Леон обратился к Карпову, указывая на земского начальника:
— Запри этого господина. Да покрепче.
Земский начальник опустил голову, постоял так немного и упал на колени перед Леоном:
— Пощадите, у меня дети, господа. Умоляю!..
Леон круто повернулся и пошел из комнаты.
Группа Ткаченко действовала возле тюрьмы. Охрана тюрьмы оказала сопротивление, но Рюмин бросил под ворота две бомбы, и ворота разнесло в щепки. Дружинники ворвались во двор, в здание тюрьмы, и по темным каменным коридорам ее полетел клич:
— Выходи, свободный народ!
И распахнулись тяжелые скрипучие двери казематов, и высыпали люди во двор, на улицу, ликующе подбрасывая шапки, прославляя своих освободителей, революцию. Многие тут же брали оружие у надзирателей и вступали в боевые дружины.
Только к рассвету власти Югоринска узнали о восстании. Наспех собрав остатки полицейских сил и черносотенцев, они повели их в наступление сначала на здание полиции, но там их встретили залпы дружинников. Черносотенцы направились к тюрьме, но опоздали: оттуда, рассыпавшись цепью, на них наступали дружинники, освобожденные рабочие и крестьяне соседних сел и хуторов.
— Смерть царевым прислужникам!
— Бей черную банду! — кричали на улице дружинники.
Леон бежал впереди всех с маузером в руке и зорко смотрел по сторонам, опасаясь, как бы откуда-нибудь не появились казаки-атаманцы. Но атаманцев не было видно, и у Леона промелькнула мысль: «Значит, Егоровы советы оправдались: группа Вихряя связала их, да и батарейцы пригрозили орудиями не зря».
Метель не унималась, и попрежнему бил в лицо снег и порошил глаза. Вдруг Леон заметил: какой-то высокого роста человек встал на колено и приложился, целясь в него, но тотчас же позади Леона раздался выстрел и голос Вано Леонидзе:
— Получай, собака!
Черносотенец упал и больше не поднялся.
— Сдавайся! — кто-то крикнул рядом с Леоном.
Леон обернулся и увидел: Кошкин, приложив к плечу охотничье ружье, выстрелил в известного в городе лабазника и удовлетворенно погладил свой чуб.
На улице стоял воинственный шум голосов, гремели выстрелы, от них в воздухе взвивался черный дым и тянулся по улице, гонимый ветром, а дружинники все бежали по снегу, падали и вставали, стреляя на бегу, и черносотенцы, отступая, исчезали во дворах, как суслики в норах. Вот один из них, толстый, неповоротливый, вбежал в калитку особняка, но зацепился и застрял в ней. Никанор Бурмистенко настиг черносотенца и пригвоздил его к земле прикладом винтовки, как дубиной.
Вот из полураскрытой парадной двери кто-то высунул руку с револьвером. Грянул выстрел, и Кошкин схватился за плечо.
Леон прицелился из маузера и выстрелил. Неизвестный вывалился на площадку парадного входа.
Леон подбежал к нему и узнал: это был Кисляк.
— Негодяй, до чего дошел… — сказал он с отвращением.
— Готов? — спросил подбежавший Вано Леонидзе. — В тебя целился…
Черносотенцы не приняли боя и после недолгой схватки разбежались, оставив на улице несколько убитых и раненых.
Из дружинников убиты были каталь Герасим и вальцовщик Клевцов. Семь человек были ранены.
К полудню все дружинники собрались к зданию Совета. Не было лишь группы Вихряя и группы Овсянникова, но вскоре стало известно: Овсянников, давший слово выступать вместе со. всеми, окружил со своей группой особняки полицмейстера и градоначальника, но подоспела полиция и небольшой наряд атаманцев. Боевики-эсеры разбежались по дворам, а Овсянников бросил бомбу в окно особняка градоначальника и тут же был схвачен полицейскими.
Рассказав об этом Леону, Лука Матвеич с тревогой добавил:
— А с Вихряем, видать, тоже неладно. Так что бери своих людей и спеши к нему на помощь.
Леон вышел из здания Совета, где был штаб, сказал Вано Леонидзе о распоряжении Луки Матвеича и направился на помощь группе Вихряя.
Дед Струков видел, что дружина Леона куда-то пошла, но Леон не позвал его, и он остался сидеть возле Совета. Расположившись на скамье, он достал зеленоватый рог, паклю и, почистив стволы своей шомполки, принялся заряжать ее.
Рядом с ним на корточках сидел его земляк и сменщик по работе, такой же пожилой, с белой бородкой, точно дворник его, и говорил ему:
— Дед, ну куда ж ты его сыплешь, порох? Засмеют, как увидят.
Дружинники действительно заметили уединившегося деда Струкова, и послышались шутки:
— Дед, тебе что — жизнь надоела? Ствол разорвет!
— Бороду спалишь!..
Дед Струков не обращал на шутки никакого внимания. Насыпав пороху в стволы, он набил туда пакли, потом насыпал картечи, опять набил в стволы пакли и наконец насыпал немного пороху на капсюли, надел на них красные пистоны, слегка придавил пальцем и тогда сказал:
— Ну, теперь как все одно корова языком слизнет любое войско. А то учат, язви их…
Лука Матвеич нервничал и ходил взад-вперед в зале заседаний Совета. Он договорился с представителем батарейцев о том, что они, в случае крайней необходимости, дадут несколько выстрелов по городу и по казармам атаманцев. Посыльный, все время поддерживавший связь с батарейцами, только что сообщил, что между атаманцами и батарейцами идут переговоры. Чем они закончатся, трудно было предвидеть. Известно было лишь одно: ни Егор Дубов со своей сотней фронтовиков, ни батарейцы пока не выступили на помощь рабочим дружинам. «Да. От колебаний до перехода на сторону революции, оказывается, не так близко», — думал Лука Матвеич и опять посылал связных то к Егору Дубову, то на противоположную сторону города.
Вошли Рюмин и Лавренев и сообщили:
— Со стороны атаманцев слышатся выстрелы. Быть может, пойти на помощь? — спросил Рюмин.
Лука Матвеич хмуро посмотрел на него, на Лавренева и ответил:
— Туда пошли Леон и Вано. Нас могут спровоцировать: мы бросим все силы на помощь Вихряю, а сюда налетят казаки.
Однако, подумав немного, согласился:
— Пошлите человек пятьдесят. Командовать поручаю вам, — посмотрел он на Рюмина.
Рюмин слегка кивнул головой, повернулся и вышел.
— Зря, я сам бы пошел, — недовольно проговорил Лавренев.
Лука Матвеич кольнул его злым взглядом, сурово сказал:
— В штабах не дискутируют, а приказывают. Прошу помнить это… Установить посты в отдалении от Совета. Тщательно наблюдайте за переулками, — атаманцы именно оттуда могут показаться. Привести всех в боевую готовность!.. Идите.
Лавренев никогда не думал, чтобы этот человек мог говорить таким жестким голосом. Он повернулся по-военному и пошел выполнять приказание.
В это время глухо прогремел орудийный выстрел или разрыв снаряда — не понять было. Лука Матвеич напряг весь слух и услышал новый глухой удар, от которого зашуршало что-то в стене, под штукатуркой.
Надев шапку, он выбежал на улицу.
— Батарейцы, должно, из пушек палят, — сообщил дед Струков.
К Луке Матвеичу торопливо подошел Лавренев, доложил:
— Батарейцы открыли огонь из орудий. Наверно, по казармам атаманцев.
— Узнать точно. Приготовиться к отражению возможной атаки, — сказал Лука Матвеич.
А Леон был у казарм атаманцев. Еще издали заметив, что группа Вихряя отступает, он подал команду рассыпаться цепью и под прикрытием метели повел запушенных снегом дружинников во фланг атаманцам. Но атаманцы заметили его группы, разделились на два отряда и направили коней на него.
— Ложи-ись! — крикнул Леон.
Дружинники залегли и приготовились к бою. Недалеко от них маячили дружинники группы Вихряя, отстреливаясь. Было видно, как, спешившись и перебегая, атаманцы приближались к дружинникам Вихряя, но те лежали на снегу и стреляли.
— Ра-а-а-а! — доносилось от атаманцев сквозь шум ветра.
— Огонь! — скомандовал Леон и, лишь только раздался нестройный залп, заметил: над казармами атаманцев блеснул огонек и в воздухе распустилось черное облачко дыма. Через секунду над казармами вновь блеснул огонек и раздался взрыв. И Леон понял: батарейцы сдержали свое слово и начали обстрел казарм атаманцев.
Казаки повернули назад.
— Побежали, побежали!
— Ура! — закричали дружинники.
Леон поднялся на ноги, крикнул:
— Товарищи, батарейцы обстреливают атаманцев. Да здравствуют революционные солдаты! За мной, на помощь Вихряю! — и побежал по заснеженной степи, навстречу ветру и метели.
И тут произошло непонятное: батарейцы прекратили огонь, но позади группы Леона показались всадники, а немного в стороне от них — группа дружинников. Леон переглянулся с Вано Леонидзе, ничего не понимая.
«Если это не Егор, тогда почему казаки не атакуют дружинников?» — думал он, всматриваясь в приближающихся всадников.
