Минуло все, и только в памяти осталось. Но и память эту давил груз множества невзгод. А истерзанное, испоротое штыками тело казалось отяжелевшим и неуклюжим, как грубо сколоченный из толстых досок и обомшелый озерный бот. Надо было идти домой, а там как-то помягче, поосторожнее объяснить Катерине — милой, многострадальной Кате, — что скоро ему становиться опять под ружье.
11
Сверкнуло солнышко яркими лучами над хутором Лебедевским, обогрело долгожданный праздничек да и спряталось. Нагрянула нудная осенняя непогодушка. Тучи с севера потянулись лохматые. То дождичек брызнет, то крупа серебряная посыплется с неба, а то и хлопьями снег повалит.
А хуже всего с юга вести нахлынули. Не дремали казаки, не ждали они радостей от большевиков, потому арестовали в Оренбурге Совет, разгромили военно-революционный комитет и установили власть войскового правительства во главе с атаманом, полковником Дутовым.
В Троицке во всех казачьих частях и подразделениях — общим числом более двух тысяч человек — был зачитан приказ Дутова, который объявлял войну большевикам и призывал всех казаков «от мала до велика» взяться за оружие. Приказ был размножен в типографии, расклеен всюду по городу и послан во все станицы немедленно с нарочными.
Полновластным хозяином в Троицке стал окружной атаман, полковник Токарев. Хотя и оставалась Дума, продолжали действовать партийные организации кадетов, меньшевиков, эсеров и другие. Большевикам и Совету пришлось немедленно уйти в подполье.
Пробираясь по темным и грязным переулкам на квартиру к Шитовым, Виктор Иванович сорвал с забора свеженький приказ и сунул в карман. Суть его знал он, и все меры по конспирации были уже приняты, но такие документы надо знать досконально, да и Авдею с Зоей почитать придется.
Маленький домик на Болотной с давних пор стал для Виктора Ивановича вторым домом. Здесь он и раньше жил безвыездно неделями и месяцами, а с половины января в хуторе лишь несколько раз гостем был.
— Виктор Иванович, — удивилась Зоя, — что же вы в сенцах-то разулись. Ведь кашель никак не перестает.
— Грязищи по целому пуду на каждом сапоге, — пояснил Виктор Иванович. — Ты уж очисти их, Зоюшка.
В комнатках было чисто, тепло, уютно. Хозяйка никогда не допускала беспорядка. Сразу бросилась она в сени за сапогами, чтобы вымыть их да просушить. Авдей сидел за столом под висячей трехлинейной лампой, читал газету «Казачья мысль». Глянул на Виктора Ивановича и опять в лист уткнулся.
— Темно, наверно, мелкий-то шрифт разбирать при этом свете, Авдеюшка, — лукаво прищурил глаз Виктор Иванович, подавая свернутый лист приказа. — Это вот почитай-ка вслух. Гляди, какие глазастые буквы тут.
Авдей развернул бумагу, глянув на заголовок, проворчал:
— Дождались новой власти.
— В том-то и дело, что не дождались… Все та же, старая, волк ее задави, никак не задохнется. Читай.
Авдей Маркович стал читать для всех:
— «ПРИКАЗ по Оренбургскому казачьему войску. г. Оренбург, 1 ноября 1917 года,[1] № 834
По имеющимся в Войсковом Правительстве сведениям, положение Российского государства вообще, и в частности, губерний Казанской, Саратовской, Самарской, Уфимской и Туркестанского края, в связи с выступлениями большевиков крайне тяжелое: в городах Казани и Саратове большевики захватили власть в свои руки и предают полному разорению эти города.
Таким образом, вокруг войска и Оренбургской губернии возник пожар.
Работающие на немецкия деньги и распинающия Россию шайки предателей, изменников, негодяев и других подонков общества, будучи вооруженными, грозят разрушением войску и губернии.
Наступил момент, когда оренбургское казачество должно сказать свое твердое слово, так как волна мятежного натиска большевиков грозит окончательно предать Россию в руки немцев.
Братья казаки, всем вам памятны печальные дни 3—5 июля в Петрограде, когда ради спокойствия Родины и поддержки Временного Правительства пролилась казачья кровь. Но большевикам этой крови мало: они требуют ея вновь.
Волна анархии докатилась до пашей родной земли. Наши казачьи силы уже 31/2 года стоят на страже Родины, ея чести и казачества, на фронте. Но мы, Войсковое Правительство, твердо верим, что все остальные казаки в станицах, от мала до велика, поддержат нас в тяжкой и ответственной задаче удержать порядок в крае и гарантировать спокойствие мирному населению. Оренбургское казачество гордо и спокойно намерено отражать от себя натиск большевизма.
В сердце Туркестана, Ташкенте, при завоевании которого немало пролито крови наших дедов и отцов, доблестный 17-й казачий полк удерживает натиск потерявших совесть рабочих и забывших свой долг перед Родиной пехотных частей.
Казачьи полки, 1-й запасной и 13-я казачья батарея, держат в своих руках и тем самым не позволяют выступать на сцену темным силам — большевикам и грабителям — и предать город погрому.
Мы обращаемся к казачьему, населению: да поможет оно разбить коварные замыслы большевиков, замыслы, идущие из Германии.
С этой целью и для увеличения числа войск, верных Временному Правительству, Войсковое Правительство приказывает атаманам округов и станиц, Оренбургского казачьего войска экстренно представить сведения, сколько будет добровольцев казаков, в какой мере могут обеспечить их лошадьми, огнестрельным оружием и какой системы, сколько такого же холодного оружия находится на руках у казаков в станицах и поселках. Деньги на содержание казаков и лошадей, а также квартиры, есть, только нужны люди с желанием помочь Родине.
Быть может, Войсковому Правительству для блага Родины и войска придется прибегнуть к мобилизации, вследствие чего ближайшие возрасты, из подлежащих к призыву казаков, должны быть готовы выступить по первому зову Войскового Правительства.
Войсковое Правительство верит, что в роковую для России и войска минуту казаки свято исполнят свою историческую задачу — спасут Россию и каждый из казаков явится для нея Мининым и Пожарским.
Подлинный подписан Войсковым Атаманом, Полковником Дутовым и членами Войскового Правительства».
Отложив бумагу, Авдей достал кисет и стал закуривать. А Виктор Иванович подхватил ее, повертел так и этак, заглянул в текст и, покрутив шнурок уса, раздумчиво молвил:
— М-да-а, вот ведь как дела-то складываются, Авдей. У них тысячи казаков под ружьем да еще сотни тысяч в станицах поднять могут. Есть деньги, квартиры, как тут говорится, и прочее найдут. А у нас на сегодня — две сотни красногвардейцев, да и те чуть не наполовину без винтовок. Вот, и повоюй…
— Так меня-то чего ж в красногвардейцы не берете? Сколь мне сидеть в этой проклятой тюрьме? За вчера да сегодня, пока там не был, небось, все камеры нашими забили.
— Эх, Авдеюшка, — вздохнул Виктор Иванович, — велика ли в том разница, если с тобой будет, скажем, двести один красногвардеец? А в тюрьме свой человек теперь пуще всего нужен. Сиди на месте, Авдей Маркович. Хоть и велика надвинулась казачья сила, а все-таки мы ее одолеем, коли в Петрограде Советское правительство…
— Ужинать давайте, — объявила Зоя Игнатьевна. — Поговорить-то и после можно.
12
В ноябре начали публиковать списки кандидатов в Учредительное собрание. Городская Дума помогала всем партиям и группам, выдвинувшим своих кандидатов, вести за них агитацию. Всем были выделены деньги для этой кампании, бумага, предоставлялись помещения для предвыборных собраний. Всем — только не большевикам. Их агитаторы так и держались на нелегальном положении, но работу продолжали.
Часа три провели в типографии Федич и Данин, уламывая Хаима Сосновского напечатать десять тысяч большевистских воззваний в кредит. Долго упирался хозяин типографии. Сдался лишь после того, как многие рабочие согласились выполнить этот заказ в нерабочее время.
Тексты небольшие — набрали быстро. А потом все силы бросили на печатание, следом и упаковка шла. В типографии остались только добровольцы. Часам к двенадцати ночи, когда заказ был уже выполнен, оставалось упаковать последние пачки, зазвонил телефон. К нему бросился старый наборщик Савелий Григорьевич Захаров.
— Типография слушает, — ответил он, сдвигая на лоб, железные очки и трогая редкую темную бороду.
— Ты, Григорич? — спросил голос Виктора Ивановича.
— Я.
— Как дела-то у вас?
— Вот закончили. Вон две последние пачки пакуют ребята.
— Молодцы, волк вас задави! Только уберечь бы это добро: гости к вам собираются, ваш товар им нужен.
— Я-ясно, — смутился Григорич. — Щас мы похлопочем.
— Хлопочите. Да про челябинскую половину не забудь.
