Ребятишки, толкаясь, стремглав бросились к крыльцу. Над станицей взвился бабий плач. Раздался зычный окрик, и плач умолк… Вдоль заборов замелькали фигуры казаков: у кого в руках обрез, у кого заржавевшая шашка, ружье…
— Сбор на площади! — неслось отовсюду.
— Сюда! Сюда! — звал бородатый казак.
— На площади сбор! На площади! — неслось в ответ.
Звуки гармошки приближались. Казак чертыхнулся, бросился к окну, закричал:
— Выходь! Выходь, бисова детвора, из хаты на улицу!
Уже можно было различить лица переселенцев. Бородатый казак, подгоняя перед собой детишек, подхватив на руки малышку, побежал к площади. Винтовка отчаянно подпрыгивала у него за спиной.
— А хата? — рванулась навстречу казаку его жена, выскочившая из калитки соседей.
— Черт с ней! — разозлился казак. — Не видишь! Сбор на площади! Догоняй!
Казачка метнулась было к хате, но в это время на окраине станицы появилась толпа осетин, и, увидев их, баба с визгом бросилась вслед за мужем и детишками…
К площади отовсюду сбегались станичники, на ходу заряжая винтовки, натягивая сапоги, облачаясь в рубашки… Стоя вдоль плетней, казалось, готовились к бою.
— Без приказа не стрелять! Без приказа не стрелять! — надрывался конопатый казак — председатель колхоза. — Надо бы в район гонца! Эй ты, Петро, хватай любого коня и скачи в район! Быстро!..
Толпа переселенцев двигалась по пустынной улице.
— Ой, братцы, что будет? — вздохнул кто-то.
— Цыц ты! — крикнули на него.
— Надо бы переговоры с ними провести, — озабоченно сказал председатель колхоза и приказал: — Те, кто с винтовками, на дорогу выходи, братцы, на дорогу, пересечь им путь следует… Но без моей команды не стрелять… Я сперва говорить с ними буду…
— Они тебя, Никитич, слухать не станут… Ишь как наяривают на гармони…
— Бодрятся.
Казаки напряженно ждали приближающихся переселенцев, всматривались в их лица.
— Казаки, а ведь они лыбятся! — раздался ошеломленный голос.
— И вправду улыбаются, — недоуменно подтвердил Никитич.
— И по хатам не снуют, не грабят, — поразился бородатый казак, видя, что толпа прошла мимо его двора.
— Они сперва нас побьют, а затем и до наших хат, — запротестовал коротконогий.
— Что-то на грабеж не похоже, — покачал головой Никитич.
— Зачем же они идут с топорами и лопатами, если не драться? — высказал удивление казак, натянувший на самые брови фуражку с красным околышем, — и где он только ее достал?
— Умолкни, — оборвал его Никитич. — Во, приближаются… И чего их сюда занесло?..
Сзади послышался цокот копыт.
— Петро поскакал в район, Никитич, — доложили председателю.
— Заговорить бы им зубы, глядишь, и подмога поспеет…
— Никитич, а ведь нас не менее, чем их. И у нас винтовки! — взбодрился бородатый казак. — Попотрошим мы их!..
— Без меня в драку не вступать! Стрельбу не открывать!
Переселенцы, увидев цепь казаков с винтовками на изготовку, перерезавших им путь, не смутились, не сбавили хода… Улыбаясь, хотя в глазах и таилась настороженность, они решительно приближались к станичникам. Молоденький осетин продолжал наигрывать мелодию симда… Когда между ними осталось метров тридцать, коротконогий казак щелкнул затвором:
— Пора, Никитич!
Но в это время из толпы выскочил осетин в войлочной шапке, протянул руку и закричал:
— Степан Никитич! Принимай гостей!..
— Мы вас не звали! — рявкнули в ответ казаки.
— Молчи! — взревел Никитич и показал на переселенца в войлочной шапке. — Это же Андрей, их секретарь! — Он крикнул: — Андрей, скажи своим, пусть остановятся…
Замерли друг против друга две толпы: казаков и переселенцев, гармонь тоже смолкла. Люди тревожно всматривались друг в друга.
— Андрей, выходи, потолковать надо, — сказал Степан Никитич и шагнул вперед.
Они встретились как раз посредине улицы, пожали друг другу руку.
— Не стал я тебя, Степан Никитич, заранее предупреждать о нашем приходе, — сказал Андрей. — Да решили утром, что нам следует помочь вашим погорельцам воздвигнуть дом…
— Во-от вы что! — обрадовано ахнул Никитич и махнул рукой своим: — Братцы, убирай оружие, они с добром к нам… — И снова обратился к переселенцам: — Да ведь мы и сами управимся.
— Знаю, — кивнул согласно Андрей. — Да не хотелось отговаривать своих — пусть получше познакомятся с твоими хлопцами. Смотришь — дружба зародится, кунаки появятся…
— Это ты правильно рассудил, — заулыбался Никитич, но предупредил: — Погорельцы на вас кивают, будьте осторожны.
— Нашей вины в пожаре нет, — твердо заявил Андрей. — Скажи всем об этом.
— Была бы вина — не осмелились бы прийти, — согласился Никитич и закричал: — Братцы казаки, подходи, не пужайсь, они помочь хотят Василию и Афоньке отстроиться. Подходи!..
Но настороженность прошла не сразу. Подойти они подошли, но стояли врозь: за спиной Никитича — казаки, за спиной Андрея — осетины.
— Вот это и есть Василь, — показал на тощего, тоскливо опустившего глаза в землю казака Никитич. — А где же Афонька?
— Иду, — шагнул вперед дюжий казак и сказал: — Спасибо за то, что пришли, да не из чего мне дома возводить. Нет ни леса, ни досок, ни кирпича…
— Ну, это уж ты, Степан Никитич, выдели, — попросил Андрей. — У тебя на колхозном складе наверняка есть, ты у нас на всю область славишься как хозяйственный руководитель…
— Есть-то есть, — согласился, вздохнув, Степан Никитич. — Так то на коровник припасено…
— Ты на коровник на стороне найдешь, — возразил Андрей. — А тут такой случай. Неужели мы напрасно столько километров шли?..
Об этом дне легенды позже сложили.
А на самом деле дальнейшие события развивались следующим образом. У Никитича нашлись и доски, и лес, и кирпич. Переселенцы в окружении толпы казаков, баб и детишек приступили к работе. Афонька и Василь сновали между ними, остальные казаки стояли сбоку и кто с усмешкой, кто с улыбкой, кто равнодушно, а кто и пряча гнев поглядывали на непрошеных помощников. Бабы молча грызли семечки. Детишки, сидя на земле, — во все глаза глядели на незваных гостей… Да разве останутся работящие люди равнодушными к перестуку топоров, визгу пилы, ударам молотка? И вот уже кто-то из казаков, поплевав на руки, ухватился за топор, кто-то помог подтащить бревно, третий стал заделывать дыры… К полудню на строительстве домов совместно трудились и казаки, и осетины. Бабы, продолжая щелкать семечки, зашумели, весело перебрасывались шутками, задорно и дружно хохотали. Дети забыли про наказ сидеть смирно, сновали под ногами взрослых…
А завершился этот общий зиу танцами под гармонь, пеньем казачьих песен, застольем. Говорят, Никитич и Андрей пили друг с другом на брудершафт. Сабан вызвал одну из казачек в круг и азартно станцевал с ней лезгинку, после чего и остальные женщины осмелели. Плясали в этот вечер и танец казачок, а длинная шеренга — чуть ли не в двести человек — исполняла симд. Были клятвы в дружбе и верности, был обмен кинжалами, соседи побратались. А в довершение зиу Тотырбек от имени своих товарищей поблагодарил за хлеб-соль и пригласил станичников в гости в Ногунал…
…Колхозы. О них в то время много было разговоров. В газете что ни статья — то о пользе коллективного труда. Приводимые данные показывали, как заметно вырастал семейный доход труженика полей после того, как он вступал в колхоз. Не раз писали и о коллективном хозяйстве, созданном в Ардоне, о том, как труд сплачивает людей, сообщали, сколько техники появилось в хозяйстве. И на трудодень здесь получили больше, чем в других хозяйствах республики.
— В прошлом году на трудодень в этом хозяйстве было выдано по десять килограммов пшеницы, по двадцать пять рублей деньгами, — говорил Тотырбек односельчанам.
Он забыл, по сколько килограммов картофеля, кукурузы, овощей получили ардонцы, но ему хорошо запомнилось, что одна из семей получила шестнадцать тонн кукурузы, тридцать две тонны картофеля, несколько тонн пшеницы и овощей…
— Вот в такой колхоз все переселенцы вступили бы! — выдохнул кто-то из горцев.
— Выгоду понимаем все, — кивнул головой Тотырбек. — Да душа боязно сжимается при мысли, что плодородную землю, о какой мечтать не смели раньше, надо будет добровольно отдать. Да еще отвести на общий двор своих лошадей, коров, овец, свиней. Я сам потом покрываюсь, как представлю себе…
В Ногунале что ни день вспыхивали разговоры о колхозе. И за, и против приводились доводы. Но как ни старались приезжие представители района и даже области уговорить переселенцев подать заявления, ничего не получалось. «Есть у нас товарищество по обработке земли, пока это нас устраивает», — говорил кто-нибудь из сельчан, и тут же все поддерживали его, с тем и расходились…
