— А родишь, куда ты с ним?..
— А это уж не твое дело, Макар Яковлич!.. Сколько хватит сил, а не брошу… Пусть уж кто другой, а я… Нет!.
Наталья смолкла, закрыв лицо фартуком. К горлу подступали слезы.
— О чем ревешь-то?.. — сухо сказал Макар.
— Нет, я уж больше не стану реветь… Будет. Только обидно… И стыдно за тебя. Черствый ты, безжалостный человек.
— А что мне с тобой за компанию слюни распускать? Не умею я.
Наталья почувствовала в голосе Макара холод, от которого всё в ней точно застыло. Макар сухо добавил:
— И не интересно… может быть, не от меня ребенок?..
— Еще раз скажи, Макар Яковлич… Ты, должно быть, любишь людей обижать. Я же это слыхала от тебя!
Плотно сжав губы, она замолчала, но молчать ей не хотелось. Хотелось на обиду ответить обидой. Сказать такое, чтобы ему стало так же больно, как и ей. Она смело глянула ему в глаза, заговорила:
— Ты не беспокойся… Мне тебя не надо. Не вяжусь за тобой. А ребенка своего убить не дам ради твоей прихоти. Ты женись… за тебя богатая пойдет, а я… Воспитаю… Не нужен ты мне… и тебе не покажусь, только довези меня до Подгорного.
Макару стало досадно, стыдно. Смотря в сторону, он замолчал, чувствуя, что слова Натальи били его, как молотком по черепу. Потом он беспокойно завозился, привстал на сиденьи. Подобрав вожжи, он лихо закрутил ими над головой и дико гикнул. Лошадь рванулась. Коляска дробно загремела, подпрыгивая по каменистой дороге. Наталья, крепко держась за бричку, испуганно крикнула:
— Ты чего это делаешь?
Но Макар молчал. Он во весь опор гнал, взмахивая вожжами, стиснув зубы. Удар за ударом сыпались на взмыленный круп лошади.
Такие бешеные приступы не однажды приходили к Макару, пока они ехали в Подгорное. Он то притихал, втянув голову в плечи, то, как ужаленный, бил лошадь, гнал по пыльному тракту. Когда въехали в окраинную улицу селения, он привернул к кособокой гнилой избушке, где жила Кашевариха, — толстая, рябая баба, втихомолку продававшая водку в «котомочной». Выпив с жадностью стакан водки, он поехал к базару.
— Куда ты поехал? — спросила Наталья, — ты довези меня до дому-то.
— Молчи знай. — не глядя на нее, ответил Макар, — Поедем куда повезу.
Он заметно повеселел. Подъехали к мануфактурному магазину. Привязывая к столбу лошадь и смотря на Наталью исподлобья, он проговорил:
— Вылезай, давай!
— Куда?..
— Тебе говорят, вылезай, зайдем в лавку!
— Зачем?..
— А это мое дело. Айда, знай!
Вошли в магазин.
— Давай, выбирай, чего тебе глянется.
Макар окинул взглядом полки, туго набитые товаром.
— Ничего мне не надо, — сдвинув брови, ответила Наталья.
— А я говорю, выбирай, не ломайся. Я хочу так — гостинец тебе… Значит, ты не отнекивайся… Эй, ты!.. Как тебя?… Чего встал?.. — Крикнул он тщедушному, рябому подростку-приказчику. — Кажи, давай товар. Давай кашемиру!.. Вот этого!
Кусок за куском летели с полок пестрые ткани. Макар хозяйски командовал:
— Режь этого пять… Этого десять. Снимай вот это!
Неподалеку от него упитанный продавец отмеривал очкастому человеку сукно. Шагнув к ним, Макар взял в горсть черное, тонкое сукно и спросил:
— Почем этот товар?..
Продавец, не обращая внимания, продолжал мерять, разговаривая с покупателем.
— Я тебя спрашиваю али нет?.. Почем товар?
— Вам это не подойдет, милейший, — небрежно бросил продавец.
У Макара на лбу вздулась жила. Он придвинулся ближе к прилавку и, присутулившись, спросил, впиваясь прищуренными глазами в продавца:
— Я тебя спрашиваю?.. Чего ты зазнаешься-то?..
— Двадцать семь рублей-с. Это берут господа на фраки и на сюртуки-с!..
Макар шумно распахнул пиджак, вытащил из внутреннего кармана туго набитый бумажник. Швырнув на прилавок радужную сторублевку, он крикнул:
— Ты лишку-то не рассусоливай, а режь давай мне три аршина на портянки!
К ним подскочил кругленький, лысый хозяин. Он грозно глянул на продавца и, улыбаясь ласково, заговорил с Макаром:
— Пожалуйте, сударь! Сколько вам?.. Три аршинчика-с?.. Сию минуту.
— Три! А ты бери скорее, — обратился он к человеку в золотых очках, — а то я весь кусок откуплю.
Хозяин быстро отмерил Макару сукно.
— Разрежь надвое! — приказал Скоробогатов, присаживаясь на стул и стаскивая с себя приисковые тяжелые сапоги. Он размотал холщевые портянки, навернул на ноги сукно, обулся, а портянки, скомкав, бросил продавцу за прилавок:
— На тебе фрак! Вздумал еще мне говорить поперек, щучья ты вонь. Я тебя могу купить и продать, мелюзга аршинная!
Забрав покупки, он гордо вышел из магазина.
Наталью этот поступок не удивил. Она только внутренне смеялась, видя бахвальство Макара, растерянность продавца, глупо улыбающееся круглое лицо хозяина.
Из магазина Макар поехал к себе домой. Наталья удивленно проговорила:
— Куда ты погнал?.. Довези меня до дому-то!
— Где он у тебя дом-то?
Это вышло у него как-то сердито и укоризненно.
У Натальи дома не было. Она думала остановиться у тетки Арины. Слегка краснея, она сказала:
— Не всем же такими богатыми быть, как вы! — Потом спокойно и твердо добавила — Слушай, не дури, не издевайся! Остановись! Я вылезу. Уйду отсюда пешком.
— Заедем ко мне, — решительно сказал он и погнал лошадь еще быстрей.
— Зачем?..
— Просто так, я хочу так!
Макар искоса посмотрел на Наталью и подумал: «Почему бы мне и не жениться на Наташке?» Эта мысль его как-то обогрела. Он вспомнил ее ласковые глаза, умные разговоры… Макар придержал лошадь, бросил вожжи на бричку и тихо заговорил:
— Все-таки, Наташа, ты зря от меня сторонишься!
Наталья удивленно взглянула на него. Перед нею был прежний Макар — ласковый, прямодушный, сильный. Она промолчала. Скоробогатов, потрогав ее руку продолжал:
— Плюнь, не сердись! Ты думаешь, я с Фимкой?..
— Отстань ты со своей Фимкой. Каждый человек сам себе хозяин! Если я захочу, кто мной распорядится? Я вольный человек. Пусть хоть бы мы с тобой были венчаны, всё равно не имею права связывать тебя и заставлять любить меня… Любовь, Макар Яковлич, приходит сама, когда люди уважают друг друга!
— Не пойму я тебя…
— И не понять тебе меня, потому дороги наши с тобой разные! Я простая, рабочая, а ты…
— Ну и что же? — хвастливо сказал Скоробогатов и пожалел, что ответ вышел грубый. Ему хотелось сказать Наталье что-то ласковое. Он чувствовал уважение к этой женщине. Он даже усомнился, что это — Наталья, та самая девушка, с которой он бывал иногда груб.
«А кто тут виноват?» — подумал он, но ответа, на это не нашел. И снова вернулась мысль: жениться на Наталье. Кто ему запретит?.. «Будущий ребенок. Стыд от людей… — подумал он. — Взял любовницу, да еще с приданым»…
Он не заметил, как подъехали к дому.
— Давай, Наталья, вылезай! Зайдем к нам, попьем чаю, а потом я тебя увезу.
В голосе и глазах Скоробогатова были простота и добродушие. Наталья удивилась и, бессознательно повинуясь, вошла во двор. Их встретила Полинарья, подозрительно взглянув на Наталью.
— Это кто такая?.. — спросила Полинарья.
— Наталья, наша приисковая.
— А зачем она к нам заявилась?..
— Зачем? Просто ехали вместе, ну и заехали! Давай ставь самовар — чай пить будем! — почти раздраженно ответил Макар, распрягая лошадь.
Полинарья поджала губы и с ехидцей процедила сквозь зубы:
— Еще этого не хватало, чтобы ты своих руднишных девок в дом приводил.
Макар виновато улыбнулся Наталье, грозно взглянул на мать и торопливо повел лошадь в конюшню. Наталья же вскинула на плечо сундучок и быстро вышла, провожаемая словами Полинарьи:
— Моду нашел — приисковых лахудр…
Последних слов Наталья уже не слыхала. Не помня себя, она прошла до узкого переулка и скрылась за поворотом.
Когда Макар вышел из конюшни, он в недоумении остановился, отыскивая взглядом Наталью.
— Она где? — спросил он мать, которая стояла на крыльце, воинственно подбоченясь.
— Ушла!
Прихмурив брови, Макар взглянул на мать и быстро выбежал за ворота, но Натальи уже не было. Он злобно сжал кулаки и, подбежав к воротам, с яростью ударил. Они распахнулись.
— Ты это чего буянишь?..
— Мама! — втянув голову в широкие плечи, придушенно крикнул Макар. Он, как вкопанный, встал посреди двора, грозно сверкая глазами. Его нижняя челюсть выдалась вперед, обнажая ряд крепких зубов.
— Чего ты бесишься?.. Я тебя спрашиваю? — повторила Полинарья с той же спокойной и ядовитой усмешкой.
— Мама! — снова крикнул сын и выругался. Этот выкрик был похож на рев подшибленного зверя. Макар тяжело опустился на плаху возле поленницы и схватился за голову, запустив пальцы в густые волосы.
Вечером Полинарья рассматривала покупки Макара и, вдоволь налюбовавшись, бережно их свернула и запрятала в сундук. А Макар неподвижно, вниз лицом, лежал на сеновале. Много он передумал за этот вечер. Ему казалось, что от тела его оторвался кусок. Он едва сдерживал рыданья, крепко стиснув зубы. Он сам не понимал, что с ним случилось. То он хотел вскочить, бежать, разыскать Наталью, ту Наталью, которая теперь светилась в его сознании каким-то ласково манящим огоньком. То он вспоминал холодные, отчуждающие слова: «Я просто рабочая, а ты»… и тогда приходили другие мысли:
