— Правильно, — поддержал Бойцов.
— У вас есть еще что-нибудь по сути предложения? — спросил генерал.
— Нет.
— Тогда садитесь. — Генерал повернулся к Пескову: — Иван Владимирович, ваши соображения?
Песков вытащил из кармана какие-то бумажки, торопливо стал их перебирать и все никак не мог найти того, что ему было нужно. Наконец, не вытерпев, он заговорил без шпаргалки:
— Уважаемые товарищи. Перед нами банальным вполне ясный случай. — Песков сделал паузу, взглянул на начальника госпиталя, на профессора, проверяя, какое впечатление производят его слова. — Наш высокоуважаемый начальник госпиталя, — продолжал он с подчеркнутым пафосом, — собрал этот консилиум motu proprio [1]. И мы ему весьма благодарны за внимание.
— Говорите о деле, — прервал генерал. Песков учтиво наклонил голову.
— Итак, перед нами банальный случай, но имеется предложение молодого коллеги. — Песков развел руками. — Собственно, я не вижу никаких доказательств, которые бы убедительно говорили за это предложение. Да-с. — Он иронически улыбнулся. — Кроме разве пылкости молодого коллеги. Благие порывы свойственны молодости. К сожалению, этого недостаточно. Нужны убедительные аргументы. А их-то и нет. Да-с, нет. В самом деле, уважаемые товарищи, что нам предлагают? Операцию. Это не ново. Ввести пенициллин? Но терапия пенициллином находится in statu nascendi, в состоянии зарождения.
— С бородой, — заметил профессор Пухов, быстро оборачиваясь к Пескову. — Ваш младенец с бородой. Да, да. Пенициллин применяется уже без малого десять лет.
Песков нахмурился, покашлял:
— Прошу извинить, Сергей Сергеевич. Но я что-то не слыхивал, чтобы его применяли при гнойных перикардитах. В нашем госпитале не применяли. Быть может, Леониду Васильевичу удалось наблюдать такой случай, он помоложе, порасторопней. Но и он не порадовал нас таким сообщением.
Майор Дин-Мамедов заметил, как по лицу Аркадия Дмитриевича Брудакова скользнула недобрая улыбка. «Забьют они его», — подумал Дин-Мамедов, крепко сжимая кулаки.
— Нас уверяли, — продолжал Песков, — что пенициллин не повредит больному. Что ж, в это можно поверить, Гм… Но это еще не значит, что он поможет больному.
— А что может помочь? — спросил Бойцов.
— К сожалению, на этот глубокомысленный вопрос я ответить не могу. Скажу лишь, что решать вопрос о применении нового лекарства надо не у койки больного, а в лаборатории. Мне, по крайней мере, так кажется. А молодежь у нас любит пошуметь, да только от шуму-то у больных голова болит.
— Разрешите, товарищ генерал? — Голубев резко поднялся. — Какой же тактики предлагает придерживаться товарищ начальник?
Песков свел брови на переносье:
— Гм… Врачебной, Леонид Васильевич. А она говорит: семь раз отмерь — один раз отрежь.
— Но вы же признали, — заметил Голубев, — что пенициллин не повредит больному. Стало быть, осторожничать тут незачем?
— Пусть даже не повредит, но, повторяю, неизвестно еще — поможет ли он? Так зачем же, объясните мне, травмировать больного? Ведь операция — глубокая травма.
— В данном случае, — сказал Голубев, — она единственный путь к спасению больного.
Песков повысил голос:
— Я не думаю, чтобы уважаемый консилиум составил мнение, что я враг больному, а вы его единственный спаситель. Я тоже хотел бы помочь ему. Да-с, хотел бы. Но, простите меня, не таким легкомысленным способом… Да и есть ли средства помочь в данном случае?
Генерал Луков постучал карандашом по столу:
— Иван Владимирович, успокойтесь, пожалуйста. Песков поклонился генералу, сел.
— Кто желает высказаться?
— Сперва давайте больного посмотрим, — предложил Кленов.
— Мне кажется, принципиально вопрос можно решить без больного, — вставил Песков, — к тому же вы, Николай Николаевич, его уже смотрели и даже операцию предлагали.
— Нет, извините, я у больного еще не был, к сожалению. С утра — срочная операция. Был мой ординатор.
— Позвольте мне? — попросил слова Аркадий Дмитриевич.
Он встал, заложил руки за пояс халата, слегка приподнялся на носках:
— Я скажу «несколько слов. Как совершенно справедливо заметил здесь товарищ начальник, опробовать новые лекарства следует в лабораториях, я бы добавил — в клиниках и научно-исследовательских институтах. Это — аксиома. В отношении шума я тоже вполне согласен с товарищем начальником. Шуметь нечего. Шум, как нам известно, это отрицательные эмоции. Но, с другой стороны, я не могу не обратить вашего внимания на смелость и, я бы сказал, оригинальность предложения моего коллеги, Леонида Васильевича Голубева. Ввести пенициллин в больших количествах прямо в полость перикарда — это, товарищи, весьма интересно. Поможет ли это больному? Я думаю, что наш консилиум разберется и, безусловно, вынесет свое мудрое решение.
— А ваше мнение? — поинтересовался Сергей Сергеевич и круто повернулся в сторону Брудакова.
— Мое мнение? — Аркадий Дмитриевич несколько раз приподнялся и опустился на носках. — Мое мнение — сделать все от нас зависящее, чтобы спасти больного.
Глаза Сергея Сергеевича лукаво блеснули.
— Не надо сбивать человека, — буркнул Песков.
— Еще кто желает?
— Давайте посмотрим больного, — повторил Кленов.
— Я не понимаю, к чему спешить? — возразил Песков. — Надо же прежде решить, с чем мы идем к больному.
— Когда посмотрим, тогда и решим, — сказал Кленов.
— Не понимаю, гм…
— Я тоже считаю, лучше обсуждать вопрос после того, как узнаешь больного, да, да, — поддержал Сергей Сергеевич.
— Тогда попрошу всех в палату, — сказал генерал Луков.
Майор Дин-Мамедов поднялся с кресла и подскочил к Голубеву.
— Наступай, — шепнул он ему, — энергичнее действуй.
Сто седьмая гвардейская с подъема готовилась к приходу начальства. Песков распорядился выдать старшине вне очереди новые простыни и наволочки. Он же приказал старшей сестре снять санитарок со всего отделения и «привести палату в божеский вид».
К одиннадцати ноль-ноль сто седьмая гвардейская была намыта, натерта до блеска. Койки стояли ровными, как по ниточке, рядами. Наволочки и простыни были настолько белоснежными и так наглажены, что жаль было на них ложиться. Больные, побритые, одетые в новенькие белые костюмы, сидели на табуретах, каждый возле своей койки. Кольцов прохаживался около дверей, ожидая начальства.
За стеклянными дверями показались доктора. Впереди всех маленький седой старичок. Кольцов вытянулся, чтобы представиться. Старичок замахал руками:
— Сидите, пожалуйста.
Увидев под халатом старичка красные лампасы, Хохлов ткнул старшину в бок и прошептал:
— Генерал.
Вошли начальник госпиталя и Бойцов.
— Ты смотри, Никита, второй генерал!
— А что тут особенного? Когда мой братишка в госпитале лежал, к ним маршал приходил. А ты что думал?
Доктора встали полукольцом у кровати больного. Голубев им что-то рассказывал. Сухачев лежал с закрытыми глазами. Голубев положил ему на лоб руку. Сухачев открыл глаза, пригляделся, будто из темноты попал на свет, узнал своего доктора, брови у него дрогнули, и он неожиданно для всех заплакал.
— Что с тобой?
Сухачев посмотрел на Голубева с укором, хотел что-то сказать, но не мог и заплакал еще горше. Крупные слезы медленно текли по щекам, сползали на подбородок, на шею. На подушке виднелись большие мокрые пятна — видно, плакал он не в первый раз.
— В чем дело? — спросили сразу несколько человек.
— Понятия не имею.
Голубев взял полотенце, вытер лицо Сухачеву, участливо спросил:
— Что случилось, Павлуша?
Сухачев ткнул себя пятерней в грудь, выдавил сквозь слезы:
— Не хочу, чтобы… сердце резали…
— Позвольте-ка, я им займусь, — вмешался Сергей Сергеевич.
Он привычным жестом подхватил поданный ему табурет, сел, быстро потер свои маленькие руки.
— Давайте-ка отдохнем от слез. Видите, сколько здесь врачей? Все к вам пришли, чтобы помочь, вылечить. Да, да. Здесь начальник госпиталя, генерал. И я — тоже генерал. Вот! — Сергей Сергеевич откинул халат, показал лампасы и дружески подмигнул больному. — Операция необходима. Да, да. Чтобы вас быстрее вылечить.
Сухачев прерывисто вздохнул, размазал ладонью слезы по лицу, упрямо заявил:
— Резать… не дам…
Консилиум возвратился в кабинет. Генерал Луков сел за стол и сказал:
— Продолжим работу.
Голубев встал и повторил свое предложение, только в более настойчивой форме.
— На чьи работы вы можете сослаться? — прервал его Песков.
— Работ по этому вопросу я пока что не читал.
— Видите! Их нет! — воскликнул Песков.
— Надо пробовать, дерзать — вот вам и будут работы, — сказал Бойцов.
— Что вы-то лезете? — со злостью сказал Песков. — Вы же профан в медицине…