А пища… Посмотришь на стол Умара, и враз становится ясно, что в доме достаток. Пироги, они в этом доме чуть ли не каждый день. А чего удивляться? В кладовой у Симы есть и мука, и сыр, и мясо, и масло… Это в других домах три пирога появляются по праздникам.
Радоваться бы за сестру, зять выбился из нужды, стал жить счастливо… Но отчего тоскливо на душе? Не оттого ли, что они уже сели за стол, а Инал еще в саду? Через окно видно, как он старательно окапывает землю вокруг деревьев.
— Инала позови, — сказал Руслану Тотырбек.
— Да-да, крикни ему, — поспешно добавил Умар. — Хотелось мне без него с вами потолковать — все-таки хоть и родственник он, но не одной с нами закваски… Да ладно уж, в другой раз…
Сима поставила на стол пироги. Хаджумар налил араку в рог, подал отцу, потом Тотырбеку… Десятилетний Абхаз ухаживал за дядями, щедро подкладывал им на тарелки куски вареного мяса. Особенно он постарался для Урузмага, который шутя шлепнул его ладонью по шее.
— Почему на столе нет чурека? — вдруг спросил Тотырбек.
— А зачем? — беспечно пожал плечами Умар: — Пироги заменят, не жаль…
— Плохо, когда пироги заменяют хлеб, — твердо сказал Тотырбек.
Урузмаг удивленно посмотрел на него: в руках у тамады рог, наполненный до краев, а гость волю дает языку — не полагается. Урузмаг прижал палец к губам, прося Тотырбека помолчать. Агубе смотрел на него во все глаза. Но в Тотырбека точно бес вселился.
— Не понимаю тебя, зять, — насторожился Умар.
— На чуреке выросли наши прадеды и деды; мы сами, сколько себя помним, радовались чуреку, — веско сказал Тотырбек. — И как бы ни был хорошо накрыт стол, для чурека всегда должно найтись место! Так должно быть в осетинском доме.
Чтобы не нагнетать напряженности, Умар расхохотался, натужно и громко, закричал жене:
— Подай сюда чурек. — И обратился к зятю: — Не знал, Тотырбек, что ты предпочитаешь чурек олибаху.
— На столе всегда должен лежать чурек, — упрямо повторил Тотырбек. — Не потому, что надо его обязательно есть, а чтоб напоминал, как мы жили и что ели. Я бы и через сто лет наказывал ставить на стол чурек, как бы прекрасно ни жили наши потомки. Вот так!
— Не знаю, как через сто лет, но у нас в доме ты всегда будешь видеть перед собой чурек, брат, — весело сказала Сима. — Не обижайся, если рядом с ними будут и пироги, и жаркое, и шашлык, и выпивка…
— Чурек есть чурек, — непреклонно заявил Тотырбек.
— А теперь позволь тамаде поднять тост, — показал на рог в руках Умара Урузмаг.
— Инал еще не за столом, — напомнил Тотырбек.
— Ну знаешь. — рассердился Умар. — Ты младше меня, должен был бы помнить это и не встревать в разговор.
— Я сегодня смолчал, — сказал Тотырбек, — смолчал, потому что младший и мы были на людях. Правильно я себя повел, Урузмаг?
— На людях мужу и брату жены нельзя ссориться, — кивнул Урузмаг.
— Там я сдержался, но здесь, пока мы одни, без посторонних, хочу кое-что сказать твоему мужу, сестра. Ох как не прав ты был сегодня, Умар. От слов твоих так и веяло жадностью и эгоизмом.
— Мне что, слушать тебя, своего зятя? — вскричал Умар.
Урузмаг и Сима переглянулись, им явно не хотелось присутствовать при этом разговоре.
— Придется послушать, Умар, — сказал Тотырбек, помедлив мгновение. — Другие смолчат, а я тебе правду скажу — правду. — И спросил: — Скажи, Умар, почему тебя не любят в ауле?
— Завидуют мне люди, завидуют тому, что у нас и покушать всегда вдоволь, и есть что надеть… — сощурив глаза, гневно ответил Умар.
— Ты все забыл, Умар, все! — укоризненно покачал головой Тотырбек. — Забыл, за что воевал, кто тебе все это дал… Потому и живешь не так. Не так!
— Перестань поучать меня, — прервал его Умар. — Я воевал за то, чтобы жить как хочу.
— А чем ты отличаешься от Тотикоевых? — блеснул черными глазами Тотырбек. — Чем?
— Не смей меня сравнивать с этой бандой кровопийц! — разгневался Умар. — Я стоял под дулом их винтовки.
— А теперь знаешь, как тебя следует называть? И называют уже! Кулаком! Не веришь? Урузмаг, чего молчишь? Подтверди. Ты же слышал. Думаешь, Умар, не обидно это слышать? — покачал головой Тотырбек. — Смотри, как бы не постучалась в твой дом беда…
— Не твоя забота! — отмахнулся Умар. — Все знают, как я сражался…
— Но теперь ты держишь батраков.
— Инал — батрак? Да он никогда так не жил, как у меня! И подростков я от смерти голодной спас! — возмущался Умар.
— Ты их бедой воспользовался, — уточнил Тотырбек.
— А не завидуешь ли и ты мне? — приподнялся Умар.
— Молчи! — стукнул по столу кулаком Тотырбек и, успокоившись, добавил: — Не будем ссориться, зять… Видишь, и Симу напугали, и племянников моих… Поднимаю тост за счастье, дружбу!.. — И прежде чем выпить, заявил: — Завтра я повезу людей в Ардон, пусть сами убедятся, что такое колхоз!..
Через день на двух машинах, выпрошенных сельсоветом в районе, группа поселенцев отправилась в Ардон… Вечером Тотырбек с группой побывавших в Ардоне стал обходить дворы…
О том, быть или не быть колхозу, спорили в каждом доме, взвешивали все за и против, и вольно или невольно люди приходили к выводу, что правда на стороне Тотырбека Кетоева, что мысли его больше затрагивают сердце, чем думы Умара. Когда же узнали, что в соседнем ауле чуть ли не все горцы вступили в колхоз, это ускорило решение. Все громче зазвучали голоса, что ногунальцам не к лицу отставать. И тогда провели новое собрание, на котором предполагалось только обменяться мнениями об увиденном. Но произошло иное: ход обсуждения логически привел к тому, что тут же стали подавать заявления о приеме в колхоз… При этом все выступающие обращались к Тотырбеку с наказом, будто он уже был председателем колхоза. И тогда он в растерянности развел руками и воскликнул:
— Да кто я такой, что вы поручения даете?!
— Ты затеял дело, — говорили ему. — Кому, как не тебе, быть председателем колхоза?!
…Долго определяли, где же держать лошадей и коров. Не было в Ногунале подходящего коровника и сарая… Кто-то предложил, чтоб пока переселенцы держали их у себя во дворе. Но тут же решили, что это не выход. Наконец надумали огородить пространство между хадзарами Тотырбека и Агубе, освободить его от камней и выстроить сарай и коровник. Объявили три зиу подряд. Стены сложили из камня, крышу покрыли соломой, как это делали казаки…
Эта первая колхозная страда незабываема. Каждый трудился за троих, словно хотел всем показать, на что он способен. И даже в этом всеобщем порыве энтузиазма Тотырбек выделялся, будто не было за его плечами многих лет тяжкого труда и войны. Не признавал он ни выходных, ни праздников…
Весна выдалась капризная, лето — жаркое, а осенью ливни чуть ли не через день обрушивались на долину.
Переселенцы мучились от непогоды. Наступило время уборки картофеля, а дождь мешал работать. Страшно было представить, что произойдет с картофелем и кукурузой, если вдруг погода еще неделю-другую будет стоять дождливой. Умар был сам не свой, сердился из-за каждой мелочи, так что все в семье сторонились его, даже девятилетний Абхаз старался не попадаться на глаза отцу. Дождь бушевал за окном, и в семье Умара назревала гроза.
И именно в эту недобрую минуту в окно постучали, и, когда Сима отворила дверь, вошла насквозь промокшая Зина.
— Учительница! — ахнула детвора.
Абхаз, решив, что учительница пришла бранить его за прогул, спрятался за столб, подпиравший крышу.
Езетта же, наоборот, бросилась со всех ног к учительнице, помогла ей снять с головы мокрый пушистый платок…
— Что-нибудь случилось? — встревожилась Сима.
Руслан и Хаджумар, подражая отцу, стояли поодаль и молча и терпеливо ждали, когда гостья заговорит сама.
— Я пришла поговорить с вами о них, — кивнула Зина головой на Руслана и Хаджумара.
— О них? А что говорить о них? — прищурил в гневе глаза Умар: — У них все есть…
Учительница замахала руками, ужаснулась:
— Не при них же надо обсуждать…
Выпровоженные в другую комнату дети конечно же приникли к двери, чтоб узнать тайну.
— …Они способные, им следует учиться дальше, — горячилась Зина. — Мне их больше нечему учить, им надо ехать в Алагир или во Владикавказ, им в среднюю школу надо…
— Они окончили твою школу, — возразил отец. — Теперь я учитель. Настоящих земледельцев из них воспитаю.
— Что вы говорите? Им четырнадцати лет нет! — упрямо твердила Зина: — В город их надо, в город! Учиться!
— А где они в городе жить будут?.. — робко подала голос Сима. — Кто за ними ухаживать будет? Стирать одежду? Готовить еду?..
— А она об этом не подумала, — зло усмехнулся Умар.
— Раз у вас нет родных в Алагире, Ардоне и во Владикавказе… — Зина решительно замялась… — То можно… в Воронеж отправить. К моим родителям. Я им напишу, — она поежилась. — Правда, двоим места в доме не найти, но одного мои отец и мать примут, прокормят, устроят учиться…
