— Персонально указывай.
— Вот и персонально… Правильно говорил инженер Рогов на прошлом слете: у нас на некоторых участках такие порядки — один с сошкой, а семеро с ложкой — на одного забойщика приходится по десять человек подсобников. Какая же здесь может быть выработка? Что же у нас может получиться со стоимостью угля? Технологию запустили, забойщиков, которые покрепче, по разным куткам рассовали: в ламповой — забойщик, в проходной — забойщик, коням хвосты крутят на транспорте — тоже забойщики. На днях заглянул в квасной киоск, и даже дух сперло — мой прежний сменщик Никанор Ожгихин газовой водицей торгует, по пятаку за литр. «Ты, — спрашиваю, — что, в уме ли?» — «А чего? — говорит. — Ничего, слава богу, — вот воду из крана добываю».
Переждав легкий смешок, проходчик вытирает потное лицо и продолжает:
— А наш уважаемый начальник шахты одно свое гнет: «У нас традиции. Мы были первыми». Были да сплыли, дорогой товарищ Дробот. Не мне бы вас учить, что на давешний капиталец долго не проживешь.
— Что же теперь, ложись да помирай? — спрашивает кто-то оратора.
— Ни в жизнь! — Афанасий Петрович задорным движением сдвигает каску на затылок, отчего лицо его сразу молодеет. — Я вот что скажу: есть у нас сталинская пятилетка, значит есть у каждого своя доля в этой пятилетке.
Он умолкает и потом продолжает — медленно, отрубая каждое слово ударом руки:
— Попрошу, чтобы инженеры подсчитали, сколько угля на мою долю приходится за пять лет, и заранее обязуюсь нарубить его за три года. А для начала иду в лаву и дам… — он не торопясь шагает к доске показателей, укрепленной у задней переборки стены, и, размахнувшись, выводит крупными кривыми цифрами: «250 %», потом, немного помедлив, ставит восклицательный знак.
— Ну, что же… — язвительно тянет подошедший к подмосткам Очередько. — Восклицание, можно сказать, приличное, только знак-то нужно бы после смены ставить…
— После смены знак-то нужно тебе на кой-какое место ставить! — обрывает районного инженера мальчишеский голос.
Раскомандировка качнулась от громового хохота.
В тот же момент на подмостки взбежал плечистый высокий парень в военном, с рыжеватыми коротко стриженными волосами.
Рогов невольно подался вперед — до такой степени показалось ему знакомым широкое доброе, лицо этого человека, лицо, на котором ясно запечатлелись и простодушная уверенность и в то же время какая-то крестьянская осмотрительность. Всем своим видом он словно бы говорил: «А я знаю, что нам с вами нужно!» Он и речь начал обычным, не ораторским тоном, сказав буднично и просто, как будто продолжал начатый дома разговор:
— Тут меня должен кое-кто знать. Когда-то вместе начинали работать на «Капитальной».
Большинство шахтеров недоуменно переглянулись, по Рогов заметил, что некоторые ободряюще кивнули новому оратору: знаем, мол, продолжай! Но оратор вдруг круто повернулся к доске и пониже первой цифры уверенно вывел: «400».
— Ого! Замашисто! — громко удивились в толпе шахтеров.
Вокруг оживленно заговорили:
— Это же сынок Вощина, Гришка, с войны вернулся.
— Отца на поединок вызывает!
— Этот наступит кое-кому на пятки, только оглядывайся!
Рогов вспомнил, что давно уже хотел побывать у Вощиных, и тут же твердо решил при первой возможности заглянуть в их шахтерскую семью.
Спустившись в шахту, он прошел сразу на седьмой участок. В основном штреке, вокруг Очередько и Дубинцева стояла большая группа шахтеров. Рогов не думал ни во что вмешиваться, просто хотелось убедиться, что все идет хорошо. Может быть, он себя немного обманывал, боясь признаться, что его исподтишка точит ревнивое чувство зависти даже к люковому, который в этот момент наполнял вагончики углем. Остановился в сторонке, прислушиваясь к раздраженному голосу Вощина.
— Мы уже вторую смену болтаемся, когда же порожняк будет? — спрашивает проходчик. — Это же не шутка — скоростной забой. А потом вы сами видели: со мной на первую смену вышел сын Григорий. Не могу же я моргать перед ним!
— Я все знаю! — отмахнулся Очередько. — Знаю, как важен твой забой, но порожняк мне сегодня на другое нужен. У меня рекорд!
Как только проходчик отошел, шепотом поминая зловредную бабушку нового районного инженера, тот нетерпеливо повернулся к Дубинцеву:
— Ну? Как дела у Деренкова?
— Товарищ Очередько, за лаву отвечаю я, — медленно выговорил Дубинцев. — Мы уже восемь лент взяли — риск большой!
— Риск? А ты что думаешь, в шахте можно без риска? — удивился Очередько и, явно рассчитывая уязвить молодого начальника участка, добавил — У тебя что, сердце слабоватое?
Дубинцев сдержался, ответил очень спокойно:
— Я не трус, но есть определенные технологические нормы.
Очередько почему-то обрадовался.
— Нормы? Но это же не мертвое дело? Нормы людьми создаются! Ты техник и должен знать, что горное дело наполовину наука, наполовину искусство. И потом не тебе меня учить технологии. Я шестнадцать лет в шахте — состояние лавы могу определить без твоей помощи!
Дубинцев упрямо наклонил голову.
— В верхней лаве работать нельзя.
— А я приказываю!
— Все равно нельзя. Я отвечаю за участок.
— А я… я сниму тебя! — Очередько даже пригнулся, выставив подбородок. — Ты трус! Слышишь?
— А я…
Рогов положил руку на плечо Дубинцева.
— Не волнуйся.
Очередько приподнял аккумулятор.
— Кто это?
— Я считаю, что начальник участка прав, — сказал Рогов, следя за мгновенными переменами в лице Очередько.
На этом лице отразилось вначале замешательство, потом глухое раздражение и, наконец, удовлетворение, которое можно было понять так: «Эге, явился! Ну, что теперь скажешь? Районом-то командует Очередько!» Сказал же он очень спокойно, пощупав пуговицу на воротнике:
— В общем, посторонним нельзя ходить по району.
Рогова рассмешило это фанфаронство, но Очередько вдруг озлился.
— Я запрещаю вам, инженер Рогов, ходить по району и расстраивать мне… организацию. Довольно вы мне мешали. Теперь настал мой час!..
Можно было не отвечать на это. Рогов поинтересовался, где работают черепановцы. Лицо Дубинцева посветлело.
— У меня душа с этими парнями отдыхает, — признался он. — Отвоевал им сегодня старую лаву. Обещали полтора цикла дать. И дадут! Может, к ним пройдете, Павел Гордеевич?
Рогов поднялся в лаву.
Черепанов сразу пожаловался Рогову на Хмельченко, которого он вызвал на соревнование.
— Он у меня прямо инициативу из рук выхватывает — до всего ему дело. Сегодня пришел — вижу, недоволен. Покрутил головой и целую лекцию закатил. «Косолапые, — говорит, — вы стригунки! Я вас как учил скважины бурить? Чтобы после отпалки уголек аккуратно ложился у забоя, а не выстреливал черт-те куда!» А потом насчет крепления, а потом за инструмент опять ругал. Наказал всей бригаде после смены притти к нему на квартиру — сам покажет, как топоры и пилы заправлять.
Черепанов рассказал все это немного недовольным тоном, но Рогову сразу стало ясно, что парень совершенно спокоен и за бригаду и за работу. Люди нашли свое место. Черепанов же не мог остановиться и все обличал Хмельченко:
— Вчера явился к нам в общежитие. Сидел, сидел. Мы собрались в клуб сходить, а он говорит: «Ладно, успеете». Вытащил из кармана книжку про одного летчика, как он был в тылу у немцев, и подает мне. «Хотел, — говорит, — про шахтеров принести, да не нашел. Читай это». А ребятам наказал: «Не дышите!» Ну, я читал часа два, а хлопцы, и верно, не дышали. Потом поругались.
— С кем? — удивился Рогов.
— Да с ним же, с Хмельченко. Прочитали половину, а он встал и требует книжку обратно. Мы просим ее на ночь, а он уперся: «При мне, — говорит, — будете читать, так вернее».
Черепанов вдруг обернулся и крикнул по направлению к верхним уступам:
— Юрка, вы скоро там?
— Кончаем, — отозвался Юрка. — Сейчас палить будем!
Рогова порадовал порядок в лаве: ни суетни, ни криков, лес запасен, полочки из горбылей настланы, печь порожняя — все подготовлено к приему угля.
Черепанов, очевидно, все время ждал, что скажет обо всем этом инженер, но Рогов смолчал и только, прощаясь, крепче обычного пожал руку бригадиру.
Около диспетчерской Рогов опять встретился с Дубинцевым.
— Все хорошо идет, Павел Гордеевич, — сообщил он торопливо. — Беспокоит меня только тридцать первая, где Деренков. Пришлось подчиниться Очередько — может, сойдет?
Рогов не успел ответить, потому что из диспетчерской его окликнул дежурный. Оказывается, парторг уже несколько раз звонил в шахту, разыскивая инженера.
— Ну вот, нашлась бабушкина потеря, — засмеялся в телефон Бондарчук и неожиданно сухим тоном добавил: — Явись немедленно!
