тройке вошедших парней. Один из них небрежно посасывает трубочку замысловатой формы. И девчата стремительно переключаются на него.
— Курение оставьте, пожалуйста, за порогом. Почитайте плакат. А потом зайдите в нашу «курилку», вот — третья дверь…
Василий смеется.
— Я тоже недавно побывал в той «курилке». Вхожу, папиросу разминаю… Что за черт! Прямо на меня со стены уставилась этакая противная рожа с папиросой в зубах. А на папиросе — шкала, и цифры огоньками горят: вот сколько яда вдыхает курящий человек за день и прочие подсчеты. А дальше — медицинские плакаты о курильщиках. И брошюрки разные на столах. Ребята ходят и листают их. Обернулся я, чтобы выйти, над входом прямо в глаза бросилось: «Если тебе комсомолец имя — умей руководить привычками своими! Бросай курить, товарищ!» Я повертел папиросу, скомкал и потихоньку в карман…
Увидев в коридоре Никонова, Вера устремилась к нему.
— Ну, готовься к бою, — кивает ей Василий. — Я поддержу.
К их удивлению, секретарь горкома комсомола охотно согласился, чтобы секция атеистов «Ориона» избрала своим штабом поселок рудоремонтного завода.
— Разумное предложение как не принять! — говорит Никонов. — И правильно сделали, что подсказали нам. Значит решено… В среду секция атеистов едет к вам. Подыскивать комнатушку для безбожников — это уж ваша забота, Василий! Здесь оставим двух-трех толковых ребят, пусть занимаются пополнением секции… Идет?
Этой конкретной решительностью Никонов окончательно завоевывает симпатии Веры. «Не случайно, — думает она, — второй срок подряд избирают этого человека своим вожаком комсомольцы города».
— Кстати, — внимательно поглядывает на Вяхирева Никонов, — что там у вас на озере произошло?
— Мальчик утонул, — отвечает за Василия Вера.
— Да, но говорят, что не утонул, а утопил его парень с шахты. Хулиганил на озере. Узнай и выясни, что и как, — наказывает Никонов Вяхиреву. — Понимаешь, нехорошо получается… А я завтра с уголовным розыском свяжусь. Ну, мне к космонавтам надо, на Венеру полетим, посмотрим, что нас на этой прекрасной планете ждет.
На улицу выходят молча. Вера вздыхает и как-то странно задумчиво смотрит на Василия.
— Да… Люблю энергичных людей.
Василий сбивается с шага, смущенно дергает плечами и машинально шарит рукой в кармане пачку «Беломора». Потом вдруг останавливается.
— Не забывай, что именинник может остаться без подарка, — напоминает ему Вера. — Магазины скоро на перерыв закроют. Пошли.
Он вздыхает и молча шагает рядом, держа в полусогнутой руке измятую папиросу.
— Слушай, а этот Никонов тебе серьезно нравится?
— Нравится, — не сразу отвечает Вера.
— Да и мне тоже… Хороший человек…
Вера поглядывает на часы и вдруг вспоминает, что сегодня на три у нее назначена лекция в поселке. Лектор, конечно, приедет из «Ориона», но ведь надо женщин собрать! Сейчас около двух часов.
— Слушай, Вася, — торопливо говорит Вера. — Как же нам быть? Мне сейчас в поселок надо, о лекции-то я совсем забыла.
Василий недовольно морщится, но и он понимает, что срывать лекцию Вера не имеет права.
— Давай так, — предлагает Вера. — Ты пройди сейчас по магазинам, присмотри подарок, а я часам к четырем вернусь, встретишь меня на автобусной остановке.
Что ж, он согласен. Тем более, что надо побывать и дома, может, помощь его потребуется матери. Дни рождения членов семьи Вяхиревы в последние годы проводили с широким размахом, гостей собиралось обычно много, и подготовка к вечерам утомляла.
А Вера поехала в поселок. На Приозерной улице она сразу же прошла к Татьяне Ивановне. Та встретила девушку у палисадника дома и тотчас же доложила, что свою «команду» отправила к соседям. К детям Татьяны Ивановны присоединились их сверстники, и вся эта «голоногая армия» с криком устремилась по дворам, довольная тети Таниным поручением.
— Была я утром у Валентины, — сообщает Татьяна Ивановна Вере, — не хочет она нам помогать. Константин, муж-то ее, как узнал, в чем дело, накричал даже на нее, а Валентина только отмалчивается.
— А если… мне пойти?
— А что — сходи! Я пока к соседкам обегаю, кто поближе, да и лектора встречу.
Странно, но Вере больше пришлось разговаривать не с Валентиной, а с мужем ее, Костей Пискуновым. Совершенно неожиданно оказалось, что он знаком ей по шахте. Оно и понятно: Костя числится среди передовых горняков. Да и на общих собраниях он никогда не отмалчивается, его решительность и энергию хвалил не однажды начальник участка.
— В гости к нам? — радушно поднялся со стула Константин, едва Вера вошла в дом. — Слышал, слышал об этих беседах. — И коротко рубанул рукой, посмотрев в сторону Валентины: — Надо такие беседы! Мы-то на шахте и на собрания, и на занятия политучебы ходим, а они, — кивнул он на жену, — толком-то даже не знают, что в мире делается. Ну, собирайся, Валюха! Я, пожалуй, тоже послушаю пойду. День-то выходной, делать все равно нечего.
«Какой молодец!» — радостно екнуло сердце Веры, и она дружелюбно сказала:
— С бригадирством поздравить вас, Константин…
— Ефимыч, — с улыбкой подсказывает Константин. — Уже обмыли всей бригадой это событие. А за поздравление — спасибо! Давай, давай, Валюха, живо, народ ждать тебя не будет.
— Серьезно, Валя, что вам сидеть дома? — смотрит на хмурую женщину Вера. — Для вас же лекторы стараются, из города приезжают, а, думаете, приятно, когда их слушают не больше десятка человек? Ведь к каждой лекции надо уйму книг перечитать, разыскать те материалы, которые нужны, в газетах не за один год порыться. Знаете, сколько заботы?
Валентина криво усмехается, пожав плечами:
— У каждого забот-то много…
— Вот и уважать надо чужие-то заботы, — резко говорит Константин. — Для вас же стараются, беспокоятся, а вы… — он оборачивается к Вере: — Я тут у нее иконы на чердак вытащил, так она дуется за это который уже день…
— Иконы? — Вера только сейчас замечает, что божница пуста. — Вообще-то… Лучше было бы, если бы Валя сама убрала их. Дело это такое, что… Сама понять она должна, что ни к чему ей эти деревяшки…
И вдруг поймала любопытный, заинтересованный взгляд Валентины — лишь на какой-то короткий момент, на мгновение.
— Кхм… — крякнул Константин, удивленно посматривая на Веру, но тут же решительно махнул рукой: — А-а! Сама-то еще когда додумается. А меня нечего позорить. Терпел, терпел, да лопнуло терпение… Ну, ладно, идемте, что ли?
Вера смотрит на Валентину.
— Пойдем, Валя, да?
Та бросает быстрый взгляд на мужа и неожиданно грустно улыбается:
— Ладно уж, идемте, — и, вздохнув, без злости грозит Косте: — А с тобой-то я еще поговорю. Вишь, как надо-то? — кивает она на Веру. — А ты — хрясь! — и на чердак их…
— Ну, ну… — машет тот рукой. — Туда им и дорога. А говорить-то с тобой надо, а не со мной.
На улице Валентина держится рядом
