Феврония, скрестив руки, как это делают старообрядки, низко поклонилась Крапивницкому.
— Почему поневоле? — отвесив ответный поклон, спросил пришедший в себя Крапивницкий.
— Заимку в Камагане у ней отобрали и почти все хозяйство.
— Понятно.
Не раз принимавшая городских гостей, приезжавших по делам к мужу, Феврония умело собрала ужин и с достоинством пригласила к столу. К удивлению гостя, к обильной закуске появилась бутылка коньяка.
— Приберег для дорогого гостя, — Лукьян поклонился, подавая рюмку Крапивницкому.
— А женщинам?
— Моя старуха не употребляет. Может, ты, Феврония, выпьешь.
— Налей, — сказала та решительно.
После третьей рюмки Крапивницкий переставил стул ближе к молодой хозяйке.
— Позвольте предложить, — подвигая вино, сказал он учтиво Февронии.
— Нет, спасибо, — сухо ответила женщина и, поклонившись церемонно гостю, ушла в свою горенку. Откланялась и Митродора. Мужчины остались одни.
Крапивницкий, не спрашивая хозяина, налил себе еще рюмку, выпил, поднялся со стула, потрогал дверь, плотно ли закрыта, и вернулся к столу. Упираясь в него пальцами обеих рук, в упор посмотрел на хозяина.
— В прятки играть хватит, — пристукнул он слегка о стол. — Сколько надежных людей в Косотурье?
Лукьян опустил глаза, поскреб подбородок.
— Как сказать... Да не шибко густо. Заозерная часть — чистовцы почти поголовно стоят за новую власть. Верховодит там Прошка Черепанов. Наши камышинцы, народ как будто надежный, но опять же это касается отцов. Они крепко держатся старых порядков, а вот ихние сынки уже устав не соблюдают, курят табак, едят из одной чашки с мирскими.
— Наплевать мне, что они едят из одной чашки, — грубо оборвал Крапивницкий. — Ты вот лучше скажи, как у тебя с оружием!
— Кое-что наскребем, ну там ружья, патроны, значит, леворверы. — Лукьян зашарил глазами по потолку.
Крапивницкий молча допил коньяк и повернулся к хозяину:
— Завтра собери своих людей. А сейчас я отдохну.
Дорога из Косотурья на Павловск, которой шли хлебные обозы к железнодорожной станции, стала небезопасной. В середине мая неизвестные обстреляли обозников, были убиты два продотрядовца, сопровождавшие подводы с хлебом.
Через несколько дней Прохор Черепанов проводил в совете собрание бедноты. Неожиданно кто-то выстрелил в окно. К счастью, никто не пострадал. Лишь с улицы была разбита висячая лампа. Когда активисты выскочили на улицу, то услышали лишь доносившийся издалека конский топот.
В следующую ночь кто-то поджег общественный амбар; к счастью, хлеб из него накануне был отправлен на станцию.
Среди жителей сел и деревень поползли тревожные слухи. Неспокойно было и в Павловске. В ночную пору на окраинах иногда показывались какие-то всадники. В учреждениях, где еще оставались старые служащие, чувствовался скрытый саботаж.
По улицам стали патрулировать милиционеры.
Дом Крапивницких в те дни, казалось, опустел. Галя посещала курсы сестер милосердия и находилась больше в больнице. Молодой Крапивницкий после отъезда на Ольховский кордон в Павловске не появлялся. Не было его и на кордоне. На вопрос старого лесничего Леонтий разводил руками:
— Сказался, что поживет несколько дней у объездчика. Ушел, и с той поры его не видел.
Встревоженный Иван Михайлович погнал лошадь к старшему леснику. Алексея и там не было.
В конце мая в Павловск из губернского города пришла телеграмма:
«В Челябинске восстание чехов. Власть захватили белогвардейцы. Примите меры».
Кирилл Панкратьевич Красиков собрал партийный актив и объяснил обстановку:
— Все коммунисты, способные носить оружие, завтра к утру должны явиться к зданию городского комитета. Часть товарищей сегодня же выезжает по волостям для организации вооруженных отрядов. Место сбора будет назначено особо. Тебе, товарищ Обласов, — обратился он к Василию, — со своим отрядом придется занять подступы к городу. В случае отхода отряды должны сгруппироваться в Мещерской низине, между лесными кордонами Ольховским и Косотурским. Что бы ни случилось, я с группой товарищей остаюсь городе. Адрес явочной квартиры сообщим дополнительно. Есть вопросы?
— Как с оружием? — раздался голос.
— То, что имеем, будет использовано. Остальное придется добывать самим. Еще вопросы? Нет. Товарищи! Мы вступаем в полосу ожесточенной борьбы с контрреволюцией. По дополнительным сведениям, вся железная дорога, начиная от Самары и дальше в глубь Сибири, занята белочехами. Активизировалась городская буржуазия и контрреволюционная часть казачества. Поднимает голову кулачье. Как видите, на Урале, в Зауралье и Сибири создалась тяжелая обстановка. Но духом падать не будем. На нашей стороне трудовой народ. А это большая сила в борьбе с контрреволюцией.
Под сводами городского клуба, торжественно зазвучал «Интернационал».
На помощь белочехам, наступавшим со стороны железной дороги, из станицы Звериноголовской пришел отряд казаков под командой сотника Пономарева.
Обласов со своим отрядом отступил в Мещерскую низину.
Павловские большевики ушли в подполье.
В городе появился Алексей Крапивницкий.
— Теперь красным конец, — усаживаясь в просторное кресло, заговорил он развязно. — Отец, мы установим в стране подлинно демократический строй. Кстати, меня вызывают в Челябинск. Там сейчас находится мой старый друг капитан Курбангалеев. Он организует татаро-башкирский отряд и просит ему помочь в этом деле. Одно время, я вам уже говорил, что служил в «дикой дивизии». Так что служебный опыт среди «правоверных» у меня есть. Как вы на это смотрите? — закуривая, спросил он отца.
Иван Михайлович пожал плечами:
— Я не военный, я только лесничий. Вопросы политики — не моя компетенция.
— Но я надеюсь, что вы приветствуете мое появление на горизонте общественной жизни страны?
— Смотря какое направление будет принято тобой.
— Я уже сказал, что гегемонии пролетариата я не признаю. Это фиговый лист, которым прикрываются, большевики, добиваясь власти.
— Но, как я знаю, в Советах есть не только большевики, но и беспартийные:
Младший Крапивницкий криво усмехнулся:
— Это для статистики.
— Значит, я представляю из себя просто-напросто цифру? То, что я продолжаю свое любимое дело добросовестно и при советской власти, вкладываю в него свой опыт и знания, теперь уже на благо народа, ты называешь статистикой? Как далеко зашло твое заблуждение. — Заложив руки за спину, Иван Михайлович, волнуясь, зашагал по комнате. — Ты перестал чувствовать пульс родной земли. Ты уподобился Антею, потерявшему связь с землей, родным народом. Бойся: Геракл может одолеть тебя.
— Отец, это же миф.
— Да, миф, в котором заложена большая мудрость.
— Но мы живем в реальном мире, — выпуская кольца дыма, произнес бесстрастно Алексей. — А впрочем, хватит про политику. — Подвинув к себе пепельницу, погасил папиросу. — Я не вижу Гали? Где же она? — спросил он отца.
— Она дежурит сегодня в городской больнице.
— У нее новая специальность? Неплохо, — поднимаясь на ноги, заявил младший Крапивницкий. — Жалею, что мне не удалось с ней встретиться. До свидания, отец. Надеюсь вернуться с победой над Гераклом. Опираться мне, слава богу, есть на что, — усмехнулся он.
— Боюсь, что почва, на которую ты намерен опереться, окажется зыбкой.
— Поживем — увидим. — Сдержанно простившись с отцом, Крапивницкий спустился с крыльца и подошел к ожидавшему его ямщику.
Когда начался мятеж белочехов, Галя пришла к Красикову и стала просить, чтобы ее направили в партизанский отряд Обласова.
— Нет, тебе необходимо оставаться в городе. Поработай пока в больнице. Нашим бойцам потребуются медикаменты. К тебе они будут приходить под видом больных. Скажут: «Я от Обласова». Остальное понятно. Как у тебя отношения с Туркиным? — спросил он про главного хирурга.
— Он большой приятель отца и часто бывает в нашем доме.
— Хорошо. Поработай пока сестрой, а дальше будет видно.
Простившись с Красиковым, Галя вышла на улицу. В июньском небе величаво плыли облака. Порой они закрывали от яркого солнца дома, улицы, и от этого было сумрачно. Безлюдье. Промчится, поднимая пыль, небольшой отряд всадников, и снова гнетущая тишина. Галя направилась к больнице.
Хирургическое отделение было расположено в глубине больничной территории среди густых сосен. Дальше как бы отдельными выступами спускался в низины вековой бор. Внизу петляла речка, за ней были видны крестьянские поля.
Главного хирурга, полного пожилого мужчину, Геннадия Степановича Туркина Галя застала в кабинете за просмотром истории болезней.
