усилием воли узрел, догадался, что умирает, что теперь-то наконец перед ним открываются небесные дали; и он сможет —
теперь-то сможет! — устремиться
«... в выси! в выси!..»
1988
ГЕРБОВЫЙ СТОЛБ
Дорожная повесть
Велико незнанье России посреди России.
Н. Гоголь
Полторы тысячи километров вдоль и поперек Луговой республики: много это или мало? Конечно, сразу возникает вопрос о размерах этой самой Луговой республики. Да и где она? В какой части света? А может быть, в нашей стране? Угадали, в самом центре России и, кстати, ближайшая к Москве. Называется Калужской областью.
Чувствую ваше разочарование и слышу возражения: ну, зачем же такая вычурная мистификация? Согласен: вполне законное неприятие, хотя и не вполне справедливое. Наверное, и вы, читатель, путешествуя в определенных землях, пытаетесь их определять по-своему? Так и я. Но в любом случае мне придется объяснить, почему утвердилось именно такое представление.
Калужская область знаменита множеством рек; следовательно, и лугами. Но ощущаю следующее недоумение: мол, ладно, пусть «луговая», а при чем тут «республика»? Мол, поименуй «краем» или по-стародавнему «губернией», как повелось во всяких писаниях. Однако!.. Вспомните наше бурное время, полное грозовых политических раскатов, оно — в этом убежден — требует именно политической терминологии, а не той привычно вялой, этногеографической — о лужках да реченьках, о сосновых борах да народных промыслах, которых, кстати, почти нигде нет. Как народных! Поэтому-то и важно самостоянье и, если хотите, республиканизм.
Между прочим, стал бы я колесить по городам и весям этой самой ближней к Москве области, если бы не стремился узнать и услышать то, что партийные наместники предпочли бы мне не показывать, не упоминать... «Наместники», замечу, не оскорбительное понятие, а историческое: то есть посланцы или выдвиженцы центра, точнее, Москвы. Так вот, полторы тысячи километров вполне достаточно, чтобы хоть эскизно, но набросать картину жизни — ну, читатель, договорились? — Луговой республики.
Отчего все же «луговой»? Н‑да, понимаю: мол, еще при Хрущеве почти все луга перепахали, засадили капустой и корнеплодами, в общем, хозяйственно использовали, в большинстве погубив. Особенно в пойме Оки, которую, можно сказать, и из Кремля хорошо видно. В самом деле, неужели так мала Россия?.. Так бедна землями?.. Однако вслушайтесь в имя: Ка-луга... Ока, луга... О’калуга... Калуга! Или далее по течению: Ока, ширь... О, какая ширь! И рождается: Кашира!.. Ну да ладно, пусть так только мне слышится и видится. Впрочем, как и всем, кто влюблен в реку русичей, напористую красавицу Оку.
Исторический герб Калуги прост: серебряный переклад на зеленом поле. Переклад (лента) — это символ Оки. Как и множества других «текучих вод» — Жиздры, Угры, Протвы, Нары, Тарусы... Десны, Болвы, Ветьмы... Одни из них устремлены на Восток — к Волге; другие на Запад — к Днепру. Эта всхолмленная зеленая равнина — луга, поля, леса — между Днепром, где возникла и восславилась Киевская Русь, и Волгой, переступив границу которой державно раздвинулась Московская Русь, представ императорской Россией; так вот, эти зеленые луга, холмы, дубравы; это пахучее разнотравье; эти серебряно-голубые реки есть земля великороссов...
Видимо, в описании своего путешествия по Калужской области, а затем по Орловской, мне придется постоянно делать отступления, потому что, прямо скажу, пишу не путевой очерк, а пытаюсь размышлять о всем том, что увиделось в дороге. Итак, о великороссах, вообще о населении этой области. В начале века, а точнее, перед первой мировой войной, в Калужской губернии проживал 1 миллион 355 тысяч жителей, и почти все они (99,6%) были великороссами. И православными. Ныне в Калужской области проживает чуть больше одного миллиона и... великороссов среди них нет.
Вам уже кажется щекотливым то, что я бросаю вызов, употребляя запретный термин о населении Великой Русской равнины. Кстати, кем запрещенный? И — когда? Вспоминаю, что в паспорте моего деда национальность определялась как великоросс. По нынешнему размышлению понимаю, что в этом истинность и безусловная историческая справедливость. В самом деле, в дореволюционной России существовали три главные ветви славянства, создавшие имперское государство, — великороссы, малороссы и белорусы. Все вместе они именовались русским народом, а по-старинному РУСЬ‑ким. Между прочим, в Российской империи, как и ныне на Западе, не национальность подчеркивалась, а вероисповедание. Православная вера давала равные права любому подданному безотносительно национальности.
Но я все же навязчиво подчеркну национальную проблему: на европейской территории страны после революции из трех славянских ветвей образовались две национальные республики — Украина и Белоруссия, а Великороссия — при Сталине ли? — была лишена имени и административно раскромсана (по-другому не скажешь) на непонятные куски. Называю: Центрально-промышленный район, Центрально-Черноземная область, Азово-Черноморский край, зиновьевская Северная Коммуна (Северо-Запад) и т. д, пока уже при Брежневе не дошли до абсолютно дикого наименования по зонам — Нечерноземная зона и Центрально-Черноземная зона. Вдумайтесь!.. Особенно над этим понятием — НЕ‑черноземье... Выстроим: такой ряд: НЕ‑пирог, НЕ‑кровать, НЕ‑корова, НЕ‑люди... Продолжайте! Очень любопытно получается... Так называемое Нечерноземье оказалось в исторических границах Московской Руси... Насмешка? Издевательство? Глумление? Правда ведь, хочется получить ответ: как же так случилось, что ядро государства, ядро России вдруг обозначилось по составу почвы?
Тема эта обширна, копать надо глубоко... А ваш упрек закономерен: чтобы рассуждать о Великороссии, оболганной и отмененной, не обязательно ехать в Калугу. Положение дел во всех областях европейской России является схожим. Но мне из моего Теплого Стана, что на «старой Калужской дороге», сам Бог велел напрямик рулить в Калугу. И вы, безусловно, правы: пора и картины изображать, и портреты набрасывать.
Калужское наместничество существовало со времен Петра I, а губерния — с 1777 года, с указа Екатерины II. По сути своей — не идейной, конечно, а административно-управленческой — все это продолжается и поныне.
В памяти потомков сохранились имена двух губернаторов — Смирнова и Арцимовича: первого, пожалуй, по той причине, что он был женат на Александре Осиповне Россет, желанной собеседнице Жуковского, Пушкина, Вяземского, Гоголя; а короткое правление второго пришлось на год Крестьянской реформы, и он в одной из наиболее крепостнических губерний России (этими «наиболее» были три — Калужская, Смоленская, Тульская) занимал радикальную позицию, а кроме того, опекал возвращавшихся из Сибири декабристов.
Однако, наверное, наиболее знаменитым из местных властителей останется