— А чего же вас черти носят, когда добрые люди спят? — звонко спросил Еремкин.
— О вас беспокоимся, — ответил Брендин.
— О нас нечего беспокоиться, мы сами можем о себе побеспокоиться, — отозвался Марунин.
— Ну вот что, товарищи, — решительно сказал Брендин, став ногой на борт лодки, — побаловали — и хватит! Теперь пошли в шалаш.
— Мы там ничего не забыли, — с ехидством ответил Еремкин.
— А я думаю, что забыли, — сказал Захар, заходя с другого борта. — Комсомольскую честь забыли…
— Сам забывал — ничего, а вот мы забыли — плохо! Что-то не вяжется у тебя, Жернаков!
— Да, забывал, но вовремя спохватился. И по-товарищески советую вам тоже вернуться.
Еремкин угрожающе встал.
— Так вы что, пришли агитировать нас или арестовывать? А если мы вам морды набьем?
— Ну, ты не шебарши, Оська, — одернул его кто-то в лодке.
— Мы пришли поговорить с вами по-хорошему, — спокойно ответил Брендин.
— Слушайте, ребята, — сказал Жернаков, садясь на край лодки, — давайте поговорим, как комсомольцы. Неужели вам не стыдно, а? Неужели вам не понятно, как вы мараете честь Ленинграда?
— Ну ладно, говорить так говорить! — Марунин решительно поднялся, прошел к носу лодки и сел на переднюю банку против Брендина и Захара. — Сядь, Брендин, драться не буду.
— А ты думал, я боюсь?
— Ну, тем и лучше. Ты неплохой парень, Жернаков, и давай поговорим честно. Да, мы из Ленинграда, колыбели революции, — продолжал он. — Мой отец у Смольного дрался, понятно? Я потомственный рабочий. Но вы можете понять, что нам, людям со средним образованием, — все мы закончили рабфак, а некоторые учатся в вечерних институтах, да к тому же имеем пятый и шестой разряды, — вы можете понять, что нам тут делать нечего? Там, на заводах, не хватает специалистов, а мы тут должны копаться в земле, когда этими руками машины можно делать! А кроме того, скоро начнется учебный год. Если мы вовремя не приедем, нас исключат.
— Так за каким же чертом вы тогда ехали сюда? — раздраженно спросил Брендин.
— Вот в этом все и дело, товарищ бригадир! Нас обманули. Нам что говорили? Работать будете по специальности, зимой продолжать образование. Ничего этого нет — сами видите, и не скоро будет. А как вы считаете, должны мы думать о своем будущем? Да и потом же, вы видите, когда мы уходим? Мы подготовили вам жилье, а теперь не мешайте, нам тоже не сладко.
Марунин умолк, молчали и Брендин с Захаром. О корму лодки с хлюпаньем бились зыбучие волны, ее подбрасывало. Месяц то выглядывал из туч, и тогда лица ребят казались бледными, усталыми, то скрывался, и лица становились мрачными, суровыми.
— И что же, в этот шторм пуститесь? — спросил Захар, кивнув на озеро.
— Будем держаться берега. А нет — переедем на ту сторону, переждем шторм в тайге.
— У вас мотор? Где взяли?
— Сами сконструировали. Нашли в деревне заброшенную веялку, ну и перетаскали постепенно из нее все части. А гребной винт выстругали из березы и жестью обили.
— Как идет? Пробовали?
— Ничего ходит, если хорошо крутить рукоятку. Прошлой ночью испытали. Да вот стопорный болтик от рукоятки потерялся, из-за него и задержались, а то бы вы нас тут не накрыли.
— Слушайте, братва, — обратился Захар к ленинградцам. — Давайте вот так договоримся. До Хабаровска почти четыреста километров, и пускаться на такой душегубке в бурю дело гиблое, поймите! Бросьте вы эту затею и возвращайтесь в шалаш. О том, что вы хотели бежать, мы никому не скажем. Но зато я вот что вам обещаю: завтра пойду в партком, к Бутину, и постараюсь его убедить, чтобы вас отпустили по-хорошему в связи с тем, что строительство шалашей заканчивается. Есть у вас документы, что вы учитесь в вечерних институтах?
— Есть у меня и Карасева… Я ведь на третьем курсе, — сказал Марунин устало.
— Наверное, вас могут отпустить, — продолжал Захар. — Даже из армии в таких случаях демобилизуют досрочно. А если не отпустят, то напишут, чтобы вас считали как во временном отъезде. В крайнем случае, если Бутин не решит, напишем в крайком. Ну, а уж если вообще не отпустят, то будем всей бригадой добиваться, чтобы вам дали работу по специальности. Есть же лесозавод, кирпичный строится, автобаза создается, временная электростанция скоро начнет работать… В самом деле, подумайте, на кой черт вам рисковать жизнью и марать свою совесть? По себе знаю, как потом муторно бывает. Я и то насилу оклемался после побега… Ну хорошо, допустим, все обойдется благополучно. Но приедете вы в Ленинград, а уж там будут письма — и в горкоме комсомола, и на работе, и там, где учитесь, — что вы дезертиры… Так что смотрите, я вам по-товарищески советую — оставайтесь!
— Правильно говорит Жернаков, — угрюмо подтвердил Брендин. — Ваша затея — просто ребячество. Хотя вы и считаете себя очень грамотными, а не подумали, чем это может окончиться!
— Ну, вот что, — поднялся Еремкин. — Вы нам зубы не заговаривайте. Давайте, ребята, отчаливать, рукоятку я застопорил гвоздем.
— Да подожди ты, не верещи! — отмахнулся от него Марунин. — Слушай, Жернаков, дай честное комсомольское, что пойдешь завтра к Бутину! Откровенно говоря, мы сами думали так поступить: по-честному просить, чтобы нас либо отпустили на учебу, либо перевели по специальности, а мы бы заочно стали учиться. Но как-то увлеклись все этой идеей — бежать, так и пошли по инерции.
— Даю честное слово — все выполню! — заверил Захар.
Марунин решительно обернулся к своим.
— Я, братцы, пас. И вам не советую. Нужно действовать иначе. Они правы, — кивнул он на Брендина и Захара.
— А в самом деле, на черта рисковать? — отозвался Крамсков. — Да еще лодка течет. И фарватера не знаем. Потонем все к чертовой бабушке! Айда, ребята, а то завтра рано вставать.
В лодке закопошились.
— Тише вы, перевернете! — крикнул кто-то.
Постепенно все сошли на берег, снесли пожитки; в лодке остались только Еремкин и Скобелевский. Они о чем-то перешептывались.
— Ну, а вы? — спросил Захар.
— Двинем одни! — решительно отозвался Еремкин.
Захар обратился к остальным:
— Ребята, да повлияйте на них! Какого черта они дурака валяют, потонут же сразу! На Амуре такой бар бьет в косу, что даже на катере опасно выходить.
— А ну, Оська, и ты, Шурка, давайте на берег! — повелительно приказал Марунин. — Лодка не ваша, нужно ее вернуть.
— Отталкивайся, Оська! — крикнул Скобелевский и опустил весло в воду.
— Ах, вы вот как?! — Марунин прыгнул в воду, ухватился за нос лодки.
Еремкин и Скобелевский изо всех сил упирались веслами в дно, стараясь оттолкнуться от берега.
— Отойди, ударю! — Еремкин угрожающе поднял весло.
Но на помощь Марунину бросились все, кто был на берегу.
— Тащи, р-р-раз! — скомандовал Марунин.
Несколько рук дружно вытащили лодку. От сильного рывка Скобелевский взмахнул руками, плюхнулся с кормы в воду.
Марунин в один миг очутился в лодке, ловким ударом двинул Еремкина в скулу, и тот полетел за борт вслед за Скобелевским.
— Что вы делаете! — закричал Брендин и кинулся туда, где барахтался Еремкин. Схватив его за шиворот, как котенка, выволок на берег.
— Я тебе припомню это, гад!.. — отплевываясь и стряхивая воду, грозился Еремкин, исподлобья поглядывая на Марунина.
— Что ты сказал? А ну, повтори! — Марунин медленно подошел к нему.
Не успели Брендин и Захар опомниться, как Марунин снова сбил с ног Еремкина.
— Да вы прекратите или нет? — засучивая рукава рубашки, заорал Брендин и медведем двинулся на них.
— Ничего, товарищ бригадир, — стараясь успокоиться, сказал Марунин, потирая ушибленный кулак. — Это я ему за все отплатил. В том, что мы собирались бежать, половина его вины: это он замутил нам мозги. И лодку он украл! Примазался к нам, гад, за друга выдавал себя!
На следующее утро была ветреная, пасмурная погода, накрапывал дождь.
Захар отпросился у прораба, чтобы пойти в Пермское. Он собрался в партком к Бутину — поговорить о Марунине и его товарищах.
Захар пошел не по лесной дороге, где были непролазная грязь, а по релке, вдоль берега Силинского озера.
Гнетущую картину являли собой в ту пору и поредевшая от вырубок тайга, и посеревшая унылая ширь озера со вздыбленными гребнями волн, и темная, видимая лишь снизу до половины стена подножья правобережных сопок, и над всем этим — низкий глухой полог свинцовых туч. Повсюду только одни краски — грязно-серые, и нигде ни малейшего просвета! То ли эта унылая непогодь, предвещающая близкую зиму, то ли тревожная ночь — он так и не смог уснуть до рассвета, думая о беглецах, — но что-то угнетало Захара, нагоняло на него тоску.
Через полчаса тропинка привела его к обширной болотистой низине. Отсюда до села уже змеилась дорога-лежневка, недавно проложенная комсомольцами. В низине белели круглые зонты на высоких ножках; под ними у теодолитов работали геодезисты.
