немного упорства, немного времени, немного средств, немного везения – и любая проблема рано или поздно будет решена. Пришлось начать опыт с саркомой заново. Ваня ввел вещества разным группам мышек и выстриг у каждой мышки пятнышко шерсти, поставив там четкое клеймо. Решено было расселить животных по отдельности. Поскольку ящиков у нас было всего 3, а мышек 20, то Ваня принес из дома 20 стеклянных банок и рассадил мышек туда.
Вскоре все мышки, которым был введен актиол, сдохли. Контрольные мышки были живы. Такой результат мог означать только одно: актиол обладает токсическим действием. Другого объяснения найти не удавалось. Это был удар. Это был крах. Вся предшествующая работа пошла насмарку. Да что там! Получалось, что сама идея об усилении противоопухолевого действия антибиотика олигонуклеотидами не верна. Тупик. Зря говорят, что если путь длинен и запутан как лабиринт, то приход в тупик воспринимается как успех. Никакого облегчения мы не испытывали.
Я мучительно размышлял, пытаясь найти ошибку, анализировал шаг за шагом. Безрезультатно. Ваня терпеливо пересказывал мне детали опытов. Потом он, нервничая, шел курить. Неудача не давала мне покоя не только в рабочее время. Ночами я просыпался и пытался придумать хоть что-нибудь, но каждый раз, попетляв зайцем по полям накопленных знаний и оврагам неизвестного, логически возвращался к одной и той же точке: нужно признать поражение. Однако ниточка интуиции не желала быть порвана железной логикой. Неопровержимой логике может противостоять только непоколебимое убеждение. Во мне жило убеждение, что еще не всё потеряно. Всё потеряно лишь тогда, когда ты решил, что всё потеряно.
Бытует мнение, что кто не хочет повиноваться логике, тот будет вынужден повиноваться обстоятельствам. Я не хотел подчиниться ни логике, ни обстоятельствам, ибо уже научился извлекать пользу как из удач, так и из неудач. Лелея смутную надежду, я попросил Ваню еще раз рассказать, что и как он делал с веществами и с мышками. Аспирант, тяжело вздохнув, стал повторять: «Вынул из холодильника актиномицин, растворил, добавил олигонуклеотид, перемешал, проинкубировал, набрал раствор актиола в шприц, взял мышку, вколол ей в заднюю ногу одну десятую кубика, посадил мышь в банку, закрыл крышкой. Взял другую мышку, вколол, посадил, закрыл. Взял третью…». Ваня вдруг остановился, посмотрел на меня испуганно-сумасшедшим взглядом и пробормотал: «Ой-ей-ей! Я, кажется, догадался в чем дело! Викентий Леонидович, Вы меня сейчас убьете…».
Оказалось, что мышки передохли потому, что просто-напросто задохнулись: Ваня посадил их в стеклянные банки и плотно закрыл полиэтиленовыми крышками, чтобы мышки не вылезли наружу. Шустрые зверушки умудряются цепляться лапками за гладкое стекло и могут вылезать из маленьких банок. Из больших они вылезти не могут: слишком круто и высоко. Литровые банки с мышками аспирант плотно закрыл, а трехлитровые оставил открытыми. Причем, случайно получилось так, что подопытную группу животных он рассадил по литровым банкам, а три контрольные группы – по трехлитровым. Случайность в науке это подводные рифы, о которые разбиваются фрегаты надежд. Впрочем, не будь случайностей, не было бы и многих открытий. Случай – неизведанный закон.
Опыт с саркомой пришлось начать снова. Разделили больных мышек на четыре группы, вкололи растворы и рассадили поодиночке по банкам. На этот раз Ваня проделал в крышках дырки. Через две недели начали умирать те мышки, которым вводился только олигонуклеотид. Потом начали гибнуть те, которым вкололи один актиномицин. Мышки, которым был введен актиол здравствовали еще 10–12 дней. Ура! Когда мы повторили опыт, то снова получилось, что подопытные мышки прожили почти вдвое больше, чем контрольные. В лаборатории наступил праздник.
Актиол действовал в столь малых концентрациях, что это казалось невероятным. Гомеопатия какая-то. Кстати, гомеопатия это не совсем мистика, ибо возможна сорбция лекарств на поверхностях плюс образование активных форм кислорода при интенсивном перемешивании. Оказалось, что актиол, в отличие от чистого антибиотика, не делокализуется по всем клеткам, а действует целеноправленно, распределяясь в ДНК делящихся клеток. Поэтому даже очень малые дозы лекарства могут достигать цели. Если лекарство плохо растворяется в воде, оно спонтанно концентрируется в клеточных структурах. В живой клетке вода составляет 80–90 % массы, а на белки, липиды и ДНК приходится всего 10–20 %. Это значит, что лекарство, которое плохо растворимо в воде, многократно концентрируется в белках, липидах и ДНК. А если сродство лекарства к ДНК в 100 раз выше, то его концентрация в ДНК окажется в 100 раз больше исходной.
Как-то раз у Смелого заболело ухо. Он начал неистово чесать его задней лапой, при этом жалобно скуля и подвывая. Я стал капать ему в ухо перекись водорода. Не помогло. Затем купил в аптеке специальные ушные капли. Тоже ни какого толку. Тогда я принес актиол и влил немного. Назавтра Смелому стало лучше. Вскоре всё прошло. Когда спустя полгода у Смелого возникала та же проблема, я применил прежний подход. И вновь успешно.
Я решил начать давать Смелому актиол с пищей. Интересно, что будет? Плюхнул энное число капель актиола в пельменный бульон в миску. Пес быстренько всё выхлебал и облизнулся. Вскоре мне стало казаться, что пес в свои 16 лет стал выглядеть не таким старым и удрученным, как прежде. Шерсть перестала выпадать клочьями и погустела. Беленький хвостик теперь не висел унылой мочалкой, а вновь бодренько завернулся вверх колечком. Взгляд из безнадежно-унылого стал весело-нахальным. На охоте пес перестал ложиться отдыхать через каждый километр.
Я много работал с актиолом. И были случаи, когда он случайно попадал на руки. Когда вливал комплекс Смелому в уши, пес сердито мотал головой и брызги летели мне в лицо. В отличие от чистого актиномицина, актиол легко проникает через кожу. Некоторые люди, давно меня знавшие, стали говорить: «Викентий, ты что-то в последнее время вроде как помолодел». Об этом же стала говорить моя матушка. Я сначала отвечал со смехом: «Да нет, просто стал почаще бриться!». Но когда продавщицы в магазинах стали обращаться ко мне «молодой человек», я задумался. Может, действительно актиол омолаживает?
Очень возможно, что актиол продлевает жизнь животным не только за счет того, что убивает опухолевые клетки, но также за счет прямого продления жизни клеток. Ученые обнаружили те участки в хромосомах, которые ограничивают жизнь клетки. Эти участки называются теломеры. Каждый раз, когда клетка делится пополам, длина теломерного участка ДНК укорачивается. Количество клеточных делений ограничивается длиной хромосомных теломер. Как только теломеры становятся слишком короткими, клетки теряют способность к делению; организм становится неспособным заменять старые клетки на молодые.
