В Светополе нет моря, но до него рукой подать, а курортные места во все времена отличались этакой вольностью. Больше, чем куда‑либо, стекаются сюда живые деньги, и больше, чем где‑либо, здесь праздных людей. Отдыхают, жуируют, тянут винцо и пекутся на солнце на наших глазах, вкалывают же где‑то там, нам невидимые. А чем мы хуже?
Я ни в коей мере не хочу бросить тень на моих земляков. Просто я пытаюсь понять метаморфозу, которую претерпели моя бабушка и её сестра за те полвека, что прожили они на юге. Силюсь объяснить для себя высокомерие, которое вдруг прорывалось в словах и жестах Вероники Потаповны, и то чувство вины, что тщетно пыталась подавить в себе Валентина Потаповна. А ведь вы видели, что весьма относительной была их географическая (скажем так), привилегированность. Однако была, и чуткая Валентина Потаповна уловила это.
Вот почему в тоне, каким обращалась она к возможным аборигенам, проскальзывала некоторая приниженность, что ли. И вот почему рядом со своими Калиновскими ровесниками они чувствовали себя так, словно те действительно старики, а они нет. Доля истины тут, конечно, была. Количественно прожито время примерно равное, но плотность была разной. Плотность.
Самой недоверчивой и неприветливой из всех, с кем они беседовали в тот день, оказалась смородинщица на рынке. Вспоминая о ней, Вероника Потаповна делала губами «пфу, пфу» и жаловалась на оскомину. Другие были поразговорчивей. Охотно отвечали и ещё охотней спрашивали, а в одном доме напоили даже чаем с мёдом, чем совершенно покорили как Валентину, так и Веронику Потаповну. Обе наперебой приглашали гостеприимную хозяйку — это была дородная женщина с заботливыми глазами, бывшая учительница — к себе в Светополь, приглашали горячо и настоятельно, с чувством, и только Александра Сергеевна ограничилась простым «спасибо».
Дмитрий Филиппович, которого слегка лихорадило после вчерашнего купания, не отказался, как женщины, от второго стакана. Вопросительно глянул на жену, подождал, а затем сосредоточенно выпил, прогоняя озноб из тела.
Так складывался второй день в родном городе. Неплохо складывался, но вот беда: так и не нашли никого, кто помнил бы т е годы. Какие‑то имена и события всплывали в разговоре, но слишком неопределённо, да и не могло быть иначе, потому что все эти люди обосновались в Калинове уже после. Худо!
Все советовали идти к Визалову. Визалов жил здесь всегда, Визалов все помнит и все знает, в газетах пишет, а в областном музее есть даже его фото.
— Не было никакого Визалова, — передёрнув плечами, возмутилась моя бабушка.
Благодушествующая Валентина Потаповна не стала спорить с нею.
— Сколько ему лет? — спросила она бывшую учительницу, и та ответила, что за семьдесят.
— Но он ещё… — И улыбнулась,, недоговорив.
Так все. Посылали к Визалову, но не очень уверенно, и уклончиво улыбались при этом.
А собственно, почему бы и впрямь не отправиться к этому таинственному Визалову? Не съест же он их, в самом деле!
ВИЗАЛОВ, ГВАРДИИ МАЙОР
За изгородью полола что‑то женщина. Грядки огурцов, помидоры, милый моему сердцу укроп, уже пошедший в цвет, ещё зелень — петрушка? Всего много, все густо и зелено. Как ни странно, но приусадебные участки средней полосы внешне богаче наших. Но только внешне — благодаря влаге и умеренному солнцу. Под южным же небом вызревают в скромном, в экономном, назовём это так, обрамлении черные баклажаны и красный болгарский перец, жёлтые помидоры (в Калинове не слыхивали о таких) и помидоры розовые, по семьсот граммов плод. Я уж не говорю о бахчевых. Вот лежит арбуз, и кто заметит рядом с этим полосатым гигантом полуиссушенные листики и стебельки, которые эту махину питают?
— Вы из школы? — произнесла хозяйка, приблизившись к калитке и не отвечая на вопрос, могут ли они видеть Никиту Ивановича.
— Почему из школы? — простодушно улыбнулась Валентина Потаповна.
Хозяйка медленно отряхивала руки.
— Из школы ходят. Пионеры.
Валентина Потаповна засмеялась.
— Мы не пионеры.
Женщина быстрыми своими глазками подозрительно окинула всех четверых и убедилась: не пионеры, нет.
И тут из распахнутых окон донеслось:
— Кто?
Голос был сипл и требователен. Женщина встрепенулась.
— Ничего–ничего. Тут пришли.
— Кто пришёл? — не унимался и уже сердился владелец голоса.
Укоризненно–растерянный взгляд бросила хозяйка на непрошеных гостей — вот, видите! — но на помощь ей пришла Валентина Потаповна.
— Мы не пионеры! — озорно крикнула она, — Мы из города Светополя.
— Пионеры из Светополя? — уразумел явно туговатый на ухо герой двух войн. — Слезу сейчас. Я на стенке тут…
— На чем? — тихо переспросила Валентина Потаповна, но женщина не ответила. Не понял ничего, решил, пионеры, а попадёт, как водится, ей.
Голым по пояс появился в окне; вероятно, лишь взглянуть хотел, много ли пионеров и какие они из себя, да так и замер, опешив.
Тётя Валя прыснула. Как хорошо слышу я этот детский смех, способность к которому сохранилась у неё до глубокой старости! Все остальные хранили подобающую серьёзность, а на лице хозяйки выразился испуг: что будет теперь?
Ничего не было. Почётный гражданин Калинова стоял и смотрел — немного боком, одним глазом, голопузый и жирный, а им все уши прожужжали, какой он израненный весь. Инвалид первой группы…
Родной брат Дмитрия Филипповича дядя Паша Сомов тоже был весь изранен и тоже инвалид, но, обтянутый заштопанной кожей скелет, шел ли в какое сравнение с этим боровичком?
— Шур?! — вопросительно и уже с неудовольствием проронил Визалов. Привык, что при малейших затруднениях жена тут как тут и мигом все затруднения разрешаются.
— Сейчас я вам все объясню, — опять пришла на помощь Валентина Потаповна. Никакой робости, никакого особого почтения… Просто и коротенько поведала, кто они и что здесь делают, и зачем пожаловали к нему. Он слушал, не перебивая, одним глазом смотрел (другой был наполовину прикрыт) и, судя по всему, энтузиазма не испытывал. Не за тем ходят сюда люди. О его ратных подвигах послушать, поудивляться и повосхищаться, а этих интересует не он сам, а городишко, в котором, видите ли, они проживали сто лет назад.
— Оденусь, — буркнул он и исчез.
Наступила пауза. Гости стояли по ту сторону забора и, собственно, гостями ещё не были, хозяйка по эту, но в дом не приглашала. Все терпеливо и дисциплинированно ждали, когда снова появится сам.
— Войти‑то можно? — бесстрашно прервала молчание развеселившаяся — с чего бы это? — Валентина Потаповна.
Хозяйка, тёзка нашей Александры Сергеевны, поколебалась, помешкала, на окна бросила опасливый взгляд, но в конце концов открыла калитку. Все четверо вошли гуськом. Первой отважная Валентина Потаповна, за ней Вероника, немного уязвленная, что сестра и здесь обскакала её, замыкал же шествие Дмитрий Филиппович, который ничего хорошего не ждал от этой новой затеи женщин. И напрасно!
Визалов, прихрамывая, грузно вышел на крыльцо. На ходу рубашку заправлял, а единственный зрячий глаз ощупывал гостей.
— Привет вам из Светополя! — громко и протяжно сказала Валентина Потаповна и шутливо поклонилась.
Визалов сопел. Рубашка не заправлялась, и он оставил её так.
— От кого привет? — подозрительно переспросил он.
Заплывшее жиром лицо оставалось неподвижным, а светлый зоркий глаз быстро–быстро перебегал с одной представшей перед ним фигуры на другую.
— Просто привет, — резвилась моя старая тётя. — От юга. От моря. От наших людей, — с некоторым вдруг проникновением сказала она.
Хозяин слушал её внимательно. Но в каком виде был он! Воспользовавшись минуткой, жена мелкими незаметными движениями стала заправлять ему рубашку, и ей почти удалось это, но в последний момент он с раздражением оттолкнул её руку.
Много разных депутаций перебывало в этом доме с торжественной табличкой на фасаде, но такая, кажется, пожаловала впервые. Три старухи и костлявый артист в берете, бог весть зачем припёршиеся из какого‑то Светополя. На единственном в этой сомнительной компании мужчине внимательно–быстрый глаз хозяина останавливался особенно часто и особенно пытливо, «прицельно», как скажет после Дмитрий Филиппович, довольный, что первым заметил этот взгляд и определил его, тем самым как бы предугадав дальнейшие события.
— В дом пошли, — бросил Визалов и, тяжело повернувшись, захромал первым.
В прихожей, сразу за вешалкой, подымались от пола до потолка на равном расстоянии друг от друга полированные перекладины. Это и была «стенка». На полу чернели гири. Надо думать, не жена подымала эти бомбы и шастала по стене. Он… А все в один голос твердили, какой больной человек Никита Иванович. Ничего себе больной!
— Гимнастикой занимаетесь? — непринуждённо и с пониманием спросила Валентина Потаповна. Она тоже делала по утрам зарядку под радио, а после обтиралась холодной водой.
