— Я вам… секрет… вот… я жить… жить буду… — Будешь, сынок, будешь.
Василиса Ивановна часто заморгала белесыми ресницами и поспешила отвернуться.
Неожиданно к Сухачеву пришел незнакомый врач. Он назвал себя хирургом и, осмотрев Сухачева, сказал, что необходима операция. «Разрезать сердце».
— Зачем? — выкрикнул Сухачев.
— Нужно, — сказал хирург. — Для вас нужно.
Он ушел. А Сухачев все никак не мог успокоиться. Операция ему представлялась чем-то страшным, невыносимым. «Как же сердце резать? Разве это возможно?»
Над дверями переплетались провода; гнездо маленьких белых изоляторов напомнило ему семейку грибов — боровиков, которых так много в верховьях Знаменки. Сухачев попробовал считать и пересчитывать изоляторы, больше ни о чем не думать, успокоиться. Но это не помогло. «Как же сердце резать?» — тревожила его тяжелая мысль…
Ни свет ни заря в сто седьмой гвардейской появился Песков. Больные еще заправляли койки, умывались, готовились к завтраку. Начальник отделения был необыкновенно приветлив, с каждым перекинулся словечком, спросил о здоровье, о настроении, осведомился, нет ли претензий, жалоб, вопросов. Затем подозвал к себе Кольцова и не приказал, а попросил, чтобы в палате сегодня был «особый порядок». Кольцов поглядел на утомленное лицо начальника и ответил, что «порядочек» в палате всегда соблюдается, сегодня они «также не подкачают».
Больные отправились на завтрак. Песков подошел к Сухачеву, попросил оставить его с больным наедине. Сестра и няня поспешно вышли из палаты.
— Ну-с.
Песков пододвинулся поближе к больному. Сухачев, не поворачивая головы; покосился на «белого старика» и снова отвел взгляд в сторону. В глазах у него стояли слезы.
— Как живем, Павел Данилович? — мягко спросил Песков.
К удивлению Сухачева, «белый старик» улыбался — щеках и возле ушей кожа собралась гармошкой, клочки бровей разошлись к вискам, показались тусклые зубы:
— Замеча… тельно, — с трудом выдохнул Сухачев вдруг всхлипнул и отвернулся от Пескова.
— Что такое? А? Ну-ка, говорите.
— Был хирург… предлагал… операцию…
— Какую операцию?
— Сердце… сердце резать. — Сухачев беззвучно заплакал.
Песков возмутился: тревожат больного… всякие «новаторы»… черт знает что!
— Какая там операция? — сказал он удивленно. — Зачем такому молодому операция? У вас и так дело пойдет на поправку.
Сухачев застонал, стискивая зубы, и замотал головой: — А он… он говорит… нужно.
— Гм… говорит. Он просто с вами посоветовался, хотел узнать ваше мнение. Да-с.
— Где? — прохрипел Сухачев. — Где мой доктор?
— Придет ваш доктор. Не волнуйтесь.
— Где мой доктор? — повторил Сухачев и попытался было сползти с кровати.
— Хорошо. Я вам его пришлю, — сказал Песков, удерживая Сухачева на подушках. — А вы успокойтесь, все будет нормально.
Все в это утро были напряжены, все ждали прихода начальства, разговоры не клеились, истории болезней не писались. Ординаторы ежеминутно поглядывали на дверь. Цецилия Марковна то и дело прижимала кулачки к груди и вздыхала.
— Помолчи, пожалуйста, — попросил майор Дин-Мамедов. — Регулируй дыхание.
Даже доктор Талёв поддался общему настроению. Он ходил по ординаторской, заложив руки за спину.
Голубев сидел за своим столом, рисовал на промокашке маленькие фигурки. Чернила расплывались, фигурки выходили уродливыми. Он зачеркивал рисунок жирной чертой и начинал новый. Очень хотелось посмотреть на часы. Но он сдерживался — не смотрел.
Протяжно гудел гудок — на соседней электростанции выпускали пар. Гулко хлопали двери — кто-то входил или выходил из отделения, — рука с пером всякий раз замирала, на бумаге оставалась клякса. Голубев делал над собой усилие: не поднимая глаз, продолжал рисовать.
Скрипнула дверь кабинета. Показался Песков. Все утро он сидел запершись, что-то писал. Вероятно, готовился к консилиуму.
Ординаторы встали. Песков поздоровался не общим поклоном, как всегда, а с каждым за руку.
Голубев стоял и ждал — подойдет начальник или нет, подаст руку или пройдет мимо?
Песков подошел, подал руку, Оба внимательно взглянули друг на друга.
Первым явился на консилиум майор Бойцов. Затем — Николай Николаевич Кленов со вздернутыми на лоб очками. Раскланиваясь, он направился прямо в кабинет.
Ровно в одиннадцать ноль-ноль в ординаторскую вошли два генерала, — из-под их халатов виднелись широкие красные лампасы. Впереди бодро шагал Сергей Сергеевич Пухов. За ним — пышущий здоровьем начальник госпиталя.
Подвижной, сухонький генерал показался Голубеву знакомым. «Где же я его видел?» — старался он припомнить.
Через несколько минут в кабинет пригласили доктора Талёва, подполковника Гремидова, Брудакова и Голубева.
— Разрешите мне? — попросил майор Дин-Мамедов.
— Гм… Нельзя.
Майор Дин-Мамедов заговорил нарочито громко, чтобы услышали в кабинете:
— Почему нельзя? Учиться надо…
Дверь закрылась перед самым его носом. Но не успел майор Дин-Мамедов выругаться с досады, как дверь приоткрылась и Песков недовольным голосом сказал:
— Войдите. Начальник госпиталя разрешил.
Майор Дин-Мамедов вошел в кабинет и, спросив разрешения, сел в кожаное кресло, в стороне от остальных.
За столом начальника сидел генерал Луков. Он о чем-то совещался с Песковым, повернув в его сторону свою серебристую красивую голову. Слева от генерала Лукова сидел профессор Пухов — он оживленно беседовал с Бойцовым, похлопывая его по колену; справа — откинувшись в кресле, Николай Николаевич Кленов, ближе к двери, на диване, — Голубев и Гремидов; на другом диване — доктор Талёв и Аркадий Дмитриевич Брудаков.
Гремидов пощипывал ус, молчал. Голубев был выбрит, свеж и бодр.
— Товарищи, — сказал генерал Луков, окидывая взглядом присутствующих, — я собрал вас для того, чтобы решить один важный и весьма срочный вопрос. У нас лежит тяжелый больной, Сухачев, с гнойным перикардитом. Лечащий врач выдвинул смелое предложение. Предложение это рискованное, еще у нас не проверено на практике. — Он повернулся к Пескову, тот одобрительно закивал головой. — Нам следует решить: принять его или отвергнуть?
Майор Дин-Мамедов заерзал в кресле. От него не ускользнули ни благосклонность генерала к Пескову, ни одобрительные знаки Пескова. «Нехорошо», — подумал он.
— Но прежде, — продолжал генерал, — познакомимся с больным. Прошу вас, гвардии майор, доложить.
Майор Дин-Мамедов подался вперед, выжидающе и настороженно уставился на Голубева, как бы собираясь при первой необходимости броситься к нему на помощь.
Голубев поднялся, подошел к столу, взял историю болезни Сухачева и, не заглянув в нее, заговорил спокойно, только немножко тише и медленнее, чем обычно. Он рассказал о больном и хотел перейти к сути своего предложения.
Генерал остановил его:
— Быть может, будут вопросы?
— Скажите, — Кленов слегка приподнялся, — с каким диагнозом прибыл больной и какой диагноз был поставлен в нашем приемном покое?
Голубев вытер ладони о халат и ответил недрогнувшим голосом:
— Поступил больной с диагнозом «пневмония». В приемном покое был поставлен диагноз «центральная пневмония». Этот диагноз выставил я как дежурный врач. Этот диагноз неточный. Правильный диагноз установил полковник Песков.
— Бывает, — быстро отозвался Сергей Сергеевич Пухов. — Не ошибается тот, кто не работает.
Он быстрым движением взял историю болезни со стола и одобрительно кивнул Голубеву.
— Я знал, что сердце задето, но в чем, собственно, дело, я не знал, — сказал Голубев.
— Доложите о вашем предложении, — велел генерал. Голубев помедлил, одернул халат.
— Я предлагаю: вскрыть сердечную сорочку, выпустить гной и ввести пенициллин в больших количествах.
Майор Дин-Мамедов заметил, как после этих слов Песков неодобрительно покачал головой.
— Почему я это предлагаю? — продолжал Голубев. — Потому что пункция не дает желаемого эффекта, операция же, как всем известно, приводит к образованию панциря. Стало быть, нужно искать новые средства. — Он достал из кармана стетоскоп и принялся разглядывать его. — Мудрая врачебная заповедь говорит: не вредить. Пенициллин не повредит больному. — Голубев обратился к профессору, точно сдавал экзамен: — Я только что прочитал монографию по антибиотикам. Теоретически пенициллин должен помочь больному.
Профессор ничего не сказал.
— Хирурги, например, — Голубев повернулся к Кленову — Николай Николаевич вертел в руках очки и был, казалось, поглощен этим занятием, — хирурги применяют пенициллин при перитонитах с хорошим результатом. Так почему бы и нам в данном случае не применить пенициллин? Мне кажется, он не даст панциря. — Голубев сделал шаг к столу, произнес громче и резче: — Я считаю, что нам нужно действовать смелее, иначе мы не сдвинем нашу терапию с места.
